Евгений Салиас - Экзотики

«А вѣдь собственно онъ и впрямь un bon garèon, — думалъ графъ. — Другой бы заставилъ себя сѣчь, хоть по десяти разъ въ году, а на поединокъ бы не вышелъ. Вотъ и дѣлай тогда, что хочешь! А до суда никто не довелъ бы»…

Между тѣмъ, герцогъ, принятый юной баронессой Вертгеймъ, вслѣдствіе болѣзни матери, торжественно заявилъ, рисуясь и позируя предъ молодой дѣвушкой:

— Пожелаете ли вы, баронесса, осчастливить меня и стать грандессой и герцогиней д'Оканья, д'Оріуэла, Де Лось Эласъ, дель Кастильо Вьехо и де ла Mancha?

На третій день, въ нумеръ, гдѣ остановился Рудокоповъ съ Клэреттой, постучали, и на слово: «Entrez», въ комнатѣ появилась Эми.

Рудокоповъ вскрикнулъ. Клэретта оторопѣла, потерялась и, вскочивъ съ мѣста, стояла какъ истуканъ.

— Зачѣмъ?! Любовь Борисовна! Зачѣмъ? — воскликнулъ онъ.

— Я пришла въ гости въ будущей госпожѣ Рудокоповой, отвѣтила Эми, и, подойдя въ Клэреттѣ, она протянула ей руку.

— Я видѣла васъ обоихъ издали вчера, въ аллеѣ Coustous, и рѣшила… — заговорила Эми по-русски, весело глядя въ смущенное лицо доктора. — И я не ошиблась. Да. Я ее такой воображала. Я не думала, что она такая же маленькая, какъ и я. Но ея лицо, ея глаза я будто предугадала… Да. Не бойтесь, Адріанъ Николаевичъ… Рѣшайтесь… Въ этихъ милыхъ глазахъ я вижу ваше будущее счастье.

Рудокоповъ стоялъ молча, взволнованный, тронутый голосомъ и словами Эми. Она повторяла буквально то, что онъ часто думалъ.

«Залогъ счастья, это — ея глаза, ихъ отвѣтъ, ихъ правда».

Клэретта, прійдя въ себя, конфузливо спросила доктора:

— C'est mademoiselle Aimée?

— Да… Это я… Я хотѣла васъ видѣть и съ вами познакомиться… Мы обѣ любимъ доктора. Я — какъ стараго друга, вы… иначе. Скажите, вы много его любите?

— Oh, oui! — произнесла Клэретта и, покраснѣвъ, опустила глаза.

— И вы не требуете, чтобы онъ на васъ женился?

— Какъ можно! — вскрикнула эта. — Развѣ я могу быть его женой? Нѣтъ, мы и такъ проживемъ. Лишь бы онъ меня не бросилъ.

И у Клэретты появились слезы на глазахъ.

Эми усадила ее, подсѣла въ ней и, обнявъ, поцѣловала. Получивъ пылкій поцѣлуй въ отвѣтъ, она стала разспрашивать ее. Давно ли она съ Рудокоповымъ? Была ли когда кѣмъ-либо увлечена? Вѣритъ ли, что и онъ ее любитъ глубоко?

Клэретта отвѣчала на все просто, но на послѣдній вопросъ отвѣтила:

— Не знаю, — и тотчасъ же слезы полились по лицу ея.

Появленіе русской «demoiselle», о которой она много слыхала отъ Рудокопова, ее крайне взволновало; будто чутьемъ узнала она, что этотъ неожиданный визитъ важенъ, будетъ имѣть огромное вліяніе на ихъ отношенія.

— Это дорогія слезы, Адріанъ Николаевичъ. Не заставляйте ихъ литься даромъ, — заговорила Эми съ чувствомъ. — Я насквозь ее вижу и скажу: при другомъ положеніи она не будетъ отвѣчать слезами на то, что я у нея спросила. Это даже грѣхъ… Не мудрствуйте лукаво. Не ошибитесь. По отношенію ко мнѣ вы ошиблись. Я васъ не попрекаю. Но я васъ, какъ друга, какъ человѣка, котораго люблю съ дѣтства, умоляю… Не прозѣвайте свое счастье. Чего вы хотите?.. Вы нигдѣ не найдете никогда то, что я вижу у нея въ глазахъ.

И поглядѣвъ пристально въ лицо Клэретты, Эми прибавила:

— Удивительные глаза. Ангельскіе. Что жъ, не правда ли?

— Именно, — глухо отозвался Рудокоповъ. — Въ нихъ самихъ — много правды! Той, которой такъ мало на свѣтѣ!

Наступило молчаніе и продолжалось нѣсколько мгновеній. Эми думала о себѣ, о прошломъ… о настоящемъ. Рудокоповъ, сильно взволнованный, тушилъ въ себѣ послѣдній взрывъ сомнѣнія и боязни.

— Адріанъ Николаевичъ! Бойтесь, когда-нибудь, вспоминая о Клэреттѣ, жениться на… Соколинской, — подавленнымъ голосомъ произнесла Эми, какъ бы стыдясь своего признанія.

Докторъ вскочилъ съ мѣста и, взявъ руки Эми, началъ цѣловать ихъ…

— Въ иныхъ дѣлахъ нуженъ толчокъ извнѣ, хоть легкій, но извнѣ! — воскликнулъ онъ.

— Да. Я знаю… Я на это разсчитывала, ради этого сюда пришла.

— Спасибо вамъ… Я давно борюсь съ собой! — горячо заговорилъ докторъ. — Вѣдь между Клэреттой и мной не было да и теперь какъ бы нѣтъ ничего общаго… Она не знаетъ Россіи, не знаетъ и не понимаетъ интересовъ моей жизни, не можетъ понять, что меня волнуетъ, радуетъ или озлобляетъ. Для нея книга — что-то особенное… Вы знаете ли, что она боится книгъ… Въ руки не беретъ… Разъ сто она сказала, что у нея одно горе, одна забота — какъ бы я не свихнулся отъ того, что все читаю.

— И она права! Сто разъ права! — воскликнула вдругъ. Эми. — Вы уже давно отъ книгъ свихнулись. Но только теперь она, Клэретта, васъ вылечитъ… Уже теперь она оказывается сильнѣе вашихъ книгъ. Вы говорите, что между вами нѣтъ ничего общаго… Ахъ, шутникъ вы, Адріанъ Николаевичъ! За что же вы полюбили ее, любите, привязали ее въ себѣ и себя въ ней… За что?.. Почему?

— Не знаю… Или знаю, да сказать стыдно, — усмѣхнулся Рудокоповъ. — Вамъ, пожалуй, скажу… Я люблю ее много, очень много… даже выразить не могу, какъ и насколько… Такъ и настолько, какъ можетъ любить человѣкъ, который въ мои годы не только никогда не любилъ, но отрицалъ любовь, считалъ это блажью, выдумкой или комедіей… Я признавалъ только, что люди хотятъ облагородить нѣчто существующее, скотское, замаскировавъ или одѣвъ это нѣчто въ костюмъ и назвавъ это любовью. Я повторялъ выраженіе умнаго французскаго писателя, сказавшаго: «L'amour est l'échange de deux fantaisies, et le contact de deux épidermes». Я предполагалъ, что прежде всего нужно, чтобъ мужчина и женщина были товарищами во всемъ, имѣли одного сорта мозги подъ черепами. Оказывается, что это вздоръ. Барышня, которой я увлекся въ двадцать-три года, потому что она занималась въ Цюрихѣ, увлекалась медициной, и съ которой мы начали вмѣстѣ препарировать трупы, могла быть моимъ товарищемъ во всемъ. Мозгъ ея, помню, былъ родственникомъ моему… А чѣмъ же кончилось?.. Мы и теперь друзья. Но полюбить ее, какъ я полюбилъ безграмотную Клэретту… это… это… и выразить нельзя. — И Рудокоповъ разсмѣялся.

— Обѣщали бы мнѣ разрѣшеніе всѣхъ вопросовъ бытія и вѣчную жизнь за гробомъ, то и тогда я мою цюрихскую докторшу не полюбилъ бы… потому что оно… было… невозможно… противоестественно, смѣхотворно.

— Этого вамъ обѣщать никто не можетъ. А вотъ вы, Адріанъ Николаевичъ, обѣщайте мнѣ… выхватить изъ моря житейскаго — «щепочку». Не хорошо, если я была въ гостяхъ у любовницы друга! — лукаво улыбаясь, прибавила вдругъ Эми.

— Clairette! Знаешь, что говоритъ mamzelle Скритицына? — воскликнулъ Рудокоповъ. — Она требуетъ, чтобы мы вѣнчались.

Клэретта замотала головой и тихо отозвалась, глядя на Эми:

— Я недостойна этого… Il m'а trouvée dans un ruisseau!

Эми не знала этой шаблонной фразы, но поняла смыслъ.

— Неправда, милая, ты не знаешь, что говоришь… Sur le pavé de Paris. Это правда. Но вѣдь и червонцы попадаются на мостовой.