Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 1856–1859 гг. Альберт

Въ это время Албертъ, льстиво улыбаясь, нетвердыми шагами вошелъ въ комнату, видимо желая сказать что-то. Зам ѣтивъ разгоряченное лицо и жестъ художника и зам ѣшательство хозяина, онъ пріостановился и, решительно не понимая ни слова из того, что говорили, сталъ покорно, одобрительно и н ѣсколько глупо улыбаться.

– Да, – продолжалъ художникъ, горячась бол ѣе и бол ѣе, – вы можете приводить его къ себ ѣ, смотр ѣть на него какъ на р ѣдкость, давать ему деньги, благод ѣтельствовать, однимъ словомъ унижать, какъ хотите, а все таки онъ былъ и есть и будетъ неизм ѣримо выше вс ѣхъ насъ. Мы рабы, а онъ Царь. Онъ одинъ свободенъ и счастливь, потому что одинъ слушаетъ только голосъ Бога, который постоянно призываетъ его на служеніе красоты – однаго несомн ѣннаго блага въ мір ѣ. Онъ льститъ и унижается передъ нами; но это потому, что онъ неизм ѣримо выше насъ. – Лесть и униженіе для него одинъ выходъ изъ той путаницы жизни, которой онъ знать не хочетъ. Онъ унижается и льститъ, какъ тотъ, который говоритъ: бей меня, только выслушай. Ему нужно вдохновенье, и гд ѣбы онъ ни черпалъ его – оно есть у него. Ему нужны рабы, и они есть у него – мы его рабы. Мало того, что онъ счастливъ, онъ одинъ добръ истинно. Онъ вс ѣхъ одинаково любитъ, или одинаково презираетъ – что все равно, а служитъ только тому, что вложено въ него свыше. А мы что? Мы не только другихъ не любимъ, а кто изъ насъ не дуракъ, такъ тотъ и себя не любитъ. Я самъ себ ѣгадокъ и ты тоже, и вс ѣмы! Кто изъ насъ знаетъ, чтò должно? Никто. А онъ знаетъ и не сомн ѣвается, – говорилъ художникъ, горячась все больше и больше.

Албертъ не спускалъ съ него глазъ и счастливо улыбался.

– Не могу понять, почему тотъ артистъ, который воняетъ, лучше того, который не воняетъ, – холодно сказалъ Аленинъ и отвернулся.

– Не лучше, а достоинъ любви, высокаго сожал ѣнія и почтенія. Искуство – высочайшее проявленіе могущества въ челов ѣк ѣ. Оно – не игрушка, не средство для денегъ и репутацiи, оно дается избраннымъ. Оно поднимаетъ избранника на такую непривычную челов ѣку высоту, на которой голова кружится и трудно удержаться здравымъ. Искуство есть сл ѣдствіе неестественнаго напряженія порывовъ, борьбы. Борьба съ Богомъ, вотъ что такое искуство – да. Одинъ офицеръ говорилъ мн ѣ, что н ѣтъ Севастопольскихъ героевъ, потому что вс ѣгерои лежатъ тамъ на кладбищ ѣ. И тутъ, и въ искуств ѣесть на одно[го] уц ѣл ѣвшаго сотни гибнущихъ героевъ, и судьба ихъ та же. – Вотъ они, эти погибшіе герои! отдавшіеся вс ѣсвоему служенію. Вотъ онъ! Такъ не клеветать его, не сомн ѣваться въ немъ, не давать ему милостыню, а любить его и плакать надъ нимъ надо! Вы не сопьетесь, небось, вы книжку объ искуств ѣнапишете и камергеромъ будете, – заключилъ онъ, обращаясь снова къ Аленину.

– Зач ѣмъ же личности, – остановилъ его Делесовъ, какъ хозяинъ дома, незнавшій, какъ замять этотъ разговоръ.

– Да, презирайте его, унижайте, – продолжалъ художникъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ, – вотъ онъ оборванный, пьяный, голодный; а изъ вс ѣхъ насъ онъ лучшій, онъ любимъ, онъ любитъ, онъ отдался не себ ѣ, отъ этаго онъ и сумашедшій. Да.

Албертъ съ невыразимымъ блаженствомъ слушалъ художника, хотя совс ѣмъ не понималъ его р ѣчь. Слезы вдругъ хлынули въ глаза художнику, онъ подавилъ рыданье и отвернулся.

– Вы славный челов ѣкъ! – сказалъ вдругъ Албертъ и неожиданно поц ѣловалъ художника въ щеку.

– Убирайтесь! Я вид ѣть его не могу, – проговорилъ художникъ и торопливо вышелъ въ другую комнату.

Между гостями произошло смятеніе. Почтенный гость Аленинъ былъ обиженъ и старался скрыть это. Хозяинъ дома не зналъ, что д ѣлать. – Въ первую минуту слова Нехлюдова тронули его; но скоро онъ вспомнилъ свою обязанность хозяина дома и, проклиная и Алберта, и Нехлюдова съ его запальчивостью, подс ѣлъ къ почтенному гостю и повелъ разговоръ о общихъ знакомыхъ; но Аленинъ не слушалъ его и, не дождавшись ужина, взялъ шапку и поднялся. Несмотря на уговариванья Делесова, онъ весьма холодно пожалъ ему руку, особенно учтиво, проходя гостиную, включилъ въ одинъ поклонъ Алберта и Нехлюдова и вышелъ. Остальные гости, посид ѣвъ немного, тоже скоро разъ ѣхались. Албертъ, над ѣвъ свою альмавиву, поплелся за ними. Делесовъ и не подумалъ его удерживать, такъ его занимала и мучала непріятность Нехлюдова съ Аленинымъ, происшедшая у него въ дом ѣ.

Оставшись одинъ, онъ долго ходилъ по комнат ѣ, досадуя на Нехлюдова. Было множество мелкихъ соображеній, по которымъ это д ѣло было ему крайне непріятно. И знакомства Аленина, и толки, и положеніе въ св ѣт ѣ, притомъ онъ с ѣдой, им ѣетъ такую изв ѣстность, сд ѣлалъ мн ѣособую честь, исключеніе, прі ѣхавъ ко мн ѣ, и вдругъ такая исторія. Да просто нехорошо! Впрочемъ Нехлюдовъ хорошо говорилъ, думалъ онъ. Да зач ѣмъ же грубо-то, вотъ что. Вс ѣэти господа такіе. И снова онъ повторялъ въ памяти споръ Аленина съ Нехлюдовым и воображалъ, какъ бы это вовсе не могло случиться и какъ бы онъ могъ противуд ѣйствовать этому, сказав то-то и то-то и получивъ въ отв ѣтъ то-то и то-то. – Потомъ онъ сталъ думать о томъ, какъ замять это д ѣло, и посл ѣдолгихъ соображеній р ѣшилъ завтра ѣхать къ одной дам ѣ, которая очень дружна съ Аленинымъ, а потомъ н ѣсколько разъ сряду быть на его музыкальномъ вечер ѣ. —

– Гд ѣ-то нашъ Н ѣмецъ ночевать будетъ? – сказалъ Захаръ, разд ѣвая барина: – даже жаль стало, какъ вс ѣгоспода с ѣли по каретамъ, а онъ по морозцу въ своей епанч ѣп ѣшечкомъ поплелся.

– А холодно на двор ѣ? – спросилъ Делесовъ. Ему завтра надо было много ѣздить.

– Страшный морозъ, Дмитрій Иванычъ. – Скоро еще дровъ купить надо....

Албертъ въ это время, спрятавъ голову въ плечи, б ѣжалъ по направленію къ Анн ѣИвановн ѣ, гд ѣонъ над ѣялся переночевать нынче.

– Очень, очень хорошо говорилъ, – разсуждалъ онъ самъ съ собою. – Обо мн ѣговорилъ, я понялъ, сейчасъ понялъ. – Горячій молодой челов ѣкъ и аристократъ, это видно. Я, когда мы выходили, поц ѣловалъ его. Онъ очень, очень мн ѣпонравился. Да и хозяинъ славный, славный, угостилъ, такъ что даже совс ѣмъ не холодно. Хорошо, что онъ меня не удерживалъ. Я ужъ не могу, только ему непріятно бы было, – разсуждалъ онъ, все ускоряя и ускоряя шагъ и засунувъ руки въ карманы, локтями закутывая свой плащъ. – Теперь Анна Ивановна, в ѣрно есть гости, опять я поиграю имъ, танцовать будемъ, будемъ веселиться!....

Съ такими мыслями онъ доб ѣжалъ до Анны Ивановны, калитка была отперта, н ѣсколько саней стояло около нея, и изъ с ѣней падалъ св ѣтъ на сн ѣгъ двора. – Такъ и есть, еще есть гости, – подумалъ онъ и постучался. Лицо Анны Ивановны высунулось изъ-за р ѣшетки.

– А – это вы, Албертъ!

– Я, моя прелестница, – отв ѣчалъ онъ, улыбаясь.

– Колосовъ тутъ, идите! – отв ѣчала Анна Ивановна, съ озабоченнымъ видомъ оглядываясь назадъ и не отв ѣчая на улыбку Алберта. Колосовъ былъ изв ѣстный петербургской богачъ. Албертъ понялъ, что нельзя, пожалъ плечами и еще разъ улыбнулся.