Георгий Гребенщиков - Былина о Микуле Буяновиче

— Ломайте окно… Окно ломайте! — загремел за ставнями зычный голос.

Бросив ружье Вавила схватился за ружье и замер с ним в углу, совсем растерянный.

— Ага! Вот кого ты привела… Во-от как, — прошептал он. — Ну, смотрите… Я живым не дамся!

А просвирня выскочила в сени, радостно вопя:

— Батюшки!.. Спасите!.. Вот Господь послал кого-то. — и, отворивши ворота, впустила неожиданных спасителей.

Вавила стал в угол горницы возле печки и, направляя ружье то в оно, то в дверь, задыхаясь повторял:

— Во как… Значит, вправду шайка… Как же я… Дурак я… Не ходи-и — убью!.. Стрелять буду! — заорал он в страхе.

Но дверь открылась. Запушенный снегом, в наряде жандармского офицера, с револьвером в руках, первым появился Матвей Бочкарь.

— А-а!.. — протянул он с ехидством. — Вот ты как спасаешься. Вот, как Богу молишься!.. А ну — стреляй!

Вавила опустил ружье и промямлил:

— Ваша честь… Я думал грабители… Помилуйте настолько!..

Обернувшись к незакрытой двери, Матвей крикнул:

— Урядник!.. Вводи сюда арестантов… Сейчас зачну допрос снимать, — и, подойдя к Вавилу, отнял у него ружье. — Ишь ты, богомольник… Баб своих тут по ночам увечишь?.. Душеспасительная должность — нечего сказать!

Вавила опустил руки, обвис, ссутулился и заморгал острыми глубоко посаженными глазами. Не то это во сне ему привиделось, не то умом рехнулся, потому что было непонятно все, что видел он перед собою.

Урядник ввел Ваську Слесаря и Стратилатовну, которых приютил этим летом у себя на смолокурне Вавила. И почему-то вместе с ними приставская барыня, наложница ли, тоже в ручных кандалах. Все синие от холода, продрогшие, но без видимой печали на лицах. Кое-кто даже улыбался.

— Ну, проходи, проходи! — крикнул Митька Калюшкин, поправляя отлипшую в дороге бороденку. Над ней-то и смеялись, не могли сдержаться, закованные в кандалы Васька и Стратилатовна.

Потом, этот же урядник Митька, увидав просвирню, неожиданно для Вавилы удивился:

— Да ты… откуда тут?.. Проходи. Дверь-то запри… Мы и так замерзли.

И жандарм спросил же ее:

— Да ты… и впрямь… на помеле штоль прилетела? Эк, осовела! Доносить на меня пришла?

Совсем все спуталось у Вавилы. Да и просвирня, протирая глаза, подошла к ним и, заглядывая всем поочередно в глаза, потеряла всякое соображение.

— Ну, што уставилась?.. — коротко спросил ее Матвей. — Ты думала, што я и впрямь разбойник?..

Вошла Лимпея, а за ней Корнил. Они даже забыли затворить за собой двери, смотрели и ничего не могли сказать.

А Матвей, увидев Лимпею, долго не мог оторвать от нее взгляда. Потом сел возле стола, осмотрел всех и сказал с фальшивой строгостью:

— Ну-ну!.. Значит, мы в гостях в этой самой медвежьей берлоге. Т-так… Сейчас допрос снимать зачнем, — и опять взглянул на Лимпею. — А это значит — та самая красотка, коя всем на зависть мужикам. Н-да… Слыхал я о тебе, красотка… Слыхал, и даже видеть тебя мне доводилось… Н-да… — и, не имея сил овладеть собою под строгим испытующим или ревнивым взглядом двух красавиц, повернулся к Корнилу. — А ты, значит, — наследник своего богатого родителя. Што ж ты экой заморышек? Душу, знать, спасаешь? О тятенькиных грехах Богу молишься, а? — и заговорил Матвей совсем неподходяще жандармскому начальнику, — А ну-ка, будь другом, облокись-ка потеплее да пойди на опушку, ямщиков смени, коней покарауль. Ямщикам же скажи, што я дозволяю им погреться. Да поживее! Нечего на батьку-то поглядывать. Я тебе велю! Я — жандармский господин полковник. Ну?..

Вавила понял что-то и поспешно сказал сыну:

— Беги, беги скорее!.. Да, лошадей-то распрягчи бы надо, покормить? Дорога-то к нам больно убродистая…

— Да, никакой к тебе дороги нету! — укорил его Матвей. — С версту еле ноги протащили по лесу. Што же это у те дороги не пророблены?

— Помилуйте, ваша честь, пророблена дорога, только снегом занесло, — угодливо сказал Вавила. — Сами уже с неделю никуда не ездим. Так што занесло.

Корнил, поспешно надев шапку и шубу, подпоясался на ходу и вышел.

Вавила уже бодрей сказал ему вдогонку:

— Пусть лошадей-то выпрягут да во двор поставят. К сену.

— Ну, нет, брат, ты не распоряжайся! — крикнул на него Матвей. — Нам здесь гостить не доводится.

— Тогда, может, туда сенца отнести? — спросил Вавила. — Скотина, ведь, не скажет, а дорога, говорю, тяжелая…

— Ступай, ступай! — прервал его Матвей, выталкивая из избы Корнила. — Ямщиков смени и вся тут. Главное, коней покарауль, пока ямщики погреются, а мы тут дело сделаем… Лошади не издохнут.

Робко оглядываясь, Корнил вышел.

А Вавила еще мягче, еще гостеприимнее спросил у лже-начальника:

— А какое дело-то, позвольте, ваша честь, спросить?

Матвей не ответил ему, а повернулся к просвирне.

— Што, тетка, заегозила? — злобно ухмыльнулся он, — Погоди, дойдет черед и до тебя. Всех здешних я повыловлю… И до попа твоего доберусь… Не доведется ему под престолом в церковном алтаре деньги фальшивые прятать…

— Господи, помилуй! — перекрестилась Августа Петровна.

Лимпея перевела тревожный взгляд на свекра.

— Эй, молодуха, не подмигивай свекру своему… Все равно и на тебя надену кандалы, ежели не скажешь мне всю правду… Давно я до тебя, красавица, добираюсь!

Лимпея посмотрела на просвирню.

— Какую же правду? Я не знаю никакой правды, — надменно сказала она низким голосом и косо, прищурено взглянула на Анисью.

— А ты, ваша честь, вот тетку эту поспрашай, — вмешался Вавила, — Она чего-то, про каких-то людей плела тут. Я даже просто, как во сне… Глазам своим не уверяюсь и слухаю, как хворый.

Он посверлил глазами Лимпею и вздрогнул. Так натурально громко и внезапно крикнул ему Васька Слесарь.

— А кто меня подбивал тебе монеты чеканить, а?.. Из-за тебя я вот опять в острог должен пойтить?.. Опять цепями мозоли набивать!

Васька потряс ручными кандалами угрожающе и жутко.

Тут Анисья села на лавку и устало застонала:

— Да, будет, будет!.. Да што же это за такая напасть сегодня? — она, озлобленно посмотрела на Матвея, — Убил бы ты меня скорее што ли!.. Не могу я больше всю эту камедь переносить.

Матвей поежился, смолчал, потом рассердился и продолжил допрос Вавилы:

— А ну-ка, дядя, коли у те нет фальшивых денег — покажи твою казну…

— Казну?.. — спросил Вавила с детской усмешкой. — К-к-ка-кую, стало быть, казну?..

— Ну, деньги золотые и, ежели, которые серебряные тоже…

Вавила почему-то грозно посмотрел на сноху и заговорил развязнее:

— Да какие же у меня серебряные и золотые? — потом повернулся к просвирне. — Это она штоль насказала? Да где ты их видела у меня?.. Я и тебя-то сроду в первый раз в нашем месте увидел…

И заметила Анисья, что плохо повел свою роль Матвей Бочкарь. Не привык разбойничать. Да и не шло ему это занятие. Смел, но неумел.