А. Шерман - Белый яд. Русская наркотическая проза первой трети ХХ века (сборник)

— Следите за ним, — сурово приказал ученый.

Вера Георгиевна долго молчала и, наконец, заговорила:

— Зигзагами вьется поезд — все выше и выше. Кругом бездонные пропасти, вековые леса, глубокие ущелья, сверху горы. Я еду с раджою. Станция. Выходим; сели в коляску. Теперь я в богатой молельне. По стенам идолы: перед самым большим — помост вроде сцены. Невдалеке — раджа. Хлопнул в ладоши. Вышла женщина в полупрозрачной тунике. Подбежала к краю помоста, остановилась. Раджа кивнул головою — музыка, женщина танцует. А! Греческий танец, который я исполняла в Америке… Да это — я! Только я танцую гораздо лучше… Конечно… А может быть, это я во время припадка слабости? Понимаю, что раджа сердится… Что за движение: полное отсутствие грации. Раджа поднял с земли хлыст — зачем это? Я отскочила к идолу — раджа за мною. Ай! — замахнулся… Нет — это не я. Меня он не тронул бы.

Вера Георгиевна вскочила с дивана, открыла глаза, которые были безжизненны, как у лунатика, схватила со стола разрезной нож и стала размахивать им, подвигаясь к окну.

— Aral Испугался? Ты думал, что можешь бить? Поделом.

Танцовщица успокоилась, легла на диван и закрыла глаза.

— Я вырвала хлыст и загнала раджу на самый край помоста. Он вздумал было соскочить с него, но поскользнулся и упал. Изо рта у него хлынула кровь. К нему бросились на помощь.

— Бегу из молельни, выскакиваю на двор. У подъезда — лошадь. Бросаюсь в седло и мчусь по дороге. Погоня — но горы уже близко. О, Боже! Лошадь остановилась, дороги нет, земля рухнула в пропасть, осталась узкая тропинка. Слева — бездна, справа — скалы. Настигают: нет выбора… Вперед… Кружится голова; глаза застилает туман; в ушах звон. Бездна тянет, не могу оторвать от нее глаз: сейчас упаду. Хватаюсь руками за гриву. Лошадь храпит, дрожит, жмется к утесу, едва движется. Мы висим над пропастью. Сзади голос. За мной всадник…. Вдруг его лошадь останавливается, пятится и исчезает. Я спасена — животное и человек в пучине… Тропинка расширяется; почва тверже; лошадь прибавляет шагу: выезжаем на дорогу. Бояться преследования нечего… Я останавливаюсь у ручья. Нагибаюсь, чтобы освежить разгоряченное лицо, и вижу в воде лицо индуски. Хватаюсь за плечо, срываю с него одежду, ищу родимое пятно. Где же оно? Это не я! — Это другая женщина!

— Немедленно разбудите мою жену. Это Бог знает что такое, — испуганным голосом обратился к ученому Николай Львович.

— Сидите спокойно, — взволнованно ответил ученый и взглянул на доктора.

— Вы слышите меня, Вера Георгиевна? Вернитесь в молельню и отыщите раджу.

Балерина долго молчала, потом вдруг с воплем вскочила и бросилась к двери.

— Вот он, на кровати — мертвый!

Вера Георгиевна покачнулась и упала на руки мужа.

— Ого! Я вам говорил, — крикнул Николай Львович.

— Тише, ради Бога, вы ее испугаете.

— Джонс, смотрите — мисс Карецки.

— Где?!

Американцы быстро подошли к магазину, у которого стояла балерина, и раскланялись.

Узнав друзей своих, Вера Георгиевна очень обрадовалась и представила им мужа.

— Рад, что могу лично поблагодарить вас за внимание, оказанное жене в Нью-Йорке.

— Ваша супруга так дивно танцует, что всех нас очаровала. Вы в Париже давно?

— Дня три. Приехала с трупной и сегодня выступаю.

— Как это приятно! Филипс, распорядитесь насчет билетов и пригласите, пожалуйста, раджу.

— Ни за что! Если хотите, приглашайте его сами.

— Ого! И здесь раджа? Какое у вас, однако, обширное знакомство среди индийских князьков!

— Я знаю только одного, с которым знакома и ваша супруга.

— Вера, слышишь? А ты говорила, что твой поклонник умер.

— Джонс, разве раджа здесь? — Я слышала, что мистер Хайбадо скончался.

— Он жив, почти здоров и в настоящее время здесь.

— Ого! Вот тебе и Петр Францевич, а еще ученый.

— Странно, — заметила Вера Георгиевна. — Ну, да это и лучше. Я его так отчитаю, что ему не поздоровится.

— Он-то тебя не побоится. А как бы с тобою чего не случилось. Напустит на тебя опять какую-нибудь лихорадку.

— Разве вы и в России хворали?

— Представьте себе, что по возвращении на родину я совсем не могла танцевать. Каждый вечер мною овладевала такая слабость, что я через силу двигалась по сцене. Однако, прощайте. До вечера мне еще надо отдохнуть. Заходите! Мы остановились в Гранд-Отеле.

— Очень рада вас видеть, почтенный магараджа, а нам сообщили, что вы чуть не умерли, — сказала Вера Георгиевна, входя в гостиную и здороваясь с раджою.

Она с мужем была приглашена мистером Джонсом к обеду.

— Едва жив остался, — ответил индус. — Послушайте, что со мной было. Когда вы уехали из Америки, счастье от меня ушло; я покинул Нью-Йорк и вернулся в Индию. Но вы произвели на меня такое сильное впечатление, что я все время мучился, не видя вас. Чтоб немного утолить свои страданья, я воплотил ваш образ в лице индийской красавицы, имеющей вашу фигуру и некоторое с вами сходство. При помощи грима, по фотографии, которую вы мне дали, я сделал ее похожей на вас и жил, воображая, что вы со мной. Судьба меня за это наказала, и я едва не погиб. Разве другая женщина может быть вами? Разве может она обладать такой грацией и божественным началом, которые вам присущи? Конечно, нет! И вот однажды, во время неумелого исполнения этой женщиной греческого танца, в котором вы так очаровательно передаете страдание любящей, но покинутой женщины, я образумился, понял свое заблуждение и постиг, что земное не может быть небесным. Разве допустимо, чтобы человек смел изображать божество? Кровь бросилась мне в голову. Обезьяну, загримированную божеством, я ударил хлыстом. Она кинулась на меня, я упал и разбился. Смерть долго витала у моего ложа, и только благодаря нашим браминам мне удалось остаться в живых. Я поправился, но сильные головные боли, которые меня преследуют, заставили меня приехать сюда и искать здесь облегчение.

— Наказание вами вполне заслужено, но я-то за что мучилась — не знаю.

— Идемте, господа, кушать, — сказал, входя в гостиную, мистер Джонс.

— Вера, садись поближе ко мне или к мистеру Джонсу, — шепнул Николай Львович жене.

— Мистер Джонс, надеюсь, что я сижу рядом с вами?

— Да, да! Вот сюда, пожалуйста!

Обед, устроенный американцем, был великолепен, и время шло быстро.

Вдруг Вера Георгиевна почувствовала себя дурно и побледнела.

— Что с вами? Выпейте холодной воды, вам будет лучше, — сказал раджа, подавая стакан с водою Вере Георгиевне, которая пересела на диван.

— Я говорил, что он напустил на тебя лихорадку. Послушайте-ка, что вы опять сделали с женой?

— Успокойтесь и не шумите, — сказал Джонс, становясь перед вскочившим со стула Николаем Львовичем.