А. Шерман - Белый яд. Русская наркотическая проза первой трети ХХ века (сборник)

— Я так и думала, — сказала Анна Петровна, взглянув с усмешкой на свою подругу.

— В чем же дело? — нахмурившись, спросил муж.

— Если у вас хватит терпенья минут на пять, я передам, вам мои соображения.

Петр Францевич обвел глазами слушателей и начал:

— Нам предстоит, господа, разобрать следующее обстоятельство: один человек, по воле другого, потерял вдохновение. Возможно это или нет? Раньше, чем ответить на этот вопрос, определим, что такое вдохновение. По индийской науке, вдохновение это такое состояние человека, когда он становится временно обладателем знания, которое выше, чем знание рассудочное. В это состояние человек может впасть или случайно, или по собственной воле, пользуясь воспитанной в себе силой, могущей разбудить и направить к головному мозгу энергию дремлющих впечатлений, скопленных в одном из нервных сплетений, называемых йогами «Лотос Кундалини». Эта энергия направляется, минуя нервы, по пустому каналу, находящемуся внутри спинного мозга. У обыкновенных людей канал этот закрыт, но у людей, обладающих способностью вдохновляться или обладающих мудростью и сверхъестественною силою, он открывается и пропускает ток проснувшихся впечатлений. Злой умысел человека, сила воли которого очень велика, может внушением парализовать у другого человека проводник и лишить его возможности исполнять свое назначение. В данном случае весь вопрос сводится к тому, чтобы лечением вернуть проводнику его свойства. Чтобы не утомлять вас, господа, я говорил сжато, но вы, надеюсь, все поняли?

— Ровно ничего! — вскрикнули обе слушательницы и расхохотались.

Ученый взглянул на них растерянно и тоже рассмеялся.

— Я кое-что понял и, не входя в рассуждение о том, правда это или нет, просил бы вас, глубокоуважаемый Петр Францевич, сказать откровенно, можете вы помочь жене или нет.

Тут есть обстоятельство, которое меня смущает. Ваша жена была лишена вдохновения днем, а припадки слабости делаются с ней вечером. Но если допустить, что наука, существовавшая тысячелетие, не ошибается, то жена ваша могла бы помочь себе сама.

— Сама себе помочь? Вот хорошо-то! Но как? — спросила Вера Георгиевна и придвинулась при этом к ученому.

— Вы можете помочь себе молитвой.

— Молитвой? — разочарованно повторил Николай Львович.

— Я и так молюсь каждый день, — заметила, улыбаясь, Вера Георгиевна.

— Не смейтесь. В то время, как вы начинаете чувствовать приближение упадка сил, начните молиться, и ваше настроение пробудит дремлющую в вас энергию. Если ее будет достаточно, она направится по проводнику-каналу, и он останется открытым. Пробудить сразу большое количество энергии трудно, но, молясь ежедневно в определенное время, вы дойдете до того, что сила проснувшихся впечатлений будет более могущественна, чем внушение, парализующее ее проводник или доступ к нему, и вы поправитесь.

Супруги уехали.

— Неужели вы не знаете другого средства, чтобы помочь Вере? — обратилась к своему другу Анна Петровна.

— Я неоднократно говорил вам, что я не доктор. Во всяком случае, мой совет принесет пользу и заставит подругу вашу на время молитвы забывать индуса. Она им увлечена, и причина болезни в этом. Влияние раджи ослабело бы несомненно, если бы не было поддерживаемо самой Верой Георгиевной. Какая красавица! Трудно к нее не влюбиться.

— Не собираетесь ли вы последовать примеру раджи? Туда же! Стары, милый мой, для этого! Да и счастливы с нею вы не были бы. Вы любите, чтобы за вами ухаживали, чтобы выслушивали ваши непонятные рассуждения и возились бы с вами, как с ребенком. Она на это не способна и не признает сентиментальностей. К тому же, вы скупы и уж очень расчетливы.

— Я?!

— А то кто же? От вас и десяти рублей не выпросишь, а скоро надо портнихе платить.

— Да ведь недавно я заплатил ей что-то много.

— Всего двести рублей по старому счету, а надо еще столько же.

Петр Францевич нахмурился и вышел.

Через несколько минут он вернулся и молча протянул Анне Петровне пачку бумажек.

— Ну вот спасибо, милый, теперь я расплачусь с мелкими долгами, а то они мне надоели.

— А портнихе-то как же?

— Ничего, она подождет; не беспокойтесь. А скажите, зачем вы расспрашивали Веру про Индию? Вы сами ведь ее хорошо знаете?

— Думал, что придется применить непризнанный еще у нас способ лечения… Но, Бог даст, обойдется без этого.

— Ну, очень рада! Как вы хорошо говорили, Петр Францевич, про науку, просто заслушалась вас. Точно музыка. Я все поняла, только стеснялась вам это сказать при других. Очень интересно. Все-то вы знаете: все у вас так просто выходит. Знаете, я вами горжусь. Только у меня одной и есть такой умный друг. Вы настоящий мужчина, а остальные, разве они интересны? Ну, прощайте! Дайте я вас поцелую.

— Я заехала к вам на минутку, Петр Францевич. Простите, что без предупреждений. Совсем измаялась — даже спина заболела. Я уж не говорю про колени — дотронуться больно.

— Я вас не понимаю, Вера Георгиевна.

— Вы же говорили мне, что я должна молиться. Ну, я и молилась и очень усердно.

— И что же?

— Совет ваш мне не помог. Простоишь с час на коленях и делается так больно, что хоть подушки подкладывай. А устанешь так, что спишь потом, как убитая. Прошло уже три недели, и я решилась, не говоря никому ни слова, сама приехать к вам, чтобы просить лечить меня по-другому. Больше молиться я не могу.

— Жалко, что нет вашего мужа. Мы могли бы сговориться, что делать дальше.

— Он-то при чем тут? Сговоритесь со мной, ведь болезнь касается гораздо больше меня, чем его.

— Я думаю применить к вам собственный метод лечения, который, по моим соображениям, должен помочь. Если вы на это согласны, приезжайте сюда с Николаем Львовичем, а я приглашу к этому времени доктора.

— А разве при этом необходимо присутствие мужа? — спросила Вера Георгиевна, взглянув лукаво на ученого.

— При нем я буду спокойнее себя чувствовать. При лечении нужно полнейшее хладнокровие, а когда вы одна, то при взгляде на вас невольно волнуешься.

— Вот как? Ну хорошо! Я приеду к вам с Николаем.

— Ну что, милый Петр Францевич, удалось вам помочь Вере? — спросила Анна Петровна своего друга.

— Пока нет. Необходимо узнать, где раджа.

— Но какую роль может играть он при ее лечении?

— Вы этого, Анна Петровна, все равно не поймете.

— Как не пойму? Разве я так глупа? Вы думаете, что раз вы ученый, то можете говорить дерзости? Еще профессором где то были. Кто это мог вас слушать? Вы так говорите, что никто ничего понять не может, а собрались лечить Веру. Вот она так глупа, что к вам за советами обращается.

— Красивая женщина!

— Еще бы не красивая. Но вы все забываете, что вам скоро сто лет.