Валерий Пономарёв - Нежданно-негаданно [сборник]

На Григория Андрей рассердился всерьез, собрал правление и добился исключения старшего брата из колхоза.

Григорий устроился в соседнем леспромхозе, который вечно не выполнял план, заработки были плохие, и рабочих не хватало. Работающих в леспромхозе из деревни в лесосеки на машине возили, обратно — тоже. А Григорию там еще лучше стало: можно не каждый день на работу ходить, когда с большого похмелья — здесь не выгонят, дружков тут таких достаточно, прижилися они.

С Егором Кузьмичом все время находилась Авдотья, она уже не работала, радостно ей было, что дело у отца на поправку пошло. Она решила, что до конца за отцом ходить станет, у ней уже мыслей не было ехать к Геннадию, хоть и звал шибко. Как это родного отца бросить — бог покарает. Самой, может, так придется. «На веку, как на долгом волоку». И она, как могла, старалась, ухаживала за отцом.

Еще через неделю Егор Кузьмич почувствовал, что легче ему становится, тяжесть с головы сползла и с тела скатилась куда-то к ногам, а потом и с ног ушла. Он ощутил правую руку и ногу тоже, пальцы почувствовал, пошевелил ими — двигаются, руку согнул, лицо пощупал. «Слава богу, отхожу. Кому из-под меня возить охота, да и не по нутру мне эк». Правую ногу в колене согнул, потрогал рукой, язык ощутил — шевелится. «Надо позвать Авдотью», — но получалось: «Адо-Адо». Тяжелый, толстый язык, заплетается, мало ему места во рту, но хоть маячить рукой можно, показать…

Авдотья была на кухне, услышала звуки, вышла торопко, увидела: отец рукой ей маячит, на ногу показывает и произносит: «Во, во», сгибает ногу и руку тоже, отходят, мол.

Радость охватила Авдотью, отец справляется с недугом, так и вставать со временем сможет, двигаться потихоньку, на еду потянет, силы появятся, слава богу.

Вечером заехал Андрей, увидел, что отец осиливает болезнь, на душе легче стало.

Назавтра Егор Кузьмич позвал Авдотью, выговорил слово «стать» и рукой ей помаячил — помоги, дескать.

Авдотья и обрадовалась и испугалась.

— Рано, тятенька, наверно. Тожно повременил бы.

Егор Кузьмич замахал рукой. «Не», — повторил.

Авдотья не посмела противиться, подхватила его за спину, потянула. Егор, упираясь правой рукой, помог ей. Сел. «Ну! Ну!» — сказал, большой палец показал хорошо!

У Авдотьи слезы на глазах выступили. Егор Кузьмич заметил, неприятно ему стало, замахал рукой: «Не, не», — не надо значит.

Авдотья обложила его подушками, посидел, квасу попил, потом лег… доволен… легче.

Вскоре Егор Кузьмич уже сам вставал, пил, ел потихоньку самостоятельно, выговаривал простые, легкопроизносимые слова, что не мог сказать — рукой показывал, или на бумаге калякал — понять можно было.

…Через месяц Егор Кузьмич уже передвигался с костылем по избе и в ограду «выползал».

Уборку закончили, Андрей стал посылать Авдотью к Геннадию.

— Сейчас посвободнее стало, отец уж на ногах, у меня станет жить — поезжай! Да вот-вот Галина с Юркой приедут.

Авдотья не соглашалась, не могла осмелиться, потом ответила: «Как отец скажет — так и будет. Как ведь ему поглянется еще наше намерение».

Когда Андрей стал звать отца к себе и сказал, что надо бы отпустить Авдотью к Геннадию, Егор Кузьмич даже обрадовался.

— Пусть, хорошо, ладно совсем.

— Авдотье говорил: «Еть, еть. Так и надо. Ладно».

Авдотью проводили. Егор Кузьмич говорил: «Эк, эк, ладно».

Андрей перевез отца к себе.

А тут вскоре и Галина с Юркой приехали, — к матери на Волгу заезжали, вот и припоздали. Пришли они домой, когда Андрей был в поле, даже телеграмму не дали, неожиданно любит приезжать Галина.

Егор Кузьмич сидел перед домом на скамеечке, увидел их, вскочил, костыль свой забыл, чуть не упал, подобрал костыль, руки от радости затряслись, слезы на глазах внучонка увидел, прижал его дрожащей рукой, целует, Галину обнял, поцеловал.

— Вот видишь, Юрок, и гости у нас. А что с костылем, дедо?

Письмо Андрея не застало Галину, она уже была на Волге.

— Э-э. Так… немного… пройдет…

Галина поняла, что с Егором Кузьмичом что-то неладно, но вида не подала.

— Пройдет, конечно, пройдет.

Егор Кузьмич все улыбался, гладил по головке Юрку.

— А где наш папа, дедо? — продолжала Галина.

— Поле, поле, там, — махнул рукой Егор Кузьмич, показывая в поля, сияя, радуясь приезду.

— А дедо давно у нас? — спросила, тоже все еще улыбаясь, Галина.

— Живу, живу, уехала Дотья.

Улыбка Галины стала какой-то растерянной.

Обостренная после болезни чувствительность Егора Кузьмича легко уловила перемену в Галине.

Нервы его стали очень чувствительны, болезненны, обидчивость как у маленького, вот слезинка на глаз навернулась, он смахнул ее.

Галина это почувствовала.

— Пойдемте в дом, что же стоять, — улыбнулась она.

— Дедо, мы яблок привезли, груш. Я на будущий год в школу пойду.

— Но, но, хорошо, — старик опять погладил дрожащей рукой беленькую головку внучонка.

— Час угостим деда, Юрок. Пойдемте, дедо.

Мыслей у Егора Кузьмича никаких не было, обида захватила его, он только поддакивал:

— Да, да, но, но…

В квартире Галина раскрыла чемодан, достала фрукты.

— На, угости деду, сынок.

Мальчик протянул Егору Кузьмичу яблоко и грушу. Егор Кузьмич взял все той же дрожащей рукой, погладил опять внука по головке, улыбнулся.

А Галина была в недоумении, что и как случилось со стариком, почему он здесь, почему уехала Авдотья.

Она решила пойти в правление, подождать Андрея и все незаметно выяснить.

Зачем это он будет жить здесь у них, когда Авдотье пора на пенсию? Пусть она за ним и ходит, делать ей больше нечего, а они оба работают, и ходить за стариком некогда. Странно прямо! Придумали!

— Ну, пойдем, встретим папу, сынок. А вы, дедо, не скучайте, кушайте фрукты, мы скоро вернемся.

— Ну, ну, хорошо, идите.

Когда Галина ушла, обида начала расти еще сильнее, хотя Егор Кузьмич знал, что Андрюха его защитит, не позволит никому обижать отца и Галину «присекет», если она ерепениться станет. Внутренняя нервная вспышка быстро утомила Егора Кузьмича, вдруг потянуло на сон, он подошел к кровати, лег, но уснуть почему-то не мог, вышел во двор, сел на скамеечку у окна — на воздухе лучше.

Галина пришла удачно, Андрей только что приехал с поля. Увидев их в окно, он выскочил, схватил Юрку, ее, закружил вокруг себя, целуя попеременки.

— Ну как отдохнули, что долго? Поправились! Молодцы. Заезжали на Волгу? Великолепно! Как там родители? Здоровы? Ну и хорошо! — Потом потускнел: — А с отцом у нас несчастье, Галя.

— Я знаю, видела; что случилось?

— Паралич. Два раза подряд.

— Вот несчастье-то…

— Приезжал Геннадий, звал очень Авдотью. Мы посоветовались по-семейному, решили, что пусть едет, отдыхает, наработалась досыта. Отец одобрил, рад даже.