Николай Кузьмин - Соседи

Оказывается, каждый вечер Илья Васильевич Митасов, тщательно принарядившись, отправлялся, по терминологии Никиты, в «парчок», где такие же, как он, люди преклонных лет собирались вместе и часа полтора-два танцевали под аккордеон. Никита добавил, что на эти «скачки» пенсионеры ездят даже с другого конца города.

— По-моему, старички немного долбанулись, — высказался Никита и красноречиво покрутил возле головы растопыренной пятерней. Не встретив, однако, ничьего одобрения, он чуточку смутился и проговорил: — «Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно».

Сказав так, он с преувеличенной жадностью откусил от ломтя хлеба, пристроил рядом с тарелкой журнал и опустил очки в страничку. По молчанию, которое вдруг наступило за столом, он догадался, что высказался невпопад.

Последняя тирада Никиты и в самом деле нагнала на лицо подполковника тучку. Смешно… Он не донес до рта ложку. Смешно и грустно… Возможно, возможно. Но — кому смешно? Сам он сегодня искал в кармане плаща монетку и боялся, что такой, какая нужна, вдруг не окажется, звонил из автомата и волновался, затем покупал цветы, ехал, принаряженный и торжественный, в автобусе и подозревал, что все вокруг догадываются о его состоянии. Смешно… Но ведь и звонил, и волновался, и выбирал цветы! А еще брился, делал компресс и долго рассматривал в зеркале лицо. Так что… может, не так уж и смешно все? Разумеется, среди девчонок и мальчишек на обычной танцплощадке действительно смешно, но среди своих-то, сверстников-то! Вон на теплоходе… Существуют же всяческие молодежные лагеря, — почему не создать места отдыха и развлечений стариковского типа? Потребность жить прекращается в человеке лишь со смертью.

С затуманившимися глазами он как опустил ложку, так и сидел, уставившись в остывающую тарелку.

Наталья Сергеевна переглянулась с дочерью, Машенька, недоумевая тоже, едва заметно пожала плечами.

Ничего этого Степан Ильич не видел. На войне, уже в конце, едва выдавался тихий день, даже просто час, непременно начинал пиликать трофейный аккордеон и возникали танцы — скудное развлечение солдат, уставших от боев. Еще не остыли от недавнего боя танки, еще торчали дула пушек в пороховой смоле, а доморощенный умелец — музыкант самозабвенно тыкал пальцем в клавиши и уцелевшие бойцы, одни мужчины в шинелях, ватниках, в обмотках и сапогах, сцепившись попарно, шаркали подошвами на усыпанном обломками пятачке. Потом все чаще стали появляться и девушки…

Чтобы прервать внезапную и непонятную задумчивость гостя, Наталья Сергеевна сделала зятю замечание, сказав примерно то же самое, что было в разбегающихся мыслях подполковника. Только сказала она проще и короче. Что из того, что старики танцуют? Нельзя по молодости лет видеть всех людей в одном цвете. Жить, между прочим, хотят все.

Замечание тещи вызвало недоумение Никиты. Переворачивая страницу, он тычком пальца в переносицу поправил очки.

— Бапля, не смеши, пожалуйста. Танцевать надо было в свое время.

Покоробленная тем, что гость услышал это домашнее — бапля, Наталья Сергеевна сухо заметила:

— Ешь, Никита. В свое время была еще и война.

С куском хлеба за оттопыренной щекой Никита перестал жевать.

— Так теперь что же — наверстывать? Может быть, и через веревочку скакать? Играть в пятнашки?

Уверенные доводы парнишки нисколько не трогали Степана Ильича. Пока Никита говорил, он наблюдал за Машенькой, любовался, с каким молитвенным выражением на юном счастливом лице смотрела она на своего мужа и вся светилась, кивая каждому его слову: «Правда, Никита, правда!» Она слушала мужа, молча соглашалась с ним, но на ее лице отражалось что-то еще, чего Степан Ильич пока не мог понять. В голове у него мелькнуло: в семье какая-то тайна…

Заметив, что за ней наблюдают, Машенька смутилась и потерла щеки ладонями.

— Нет, — застенчиво обратилась она к подполковнику, — вы представляете на этих танцах кого-нибудь… ну, из своих знакомых? Ну вот хотя бы мою маму? Это же… да это же просто неприлично. Неужели вы не согласны?

Мила, очень мила — вылитая мать! Продолжая любоваться ею, Степан Ильич многозначительно усмехнулся и пожал плечами: дескать, как сказать! Он ждал, что возразит сама Наталья Сергеевна.

— А между прочим, — с некоторым вызовом ответила дочери Наталья Сергеевна, — в свое время я танцевала довольно неплохо!

— Ой, мама, не смеши!

«И это у них общее: «Ой!»

— А вот представьте себе, — заявил Степан Ильич, хитровато посматривая на хозяйку, — ничего смешного. Смею вас уверить!

С неподражаемым задором Наталья Сергеевна тряхнула головой:

— Да-с! Именно-с! Ну что, съела?

Кажется, она едва удержалась, чтобы не показать дочери язык. Глядя на мать во все глаза, Машенька всплеснула руками.

— Ма-ама… — пропела она, — что я слышу? Ты танцевала? Ты?! Никита, держи меня, я упаду!

— А что в этом такого? — все в том же задорном тоне возмутилась Наталья Сергеевна. — Захотела танцевать и танцевала! Правда, Степан Ильич?

Отводя глаза, подполковник почесал висок.

— Тем более такой партнер! — ввернул он.

В ответ на вопросительный взгляд дочери Наталья Сергеевна пояснила:

— Меня пригласил Владислав Семенович.

Она опять стала ровной, спокойной.

— Я гляжу, мама, — с женским лукавством улыбнулась Машенька, — ты пользовалась успехом. Поздравляю! Никита, ты слышишь?

Молодой человек, как бы ошеломленный всем, что он сейчас узнал, движением плеч, бровей, немым выражением лица изобразил одно: потрясающе!

После этого наступило общее умиротворение и все молча занялись обедом. Мать и дочь неторопливо погружали ложки, аккуратно подносили их ко рту. Никита, все еще похмыкивая, небрежно ел, перелистывая страницы и время от времени взглядывая поверх очков на тещу. Несколько раз они с Машенькой переглянулись и оба тотчас же, сдерживая улыбки, опустили глаза вниз, в свои тарелки.

«Семья, — подумал Степан Ильич. — А если бы не война, если бы остался наш Борис? Нет, он ни за что не сел бы нам на шею. Гордость! Он с малых лет отличался самостоятельностью. «Я — сам!» Собственно, так и должно быть, для того и дети, чтобы быть опорой родителям в старости. Это логично. Почему сейчас наоборот? «Главное — довести детей до пенсии…» Горькая шутка! Дети растут, женятся, заводят своих детей, а все чувствуют себя детьми. Что это — игры взрослой детворы в родительской теплице?»

— А где же, — вспомнил Степан Ильич, — ваш главный мужчина?

Лицо Натальи Сергеевны сразу прояснилось.

— Он там! — показала она на балкон. — Спит.

— Так что же мы шумим? — Степан Ильич невольно прижал к губам палец. — Разбудим.

— Что вы! Он у нас мужик здоровый.

— Маш, — позвал Никита и, отъехав от стола вместе со стулом, кивком головы показал на дверь, — можно тебя на минутку?