Алексей Кулаковский - Тропы хоженые и нехоженые. Растет мята под окном

— Все же мы еще мало знакомы.

— А мне кажется, что я вас знаю уже давно — видел года два назад.

— Где?

— Вот и поговорим обо всем. Подъеду я вот сюда, — он показал на крайние хаты Голубовки.

На другой день бригада Виктора Брановца должна была выйти на работу в восемь часов утра, и в это же время приехал туда Высоцкий. Улица, на которой хлопцы работали, не считалась центральной, ее заселяли шахтеры и специалисты-химики. Дома строились многоквартирные, но пока что одноэтажные и были похожи один на другой как две капли воды. Еще издали Высоцкий увидел большую арку в начале улицы и немного удивился: откуда она взялась? Несколько дней назад проезжал — ее не было.

Смысл нового сооружения прояснился, когда Леонид Александрович подъехал ближе. На верхней перекладине арки висело широкое красное полотнище, на котором белыми буквами было написано, что этот строительный участок — ударный, что комсомол взял над ним шефство. Ни одной минуты тут не должно быть простоя, ни одного случая невыполнения нормы! Буквы были большие и выведены аккуратно, видно художником. После каждого слова стояли восклицательные знаки, да такие длиннющие, что если б они были из дерева, то можно было бы использовать на жерди.

Под аркой стояли парни, курили, злобно сплевывали и, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, поглядывали на трестовский «газик» (на этот раз Высоцкий приехал на служебной машине).

— Доброе утро, друзья! — поздоровался Леонид Александрович, подходя ближе. Он узнал тех, кто вчера был у него в кабинете.

Парни приветливо ответили и стали меньше дымить папиросами.

— Что, вынужденный перекур или просто разминка перед началом работы?

— Разминка… — с досадой ответил один из парней, видно не поняв шутки в вопросе. — Так почти каждый день разминаемся.

— А Брановец где?

— Ищет прораба.

— А чего нет? Раствору?

— И кирпича только на один заход.

Высоцкий быстро вернулся к машине и, уже открыв дверцу, снова задержал взгляд на арке.

— А это чье творение? Не ваше?

— Да нет! Это Щебетун!.. Генка придумал. Щебетунчик!

Ребята дружно засмеялись, и под этот смешок кто-то так крепко и солоно выругался, что даже шофер Высоцкого, молодой задорный парень, и тот болезненно сморщился и зачмокал языком.

Леонид Александрович направился в строительное управление, которое вело эту улицу, но по дороге встретил самого начальника этого управления, Коробкина. «Газики» остановились чуть не буфер в буфер, и первыми поздоровались между собой шоферы. Потом спустился с сиденья коротенький, полнотелый человек в военной фуражке, видно не так давно демобилизованный. О нем только и говорили повсюду, что он самоуправно, вне всякой очереди дал отдельную комнату в новом доме одной красивой девушке, разнорабочей. Жена узнала об этом, подогрела местком, других заинтересованных лиц, и начальнику пришлось вернуть красавицу в общежитие.

— Знаю, знаю! — умело прикрывая неловкость, заговорил Коробкин, подходя к Высоцкому и протягивая короткую руку. — Раствору нет, кирпича не хватает! Все знаю! Вот и еду, чтоб поправить!

— Так, может, не сюда вам? — усомнился Высоцкий. — С заводом договоритесь насчет раствора, а кирпич ваш, очевидно, на станции лежит.

— Связался уже с заводом! — самоуверенно заявил Коробкин. — Поразгонять бы их там всех… Наговорили, наобещали, мы поверили им, прикрыли свой полигон… А теперь не обеспечивают нас раствором…

— Сделайте, пожалуйста, все, чтоб рабочие не простаивали, — попросил Высоцкий. — Я скоро буду на заводе. А то видите? — он показал на арку.

— Шумим, братцы, шумим! — подхватил Коробкин. — Ну это не мы, я лично не люблю шуму. Комсомол агитирует — что ж ты тут скажешь?

— Я вернусь сюда к обеду, — сказал Леонид Александрович и сел в машину. Попросил шофера ехать прямо на завод железобетонных изделий. Через некоторое время главный инженер мягко коснулся руки шофера. Тот уже знал, что это означает, и сразу же остановил машину.

Неподалеку от дороги возводились промышленные и служебные корпуса калийного комбината, и внимание главного инженера привлекло одно довольно характерное для тех времен явление. Возле рыжих от кирпича носилок сидели две уже сильно загорелые девушки и, то и дело заливаясь веселым смехом, нагружали носилки. Как они нагружали — это и поразило Высоцкого. Кирпичи лежали с одной стороны носилок и с другой. Одна девушка протягивала руку в свою сторону, а другая — в свою, и каждая медленно брала по кирпичу и клала на носилки. Девчата не встали и даже не обернулись, когда подошел главный инженер.

— Так, значит, стараемся, — произнес Леонид Александрович, и голос его едва не заскрипел от возмущения.

Девушки будто и не заметили этого, немного повернулись к нему и со спокойным безразличием спросили:

— А что, разве плохо?

— И не стыдно вам?

— А чего стыдиться? Как умеем, так и работаем.

— Что же вы заработаете, так работая? — спросил Высоцкий уже мягче, так как понял, что строгостью этих девушек не проймешь. Одна из них, широколицая, дородная и, видно, более бойкая, подняла на инженера большие, как сливы, глаза и уверенно сказала:

— Минимум все равно заплатят, а больше не заработаешь, как ни старайся.

— Ну и как же вы проживете на этот минимум?

— А что нам, — продолжала все та же девушка, расплывшись в широкой улыбке и блеснув белыми, как чеснок, зубами. — Бульба есть, вода — рядом. Дров припрем — и порядок!

Высоцкий нехотя засмеялся и, должно быть не найдя что ответить, медленно повернулся и пошел к машине.

— А может, вы корреспондент какой? — услышал он за собой голос. — Так напишите о нас в газету!..

«Вот и поговори с ними, — думал на ходу Высоцкий. — Попробуй доказать, что надо работать лучше. Удрали из колхоза, получили паспорта, а теперь едят ту же колхозную картошку и греются на солнце. Тридцать рублей в месяц им все-таки заплатят, а чтоб выработать больше при теперешних нормах, надо действительно руки надорвать носилками».

Ему вспомнилось, как на днях приходил в кабинет инженер из отдела труда и зарплаты. Жаловался, что некоторые подсобные рабочие и по десяти рублей в месяц не зарабатывают, если начислять им по всем правилам. Но как же можно платить человеку только десять рублей? И приходится идти на разные приписки, чтоб дотянуть до минимума. Подносили девчата кирпич за десять шагов, а пишется на целую сотню. Перенесли за месяц какой-нибудь десяток кубометров, а записывают втрое больше.

По улице катилась колясочка с голубым верхом. Везти ее было еще нелегко: местами не сровнялись выбоины, не совсем высохли лужи. Ее толкала перед собой молодая женщина в серой, поношенной спецовке, а колясочка была новенькая, вся блестела никелем, казалось даже, что она двигалась сама.