Борис Зайцев - Первый год

— Аванесов Николай.

Из-за парты в углу встал мальчик и сказал: «Здесь». Но ни лица, ни рук, ни даже фигуры — ничего ясно не различил молодой учитель, хотя смотрел в сторону ученика.

— Садитесь. Бабкина Рита.

Скрипнула парта у окна. И на этот раз Виктор Петрович вместо человека увидел серое пятно.

— Атомная бомба, — сказал кто-то, и сдержанный смешок пробежал по рядам.

— Садитесь. Гарина Вера.

Снова послышался смех. Сначала учитель не понял, в чем дело, но оказалось, что он исказил фамилию.

— Гирина, Гирина, а не Гарина! — поправили его ученики.

— Извините, — Виктор Петрович протер очки. — Садитесь, Гирина.

Эта ошибка и этот смех как-то сразу изменили всю обстановку урока: напряженность и натянутость почти исчезли, и Логов облегченно вздохнул. Он вызывал остальных учащихся и хотя по-прежнему не различал их лиц, но стал проще и естественней держаться перед классом.

Закончив перекличку, Виктор Петрович решил приступить к беглому повторению основных тем прошлогоднего курса, чтобы потом объяснить новое. Он уже хотел порадоваться удачному началу урока, как вдруг обнаружил, что совершенно забыл все, что так подробно записал в своем конспекте.

«Спокойно! Спокойно! Не теряться! — сжимая зубы, подбадривал себя учитель. — Как же там начинается? Хоть бы на секунду заглянуть в тетрадь… Нет, нельзя: подумают, что я ничего не знаю. А что, если….»

— Ребята! — обрадованный счастливой мыслью, воскликнул Виктор Петрович. — Попробуйте-ка сами вспомнить, что вы изучали по литературе в седьмом классе! Кто скажет?

Поднялось несколько рук.

«Вот и отлично!» — вздохнул учитель. — Скажите вы.

Встала девочка.

— В седьмом классе, — заговорила она, — мы сначала прошли народные песни и былины: «Святогор», «Илья Муромец», «Добрыня Никитич» и «Чапай». А потом мы учили Пушкина.

Виктор Петрович прекрасно слышал, что девочка именно так и сказала: «Мы учили Пушкина» вместо «изучали творчество Пушкина» или просто «изучали Пушкина». Однако эта ошибка не достигла его сознания: он улавливал только голос или отдельные слова, но не их значение. Учитель напряженно думал над тем, с чего начать объяснение нового урока (а к нему давно следовало приступить), но так и не нашел этого начала. Пока он выслушал всех ребят, поднявших руки, пока заглянул в план и, наконец, принялся рассказывать, раздался звонок. Виктор Петрович растерянно остановился, потом торопливо продиктовал задание на дом и пошел к двери. Вдогонку ему кто-то спросил:

— А как вас зовут?

«Ну, наломал дров, — с горечью упрекал себя Логов, выйдя из класса. — Ведь засмеют как мальчишку! Что это будет? Что будет?»

В учительской Виктор Петрович молча пробрался к окну, закурил, жадно и часто затягиваясь, и простоял так всю перемену. Острый стыд за позорную и страшную, по мнению Логова, ошибку жег его.

Звонок заставил учителя вздрогнуть. Он резко повернулся, схватил портфель и журнал с надписью «8-й «В» и, обгоняя других преподавателей, быстро поднялся на второй этаж.

Ребята, издали заметив учителя, повалили из коридора в класс и с шумом занимали места. Когда Виктор Петрович затворил за собою дверь и взглянул на учеников, многие от него отвернулись, с трудом удерживая смех.

В классе никакого порядка: некоторые ребята продолжали сидеть, делая вид, что не замечают учителя; доска вся была размалевана мелом; кто-то, видно, пытался ее вытирать, но ему помешали; тряпка лежала на стуле, а стул висел на ручке окна.

Логов еще не успел выйти из того раздраженного состояния, когда недовольство собой легко переходит в недовольство другими. Это опасное для учителя и детей состояние тем не менее помогло Виктору Петровичу во время урока: класс требовал именно резкой и властной команды.

— Встать! — голос Логова накалился.

Большинство сидевших тотчас вскочило. Лишь некоторые поднимались медленно и неохотно. Один из ребят негромко спросил:

— А вы кто такой будете?

Виктор Петрович побледнел. В его очень тихих словах задрожала суровая, едва сдерживаемая сила:

— Кем я буду — неважно, а пока я ваш классный руководитель. И вам, Гулько, пора это знать. Дежурные Минская и Поярцева выйти к доске!

Хотя многие ребята встречались с Виктором Петровичем у себя дома и все виделись с ним вчера, они никак не ожидали, что новый учитель так скоро запомнит их. С минуту в классе стояла какая-то даже странная для школы тишина, потом по рядам пошел робкий удивленный шепот. Дежурные девочки, вот-вот готовые заплакать, подошли к доске, а Гулько сразу обмяк и трусливо согнулся над партой.

— Дежурные, приведите класс в порядок, — не поворачивая головы, приказал учитель. — Вы ответите за это безобразие!

— Виктор Петрович, мы… — начали было девочки, но учитель их прервал:

— Мы после поговорим! Выполняйте. Светлов, кто отсутствует?

— Нет одного Степного, — ответил староста. — Остальные здесь.

Когда дежурные вытерли доску и поставили стул на место, Логов разрешил всем сесть. Началось беглое повторение прошлогодней программы.

Класс работал хорошо. Лишь некоторые ребята незаметно подмигивали друг другу и улыбались, восхищенно поглядывая на учителя. Они поняли, что взять Виктора Петровича «на пушку», как было задумано, им не удастся: ведь этот нехитрый замысел строился именно на том, что новый учитель еще не успел запомнить ни их фамилий, ни лиц и, следовательно, любая шалость может остаться безнаказанной.

После пережитых волнений на Логова вдруг нашло спокойствие. Он уверенно вызывал учеников к доске, спрашивал, поправлял, если они ошибались. А когда начал объяснять новый урок, впервые в жизни почувствовал, как это радостно передавать свои знания детям. Вот они сидят перед ним, слушают и смотрят на него чистыми и такими серьезными глазами. Да, да, теперь он видел эти глаза! Он различал в них те мысли, какие вкладывал в свои слова. И вдруг открыл, что лица ребят меняются вместе с его лицом: когда он хмурил брови — и ученики хмурили брови; стоило ему улыбнуться — и многоликая улыбка обегала класс…

Звонок был для Виктора Петровича неожиданным. Учитель пожал плечами, недовольно покосился на дверь. И снова ребята повторили его движения.

Алексей Степной, видимо желая подчеркнуть этим свою независимость, явился на занятия второго сентября. Впервые Виктор Петрович увидел его стоящим у окна вестибюля.

Внешность Степного мало соответствовала той нехорошей славе, которой он пользовался в школе: под небрежной путаницей каштановых волос матово светился просторный чистый лоб; редко мигающие серые глаза смотрели дерзко, и в них иногда пробивался острый металлический блеск (такие глаза не опустятся под вашим взглядом); узкий прямой нос был несколько длинноват; но полные губы поразили бы каждого своей свежестью и красотой, если бы не складывались так часто в презрительную усмешку.