Борис Зайцев - Первый год

«Вот я и учитель! — думал Виктор, еще и еще раз перечитывая диплом. — «Логов Виктор Петрович… окончил полный курс историко-филологического факультета Р-ского государственного университета по специальности филология… и ему присвоена квалификация… преподавателя техникумов и средних школ». А ведь недурно, черт возьми! Где-то уже бегают мои ученики и не знают, что к ним едет новый учитель».

Логов стал перебирать бумаги, вложенные в документ, отыскал небольшую фотографию и долго смотрел на нее. На крошечном снимке, да еще при тусклом и неровном свете вагонного фонаря, трудно было что-нибудь различить. Но юноша ясно видел красивое лицо девушки, ее улыбку, лукавый огонек в глазах — видел даже то, чего не было на фотографии.

«Чудесная у тебя улыбка, Света! — мысленно обращался он к девушке. — Хорошо вот так, с улыбкой, пройти всю жизнь… Будущее в конце концов за нами. Теперь и я начну работать для него. Мы вместе. И оба — с детьми…»

Логов бережно положил диплом в карман пиджака, на всякий случай ощупал его сквозь материю и придвинулся к окну.

Все пространство позади было засеяно огнями. И Виктору показалось, что это невидимый великан разметал в степи огромный костер. Теперь от него остались одни головешки, ярко, но без искр и пламени догорающие на ветру.

Лицо юноши тронула легкая грусть; карие глаза смотрели печально сквозь толстые стекла очков; большие, но правильно очерченные губы сжались и чуть заметно вздрагивали. И как не взгрустнуть, когда ты впервые в жизни оторвался от всего родного, привычного и так нужного тебе!..

До начала занятий оставался еще целый месяц, но Логов решил ехать. В самом деле, диплом, направление на работу, подъемные — все было на руках. Теперь ли сидеть дома! В школе, наверное, уже собираются учителя, готовят планы, конспекты первых уроков, таблицы, приборы, карты — да мало ли у них работы! А с чем он, Виктор, придет в класс? И в какой класс? Ведь он пока учитель без учеников…

— Мама, завтра еду, — немного виновато, потому что своим решением он огорчал мать, и в то же время твердо сказал Виктор. — С людьми нужно познакомиться, квартиру найти. Пора уже мне…

Мать встревожилась, повздыхала, даже всплакнула втихомолку, но возражать не стала: «Неделей раньше, неделей позже это должно было случиться. Не для того науки прошел, чтоб сиднем сидеть». И вместо упреков и наставлений добрая женщина засуетилась на кухне: наготовила сыну домашних пирожных и пирожков, слоенок и ватрушек, котлет, паштета, икры — всего, чем любила побаловать свое когда-то большое, а теперь, после войны, немногочисленное семейство.

— Что ж, старуха, выходит, и последнего сына поставили на ноги, — с улыбкой проговорил отец. И трудно сказать, чего больше было в его улыбке: гордой радости или невольной грусти.

— Да, жизнь… А ты, Витька, поезжай! — Старик как-то странно кашлянул и отвернулся. — Нечего тут… Пиши только…

И вот Логов едет на работу. Городские огни еще некоторое время узкой полосой сияли на горизонте и скоро совсем растворились во тьме.

Виктор вздохнул и закрыл глаза. Но в мыслях его не было мрака. Он видел впереди новые яркие огни и спешил им навстречу.

«В школу! В школу! — думал молодой учитель. — Милая детвора, я отдам тебе все, что есть во мне самого лучшего! «Гореть в работе и зажигать других! — вспомнились ему слова секретаря университетского парткома на выпускном вечере. — Хоть середину и называли когда-то золотой, мы ее отвергаем. Быть передовым — вот наш лозунг!» Да, Василий Борисович умеет сказать. Эх, встретится ли мне еще такой человек? Конечно! И не один…»

Подняв глаза, Виктор заметил, что кусочек неба в окне побледнел и делался все светлее.

«Начинает светать. Впрочем, скоро четыре…» — Логов поднялся со скамьи, вышел в тамбур, где у открытых дверей уже стояло несколько человек.

Поезд круто повернул на восток и помчался прямо в зарю, которая с каждым километром разгоралась все ярче и шире. Но вот, когда восток раскалился докрасна, вдруг скрылось небо и кругом потемнело. Состав, запыхавшись от быстрого бега, нырнул в густую рощу, и громче прежнего засвистел пар, застучали колеса, как будто поезд силился поскорее вырваться на простор. Когда же глазам снова открылся горизонт, солнце уже сияло. И под ослепительным ливнем его лучей лежала без края богатырски широкогрудая земля.

Логов не отходил от дверей. Он всматривался в ясную даль, которая как будто вращалась навстречу движению: придорожный кустарник и расставленные вдоль насыпи столбы стремительно мчались назад, а синевато-черные терриконы в отдалении и рассыпанные вокруг них постройки медленно двигались вперед. Там дымили трубы, паровозы тащили длинные составы с углем, по дорогам во всех направлениях сновали машины, шли люди. И все это проплывало мимо, туманилось и переваливало за горизонт, сменяясь новыми картинами.

Около восьми часов утра поезд остановился у небольшого деревянного вокзальчика с дощатым перроном, на котором толпилось множество людей. Проводник громко выкрикнул название нужной Логову остановки. Виктор сбегал за вещами и вышел из вагона. Следуя за толпой приезжих, которая вся двинулась в одну сторону, он скоро выбрался на прямое асфальтированное шоссе.

Человеку, всю жизнь прожившему в большом городе, любопытно попасть в рабочий поселок. На окраинах он покажется вам деревней: белые мазанки, покрытые, правда, не соломой, а черепицей; за решетчатыми, до ряби в глазах, штакетными заборами — лохматые скирды, навоз и куриный помет; кое-где слышится мычание коровы, хрюканье свиньи, а то поднимется и пойдет гулять по дворам незнакомый горожанину горластый петушиный переклик. Но пройдите дальше, и вы заметите, что перед вами уже не село, а, скорее, небольшой город. Глиняных мазанок здесь не так много. Гораздо чаще встретишь одноэтажные бутовые дома на две квартиры, каких тысячами настроил Донбасс. Большинство улиц вымощено крупным камнем. Вдоль дорог тянутся столбы, и небо над головой все исчеркано проводами, как разлинованная вкосую тетрадь. Если же миновать еще несколько кварталов, то можно увидеть и большие дома, и асфальт, и прекрасный парк, и магазины. Чем ближе к центру, тем определеннее выступает перед вашими глазами молодой промышленный город: на месте приземистой лачужки поднимается кирпичный гигант; широкоплечие столбы высоковольтной линии железным строем шагают по просторным улицам и уходят в степь; гладкое шоссе все дальше оттесняет ухабины, и по нему, обгоняя понурых волов, вдруг промчится сверкающая «Победа».