Борис Зайцев - Первый год

Все это было ново для Виктора. Он поминутно озирался по сторонам:

«Да, интересный, удивительный город! Но где же шахты и шахтеры? Где школа?»

Признаться, юноша почему-то представлял себе всех жителей этого городка обязательно шахтерами в черных от угля комбинезонах, с грязными лицами и электрическими фонариками на груди. Но теперь, сколько Виктор ни присматривался к толпе, он не увидел в ней ни одного чумазого горняка.

У парка Логов решил отдохнуть и спросить, где находится школа. Парнишка, к которому он обратился, махнул рукой вдоль шоссе:

— Около Дворца культуры.

«Однако где этот Дворец культуры? — Виктор озадаченно подергал очки. — Спросить у этого старика…»

— Иди, сынок, до школы, дворец туточки рядом и будет, — отвечал дед.

«Вот загадка! — улыбнулся Логов. — Пойду по шоссе».

Наконец он увидел светлое двухэтажное здание, в котором сразу узнал школу.

Прежде чем переступить школьный порог, Виктор помедлил у входа. Радостное волнение, которое сопровождало молодого учителя во все время пути, теперь еще больше усилилось: он, по его собственному выражению, «стоял у дверей в будущее».

А это были самые обычные школьные двери, широкие и высокие, с двумя створками, выкрашенными свежей масляной краской. Но юноше они показались необыкновенными, и он робко взялся за ручку.

«Да что я, в самом деле, топчусь на месте!» — досадуя на себя, подумал Виктор, сильным толчком распахнул дверь и остановился в недоумении. Молодой учитель увидел совсем не то, чего ожидал. Школа, когда он войдет в нее, представлялась ему нарядной, праздничной, потому что сам Логов был в праздничном настроении. И вдруг недобеленный вестибюль, множество опрокинутых парт, которые на время ремонта вынесли из классов, деревянные козлы, облитые известью и краской, доски, ящики со стеклом, ведра, корыта и всевозможные банки; по зданию гулким эхом разносится стук молотка и визг циркульной пилы.

Виктор зашагал по коридору. На первой же двери он увидел табличку «Учительская». В просторной комнате со светло-голубыми стенами, еще не везде просохшими после побелки, сидели две женщины и мужчина.

— Здравствуйте! — громко поздоровался Логов и сам почувствовал, что говорить следовало тише и спокойнее, что все это от смущения, которое он так не любил в себе, но часто не мог пересилить.

Женщины ответили ему, а старик с бритой головой только кивнул, не поднимая лица от газеты.

Из соседней комнаты, хотя дверь ее была наглухо закрыта, ясно слышался чей-то плотный раскатистый бас. Когда Виктор, не обращаясь ни к кому в отдельности, спросил, где можно найти директора, ему указали на эту дверь. Логов постучал, и тот же плотный бас ответил:

— Да!

Юноша, как был, запыленный, измятый, с чемоданом и кепкой в руках, вошел в кабинет. Навстречу Виктору встал из-за письменного стола очень высокий мужчина лет сорока и, положив телефонную трубку, вопросительно посмотрел на него. Потом на лице незнакомца наметилась улыбка, пропала и снова появилась, готовая исчезнуть (так улыбаются люди, когда они о чем-либо догадываются, не будучи уверены в своем предположении).

— Если не ошибаюсь, вы товарищ Логов, — не то спрашивая, не то утверждая, сказал, наконец, высокий мужчина.

— Да-а… — удивленно протянул Виктор. — Я к вам по назначению.

— Знаю, знаю, — теперь уже решительно улыбнулся незнакомец. — Значит, приехали? Добро! Ну, здравствуйте, дорогой! Я директор школы, и зовут меня Иван Федорович Рудаков.

— Здравствуйте. Виктор Логов.

— А по батюшке?

Логов знал, что его непременно спросят об этом, но не сказал сразу: как всем очень молодым людям, которых прежде так величали только шутя, ему казалось странным и смешным собственное имя-отчество.

— Виктор Петрович, — смутился юноша.

— Ну вот и добро, Виктор Петрович! Прошу садиться.

Есть люди, которые как-то сразу привлекают ваше внимание. Вы еще не успели сказать им двух слов, вы лишь случайно встретились глазами, а уже невольно чувствуете уважение к ним. И это первое впечатление редко обманывает вас. Иван Федорович относился к таким людям. Лицо директора, худощавое, с широкими скулами и подбородком, сначала могло показаться суровым. Но стоило только заглянуть в его светлые глаза, прищуренные добродушной усмешкой, как это впечатление тотчас рассеивалось.

— Стало быть, начинаем педагогическую деятельность, — продолжал Иван Федорович, с задумчивой улыбкой поглядывая на Логова. — Очень хорошо! Славное время начинается для вас, Виктор Петрович! Вы, как говорится, выходите на жизненный путь. И какой путь! Школа!.. Вот где развернутся любые ваши таланты, сколько б их ни было у вас! — Директор явно волновался. Он закурил, как-то странно зажав папиросу в кулак, сел, потом снова встал и принялся ходить вдоль стола. — Виктор Петрович, вы не удивляйтесь, что я так горячо об этом… Да, молодость!.. А вы знаете, мой дорогой, что учителя не стареют?

Логов улыбнулся неопределенно.

— Не знаете? Учителя не стареют потому, что посвятили себя детству и юности. Они всегда молоды, как их ученики. Да, да! Когда-нибудь вы это поймете… Впрочем, что это я разговорился? Пойдемте ко мне: отдохнете с дороги, маленько подзакусите…

Директор жил при школе.

Просторная светлая квартира из трех комнат с кухней и ванной. Мебель самая разнообразная: в столовой — старинный ореховый буфет с тонкой резьбой и рядом — новенький раздвижной стол под белой скатертью; в зале — большой книжный шкаф красного дерева и тут же сбоку — дешевенькая этажерка тоже с книгами. Всюду порядок и чистота.

Из кухни вышла к мужчинам хозяйка, маленькая, кругленькая женщина в голубом халате и яркой штапельной косынке.

— Танюша, знакомься: наш новый учитель литературы, Виктор Петрович Логов, — представил гостя Иван Федорович.

Жена директора с улыбкой протянула Виктору Петровичу свою крошечную ручку.

— Татьяна Ксенофонтьевна.

— У моей благоверной такое мудреное отчество, — пошутил Иван Федорович, — что я сам его никак не выучу наизусть. Называйте ее проще: Тата Саксофоновна.

— Вот я тебе! — пытаясь нахмурить лоб, погрозила кулачком женщина. Но так как хмуриться ей было трудно (вместо бровей над ее глазами чуть виднелся белый пушок), то не вышло и сердитого выражения.

Это вызвало новые остроты директора:

— Тебе самой природой не дано сердиться… Ну, ладно. Ты, милая, пока приготовь нам чего-нибудь закусить, а мы с Виктором Петровичем пойдем в наше чистилище.

Логов направился за Иваном Федоровичем в ванную.

Через некоторое время все трое сидели за столом.

Логов ел мало и молчал. Рудаков, напротив, не прожевав как следует один кусок, тянулся за другим, что, впрочем, не мешало ему говорить. Скоро Иван Федорович отодвинул тарелку.