Борис Зайцев - Первый год

— Нет уж, подожду малость: сейчас некогда.

— Жениться им некогда! Ну, потешный, ей-богу! А вы промежду делом…

И, продолжая улыбаться, Митревна ушла к себе.

А в голове Виктора роились тревожные мысли: что ждет его в школе, какие там люди, как его встретят ребята и сможет ли вообще он, вчера учившийся сам, завтра учить других?

От этих мыслей на душе было как-то неспокойно, непривычно, неопределенно. Хотелось пораскинуть умом, во всем разобраться. Но нельзя было сразу во всем разобраться и всему найти свое место, потому что и сам Логов еще не представлял себе ясно своего места.

— Можно к вам? — вдруг прервала мысли Виктора Петровича соседка.

— Да, да! Пожалуйста! — шагнул к двери учитель.

— Я тут вам столик хочу приспособить и скамейку. Давайте втащим.

— Да что вы! Зачем это? Не беспокойтесь.

— Какое там беспокойство! Возьмите, да и все.

Логов понял, что противиться искреннему участию доброй женщины, пожалуй, даже глупо, что отказ может ее обидеть, и сам внес небольшой стол, видно только что обтертый сырой тряпкой. Митревна покрыла его старенькой, но опрятной скатертью и, поправляя складки, проговорила:

— Ну, вот и сойдет попервах. А там разбогатеете — справите лучше. Койки вот у меня лишней нету, извиняйте.

— Благодарю вас, мамаша! Вы уж не беспокойтесь. Мне обещали в школе кое-какую мебель. Это пустяки.

— Конечно, должны подсобить, как вы приезжий. А как же! С миру по нитке — голому рубашка. Вы, ежели что нужно, так не стесняйтесь… Вас как звать-то?

— Виктор.

— Виктор?! — дрогнула бровями женщина и долго смотрела на учителя. Горькая складка прорезалась у ее губ, и тяжелый, годами наболевший вздох вырвался из груди. Вздох этот тронул учителя своей простой и безыскусственной скорбью, которой женщина не пыталась даже скрыть, да, видно, и не умела скрывать.

Не оказав больше ни слова, соседка медленно вышла из комнаты.

Виктор Петрович почувствовал — и не почувствовать этого было нельзя, — что он растревожил в чужой душе незаживающую глубокую рану, напомнив женщине кого-то из близких, потерянных ею навсегда.

«Да-а… — вздохнул молодой учитель, закурил и стал быстро ходить по комнате. — Проклятые фашисты! Сколько горя всем принесли! Если б не война, и Леня с Жорой были живы».

И вспомнилось Виктору детство, когда его старики родители еще не были стариками, когда война была только увлекательной ребячьей игрой, когда… Но расскажем все по порядку.

Петр Сергеевич Логов, уроженец донской станицы, приехал в Р. после ранения на Закавказском фронте в 1921 году. Полтора месяца пролежал он в госпитале. Выздоровел, окреп, но в родную станицу больше не вернулся. Не к кому было и некуда: мать давно умерла, отца повесили калединцы за то, что он сочувствовал ревкому, а курень сожгли. Петр Сергеевич так и осел в городе. Зная печное дело, он легко нашел работу: первым советским стройкам нужны были миллионы умелых рук.

В то время молодой красивый парень, отличный рассказчик и песенник, Петя Логов скоро стал душой бригады каменщиков. Бывало, не бросая мастерка, заведет он грустную казачью песню, негромко так, душевно — горланить он вообще не любил, — все притихнут и слушают. И тяжелые корыта с раствором кажутся легче, и кирпичи под песню ложатся веселей.

Многие девчата заглядывались на Петю. А молодой казак приметил одну — самую тихую и скромную девушку на стройке Полю Красных. Не похожа она была на остальных работниц: лицо чистое, светлое, нежные руки, темно-карие глаза с грустинкой, а губы строгие.

Хороша была Поля, да и Петя не плох. Полюбились они друг другу и недолгое время спустя сыграли свадьбу. Никогда Петя так хорошо не пел, как в тот счастливый вечер:

А когда невеста под гармонь танцевать пошла, гости да и сам жених еще больше подивились: не видали они такой красоты.

Поселились молодые у знакомых, что вместе с ними работали. Жили сначала не ахти как: кирпичи — вместо стульев, доски — вместо стола, а весело.

И не знала новая семья, что бригада о ней позаботилась. Пошли рабочие к начальству, рассказали. Так, мол, и так, поженились наши товарищи, а жить им негде. Дозвольте нам кой-какие отходы взять: доски-недомерки, обрубки всякие, битый кирпич и прочее. Мы на досуге дом будем строить молодым, стало быть. Ну, начальство не какие-нибудь «благородия», свой же, рабочий народ — разрешило. И через пять, не то шесть недель вырос на окраине города хороший особняк (сообща да в охотку любое дело спорится).

Логовы так и ахнули, когда товарищи привели их в новый дом. Поля на радостях заплакала, Петя тоже чуть слезы удержал: людская-то доброта в добром сердце всегда отзовется.

Славно зажили молодые на новоселье. Мебель Петя сам сделал, Поля вышила занавески, скатерти, коврики (она и на это дело мастерица была) — и стал их дом нарядным да уютным. Логов, бывало, пройдется по комнатам, посмотрит и скажет:

— Вот она какая, наша советская власть! Один раз я за нее воевал, сколько белопогонников сничтожил — и не упомню… Поквитался с гадами за батю с лихвой. Не хочу того, а неравно ишо полезут, опять на фронт пойду. А зараз, люба моя, для родной власти работать будем да чадунюшек годовать…

Через год, и вправду, родились у них дети, сразу двое хороших ребят. Одного назвали Георгием, другого — Леонидом. Третий сын, Виктор, появился через пять лет. Старшие, как две капли воды, походили на отца, младший — на мать. Родители их не различали. Пасынков не было.

Виктор не только лицом, но и характером походил на мать. Бывало, старшие братья затеют веселую кутерьму, все в доме вверх дном поставят. А он сидит себе в уголке, строит из кубиков башни или книжку смотрит. Книжки он особенно любил, поминутно приставал к матери: почитай да почитай. Часами мог сидеть и слушать.

Когда Петр Сергеевич в первый раз повел Жору и Леню в школу, Витя молча вытряхнул из отцовской кожаной шапки спавшего в ней кота, сложил туда свои книжки и пошел следом, так что и мать не заметила. Отца с братьями он, конечно, не догнал и брел наугад по улице. Один прохожий, увидев трехлетнего «ученика», не обратил на него внимания, второй — только улыбнулся, третий — спросил:

— Мальчик, мальчик, ты куда идешь?

— В школу.

— А ты знаешь, что там спросят, как тебя зовут?

— Витя.

— И фамилию.

— Логов.

— И еще спросят, где ты живешь.

— Степная, трицать двацать.

— Тридцать два?

— Да.

— Ну, пойдем, я покажу тебе школу.