Сергей Болдырев - Путь на Индигирку

Филимонов повернулся, видимо, внимательно посмотрел на водителя, опять стал следить за сверкающими выхваченными светом фар из черноты ночи деревьями.

— Знаешь, — сказал он, хоть и не глядя на меня, но явно обращаясь ко мне, — была у меня девушка…

Водитель неожиданно резко затормозил, и мы с Филимоновым ткнулись шапками в ветровое стекло.

— Ты что? — спросил Филимонов, поправляя шапку и взглядывая на водителя.

— Судорога… — лишь бы что-то сказать, промолвил водитель,видимо, как и я, пораженный филимоновским вступлением.

— Останови машину, да пойди промнись, — сказал Филимонов, — так мы рожи себе в кровь поразбиваем.

— Прошло уже… — пробормотал водитель.

— Да, так вот, была у меня одна девушка… — продолжал Филимонов.

Водитель опять притормозил.

— Ты что, издеваешься, что ли? — опросил Филимонов совершенно серьезным тоном.

— Бугор… — смущенно пробормотал водитель.

— До сих пор и бугры были, и кочки, так ведь нормально ехали. Пойди промнись…

— Дороги-то нет… — нехотя сказал водитель. — Разве это дорога?

— Да… Девушка, понимаешь… Такая дивчина, скажу тебе, — помолчав, проговорил Филимонов, — с косами, Ниной звали…

Филимонов надолго затих.

— Померла, что ли? — не выдержал водитель.

Филимонов не ответил, каким-то странным, надтреснутым голосом продолжал:

— Воевали в одном отряде, в двадцать девятом году, басмаческую шайку ловили. В Ферганской долине. Стреляла не хуже меня, в седле держалась по-кавалерийски, а сама была тоненькой, легонькой… — Филимонов опять замолк.

Я покосился на него. Он глядел прямо перед собой.

Водитель затормозил, наверное, тоже захотел посмотреть на Филимонова. Нас вновь кинуло на стекло.

— Да ты что, черт… — своим обычным, до последней нотки трезвым голосом воскликнул Филимонов.

Водитель молчал.

— Ручей крутит… — пробормотал он с запозданием.

— Наскочили мы на засаду, — заговорил Филимонов, — положили коней… Рядом со мной стреляла, в горячке я и не приметил, как затихла. После боя поднял, не дышит уже… Пуля прямо в лоб, в самую середину. Не пряталась, стреляла до последнего вздоха… Жить мне тогда не захотелось, не знаю, как и выкарабкался, еле опомнился.

— Да, повоевали люди… — сказал водитель. — И там сейчас, на материке, наступление идет… А у нас ни тебе выстрелов, ни тебе сражений…

Мы надолго замолчали.

Как я заснул, не помню. Проснулся от сильнейшего удара головой в ветровое стекло. Филимонова тоже ударило. Оба мы сползли с сиденья. Упершись руками в край свекла, сдвинулись на место. Прямо против машины в каком-нибудь метре от радиатора ослепительно светилась мраморная в обхват колонна. Пригляделся, увидел, что это ствол лиственницы, забитый снегом. Вовремя мы остановились! Водитель сидел, привалившись к спинке и запрокинув голову.

— Дальше не поеду, — сказал он. — Заснул вместе с вами… Машину разобью, вас угроблю. Спать надо.

Мы молчали, все еще приходя в себя. Водитель был в том же положении, с откинутой головой, будто спал.

— Нет, поедешь, — вдруг зло сказал Филимонов, — еще как поедешь.

— Не поеду!

— Ну-ка, вылазь, — приказал Филимонов. И тон его голоса, и неправильно произнесенное слово говорили о том, что он готов сейчас на все.

Шофер рывком оттолкнулся от спинки, открыл дверцу, выбрался из-под руля на подножку и спрыгнул в снег.

Мы также вышли на снег. Сзади нас стояла вереница машин, длинные иглы света прорезали затихшую, припорошенную снегом тайгу, звонко разносились голоса людей.

— Что там у вас? — крикнул кто-то.

— Умоемся и поедем, — ответил Филимонов без малейшего сомнения в голосе. — Ну-ка, давай… — негромко сказал он водителю и сам зачерпнул пригоршню снега.

Мы принялись ожесточенно «умываться» колючим снегом, вытерли намокшие лица шапками. Остатки сна слетели, я забрал в легкие побольше свежего воздуха. Хорошо!

Шофер не пытался протестовать, молча влез в машину. С шумом захлопнув дверцы, он слегка сдал машину, объехал лиственницу, и покатили дальше.

В середине ночи опять начал одолевать сон. Филимонов чертыхался, ерзал на сидении, и в конце концов, увидев в свете фар наспех сколоченную халупу дорожников, распорядился подвернуть туда. Лучи прожекторов выхватили из темноты развороченный вокруг гусеницами тракторов снег, обрывки стальных тросов, железные бочки с горючим, черные пятна, оставшиеся от костров, которыми разогревали моторы и коробки передач.

— Часок отдохнем и дальше, — сказал неугомонный Филимонов.

Мы вошли в халупу. Теплый спертый воздух, как вата, окутал нас. Кто-то чиркнул спичкой. Неверный огонек осветил вповалку спящих на замызганном полу людей. Начали пристраиваться, где могли, раздвигая спящих, бросая на пол кто чем богат — телогрейки, тулупы, полушубки. Сон у меня пропал, я вышел наружу. Моторы заглохли, фары погасли, ночь скрадывала очертания машин. Люди разбрелись, кто куда — в халупу, в кабины машин, где грели неостывшие моторы. Лишь неподалеку от меня стояли двое и негромко разговаривали. Знакомые мягкие интонации голоса одного из них поразили меня. Я приблизился и заглянул в его лицо. Призрачный свет ночи, неизвестно откуда берущийся, обрисовал скуластое лицо с удлиненным разрезом глаз и широким переносьем.

— Николай! — воскликнул я. — Колька Данилов!..

Улыбка едва блеснула в темени его глаз.

— Узнал, однако… — проговорил он. — А я тебя давно приметил, еще как садился в машина.

Я крепко ударил его по плечу, он поймал мою руку, с силой сжал ее.

— И ты на Индигирку! — воскликнул я.

— Ну-у! — протянул он чисто по-северному. — Вторым водителем я. Главный на машина вот… — и Данилов кивнул на стоящего рядом высокого человека. — Как узнали, пошли на Индигирка. Свой река… Помнишь, дорога я хотел строить? А теперь водитель стал. Федя, — Данилов повел головой в сторону стоявшего рядом и до сих пор молчавшего человека, — сказал: «Зачем дорога строить? Давай дорога ездить, иди ко мне в помощники». Я сказал: «Ладна, будем ездить…» Он сказал…

— Федор? — перебил я, приглядываясь к его соседу.

— Я! Федор! — сказал тот.

— А ты же на фронт ушел?.. — вырвалось у меня. — Как же так? Ну, здравствуй…

— Здравствуйте, — холодно ответил он, но руки не подал. — Подозреваете, что сбежал? — спросил он, вглядываясь в мое лицо.

— Странный ты человек… — пробормотал я.

— Какой есть, — не замедлил с ответом Федор.

Данилов решительно вмешался в разговор:

— Федор сейчас сказал: «Он будет вспоминать старое…» Я сказал: «Неправда ты говоришь…» — Данилов приблизился ко мне, и, заглядывая в мое лицо, спросил: — Что будет?

— Коля, — проговорил я с решимостью, — пойди в машину, надо мне поговорить с Федором.