Петр Капица - Завтра будет поздно

Но Катя прошла мимо, молча указала на стул и села напротив. Она ждала: что же он знает об отце?

Аверкина не обескуражила презрительная холодность хозяйки, шпик привык к такому отношению. Облизав и без того влажные губы, он вдруг перестал ухмыляться, глаза его сузились, стали жесткими.

— У меня не одно дело к вам, а несколько, — присев на кончик стула, официально сообщил он. — Первое — относительно квартиры, в которой вы проживаете. К нам обратилась жена… в общем, клиентка Урсакова с просьбой освободить незаконно занятые комнаты и предъявить иск за расхищение и порчу имущества.

— У нас есть разрешение исполкома и на квартиру, и на имущество бежавшего царского пристава, — сказала Катя.

— Охотно верю, — поспешил согласиться Аверкин. — Но, к сожалению, оно законной силы не имеет. Дом-то принадлежит купцу Меньшову, а имущество Урсаковым, так ведь?

— Так, да не так. Революция лишила грабителя прав на имущество.

— Наоборот, она будет защищать их.

— Вы, видно, о какой-то своей революции говорите?

— Вот именно, — ответил Аверкин. — Какая есть.

— Так чего же вы медлите? — с вызовом спросила девушка. — Выгоняйте!

Аверкин укоризненно заметил:

— Зачем же так? Я ведь пришел не выгонять, а подсказать, помочь. При добром согласии всякое дело можно уладить…

Катя решила переменить тему разговора.

— Что вы знаете о моем отце? — спросила она.

— Нам известно, что он в тюрьме, и по очень серьезной статье: разложение армии по заданию иностранной разведки. А за это в военное время — расстрел.

— Наговор… выдумки! — испуганно возразила девушка. — Он ничего такого не делал.

— Я вам сочувствую, но факт остается фактом… измена присяге. Если не расстрел, то виселица! — повторил Аверкин. Ему хотелось запугать ее, помучить страхом. Он видел, как девушку ошеломила его весть, и радовался: «Сейчас она станет мягче».

А Катя в растерянности думала: «Что же делать: возмутиться и прогнать или выведать все, что можно?.. Ради отца!»

Аверкин настороженно присматривался к девушке. Он понимал, какая борьба идет в ее душе, и поэтому с некоторой обидой в голосе сказал:

— Я бы, конечно, кое-что мог сделать для вас. Дело» ведет знакомый мне следователь. Но вы меня так принимаете, что я… я в недоумении…

— Простите, — прервала она его. — Какое у вас еще дело ко мне?

— По поводу вашего знакомого — Василия Кокорева. Схвачен, можно сказать, на месте преступления, с уликами, как грабитель и агент иностранного государства. Под усиленным конвоем препровожден в тюрьму.

От этой вести сердце у Кати словно остановилось, ей стало трудно дышать. Стараясь не показать своего состояния, она как можно спокойней спросила:

— Откуда вы все это знаете?

— Знаю… такая уж должность, — уклончиво ответил он, — у меня, видите ли, брат занимается особо важными делами. Через него я на любое дело могу повлиять. Вот если бы я знал вас получше… Разрешите еще разок к вам зайти? Не сегодня, конечно, я понимаю, — поспешил он добавить. — С вашего позволения, может быть, в субботу, часиков в восемь.

«Пусть приходит, кого-нибудь позову», — решила Катя.

— Хорошо, — сказала она. — Только разузнайте все подробней.

— Можете не сомневаться… с отцом будет устроено. Ежели со мной хорошо, так и я в долгу не останусь.

Чтобы скорей выпроводить его, девушка протянула руку. Аверкин цепко схватил ее пальцы, сжал их и задержал в своей холодной и влажной руке.

— Постараюсь… самым наилучшим образом, — бормотал он. — До субботы!

Закрыв за ним дверь, девушка поспешила на кухню, тщательно вымыла и вытерла руки, но гадливое чувство не проходило.

Что же ей предпринять? Первым делом надо выяснить, в тюрьме ли Вася. Но как?

На следующий день Катя отпросилась с работы, надела лучшее платье и пошла к следователю. Гладко причесанный чиновник принял ее любезно, усадил в кресло и спросил:

— Чем могу служить?

Узнав, что Алешина добивается свидания с арестованным путиловцем, он как бы с сожалением сказал:

— Пока идет следствие, свиданий не полагается.

— Скажите хоть, в чем его обвиняют?

— А вы кто ему будете? — поинтересовался следователь. — Сестра? Невеста?

— Знакомая, но… можно назвать невестой, — заливаясь румянцем, ответила она.

— Так-так… понимаю. Видите ли, мы ничего не можем сообщить, пока не кончится следствие.

— Но хотя бы… что ему грозит?

— Порадовать не могу. По меньшей мере — пожизненная каторга.

— Не может быть! — возмутилась девушка. — За что?

Следователь безмолвно развел руками, как бы говоря: вот этого вы у меня не выпытывайте.

Проводив Алешину до двери кабинета, он наклонил голову и сказал:

— Заходите. Может быть, на днях что-либо прояснится.

От затхлого запаха казенного помещения, от вида пыльных стен, выкрашенных серо-коричневой масляной краской, Катю мутило.

«Неужели пожизненно? Надо выручать, сделать все, что в моих силах!»

Выйдя на солнечную улицу, девушка точно ослепла и почувствовала головокружение. Постояв у стены, Катя вспомнила, каким усталым и бледным было лицо Васи в последний раз. «Он не выживет в тюрьме». Для него она могла бы пожертвовать жизнью. Но разве это спасет? Что же предпринять?

Катя зашла в райком, вызвала Наташу в коридор и рассказала ей о своем разговоре со следователем.

— Надо немедля действовать, — сказала та. — Садись в трамвай и поезжай на Путиловец.

— Одной поехать? — растерялась Катя. — С какими глазами я там покажусь? Кто я ему?

— Неважно! Какое это имеет значение, когда товарищ в беде?

Отбросив всякие колебания, Катя поехала на завод. Председателя завкома на месте не оказалось. Она спросила у дежурного:

— Вы бы не могли мне дать адрес Савелия Матвеевича Лемехова?

— А кто он такой?

— Старый кузнец, большевик.

— A-а, усатый такой? Знаю.

Дежурный куда-то убежал и, вернувшись через несколько минут, сообщил:

— Живет на Чугунном… предпоследний дом справа. Катя поблагодарила его и вышла на улицу.

Чугунный переулок и небольшой домик Лемехова она нашла быстро. Но Савелия Матвеевича дома не оказалось. Его жена, разузнав, по какому поводу пришла девушка, спросила:

— Может, вас к Васиной бабушке свести? А то старуха, поди, ослепла от слез.

— Обязательно! Но как с Савелием Матвеевичем?

— А я его сразу пришлю к ней. Он ведь тоже беспокоится.

Лемехова, набросив на голову платок, привела Катю к двухэтажному деревянному дому, во дворе которого на веревках висело набитое ветром выстиранное белье. По боковой лесенке они прошли в небольшую каморку у кухни. Невысокая старушка молола какие-то зерна в кофейной мельнице. Услышав от Лемеховой, что за гостья явилась к ней, она, словно не доверяя ей, стала допытываться: