Петр Капица - Завтра будет поздно

— Какая такая «синтуация»?

— Да вроде чирья, что ли. Ждут, когда нарвет, потом стукнут по нему, чтоб лопнул.

— Дождутся, что самих за глотку схватят и на холку сядут. Тут зевать нельзя…

От шума и духоты, запаха стеариновых свечей, горевших в фонарях, и махорочного дыма у Надежды Константиновны закружилась голова. Сердце стало биться учащенно, как во время приступов «базедки», но никто из спорщиков не заметил, что «деревенской тетке» стало дурно, и не предложил ей места.

Она с трудом выбралась в тамбур и там, глотнув свежего воздуха, уткнулась лбом в холодную стенку и приказала себе: «Не распускаться».

Какой-то щеголеватый военный, с подстриженными усиками, заглянул в вагон, но, услышав, о чем говорят солдаты, тотчас же вернулся в тамбур и на остановке исчез.

А шумный разговор в вагоне продолжался, он окончился только в Гельсингфорсе, потому что нужно было выходить.

Отдохнув на вокзальной скамейке, Надежда Константиновна с трудом доплелась до дома Блумквистов. Увидев в прихожей Ильича, она пожаловалась:

— Я вся пропахла махоркой. Зверски устала… хочу только спать…

Но она все же рассказала, о чем говорили солдаты и матросы в вагоне.

Весь следующий день задумчивость не сходила с лица Ленина. Он уже не удерживал Надежду Константиновну в Финляндии, а просил скорей подыскать в Питере конспиративную квартиру. Ленин стремился туда, где должно было начаться главное.

Прощаясь, Владимир Ильич сказал:

— Больше в Гельсингфорс не приезжай. На днях перебираюсь в Выборг, хочу быть ближе к Питеру.

Владимир Ильич написал два письма в Центральный Комитет партии. В письме, озаглавленном «Большевики должны взять власть», он уверял, что, имея большинство в Советах, большевики добьются успеха, только надо действовать решительно. Именно сейчас легче всего повести за собой революционно настроенные массы, сломить противника, победить его и, взяв власть в свои руки, удержать ее.

В другом письме — «Марксизм и восстание» — он предупреждал, что с восстанием играть нельзя, к нему надо относиться как к военному искусству, готовить выступление с такой тщательностью, чтобы оно обязательно принесло победу. Он даже набросал примерный план действий в Петрограде и советовал, не мешкая, создать штаб боевых отрядов.

Отправив оба письма сестре Марии, Владимир Ильич попросил перепечатать их на машинке в десяти экземплярах и передать на обсуждение в Центральный Комитет.

Готовясь к поездке в Выборг, Ленин внимательно осмотрел свою одежду. Костюм и ботинки еще сохраняли хороший вид, а старый парик рискованно было надевать: он лоснился и обтрепался по краям. Как же приобрести другой?

Вечером Владимир Ильич попросил помощи у Ровно. Густав, отыскав в финских газетах объявление театрального парикмахера, позвонил к нему по телефону. Парикмахер заверил, что он может сделать любой парик по заказу, только для этрго нужно прийти лично.

Рано утром Ровио зашел за Владимиром Ильичем и повел его по безлюдным переулкам на Владимирскую улицу.

Парикмахер когда-то работал гримером в Мариинском театре. Он принялся рассказывать, как он «омолаживал» князей «и графов.

— Хотите быть брюнетом, блондином? — неожиданно спросил болтливый мастер.

— Мне нужен парик с сединой, — ответил Владимир Ильич.

Парикмахер был потрясен: до сих пор никто из клиентов не желал стариться.

— Зачем такой парик? Что он изменит? — принялся отговаривать он. — Вам сейчас больше сорока не дашь, а у меня вы будете выглядеть тридцатилетним.

— Сколько времени потребуется на изготовление парика? — спросил Ленин, чтобы прервать поток слов.

— Недели две, не больше.

— Меня такой срок не устраивает. А нет ли у вас готового?

— Боже мой! Да разве у готового парика будет приличный вид? Я ведь волос к волосу укладываю… а цвет подкладки? Мой парик украсит голову. Вы меня благодарить будете…

Владимир Ильич не стал слушать его. Пройдясь вдоль застекленных шкафов, в которых лежали образцы изделий, он остановился у крайнего и, указав на седенький парик, попросил:

— Покажите мне вот этот.

Парикмахер с сокрушенным видом достал парик и отдал его примерить странному покупателю.

Парик оказался подходящим, следовало лишь немного подправить, чтобы он плотней прилегал на висках. Мастер взялся это сделать к вечеру, но очень сожалел, что клиент оказался таким упрямым.

В Выборге Владимир Ильич устроился жить на окраине города у редактора местной социал-демократической газеты Юко Латукки. С помощью журналиста легче было связываться с Петроградом и получать свежие газеты.

Вести не радовали. Посланные в Петроград письма, как передали Владимиру Ильичу, вызвали странные разговоры на заседании Центрального Комитета. Особенно изощрялся Каменев. Он предлагал уничтожить письма о восстании.

— Ленин оторвался от жизни, — убеждал всех Каменев, — прячется в Финляндии и представления не имеет о том, что творится в стране.

Он предложил в протоколе записать:

— «Центральный Комитет, обсудив письма Ленина, отвергает заключающиеся в них практические предложения, призывает все организации следовать указаниям только Центрального Комитета и вновь подтверждает, что Центральный Комитет находит в текущий момент совершенно недопустимыми какие-либо вооруженные выступления».

Это предложение хотя и отклонили, но принятая резолюция мало чем отличалась от него. Решено было обсуждение вопроса на время отложить, членов партии с ленинскими письмами не знакомить, а копии их уничтожить, оставив только по одному экземпляру.

«Да, сидеть в Финляндии больше нельзя, — решил Владимир Ильич, узнав о судьбе писем. — На решающих заседаниях надо присутствовать самому».

Тревогу вызвало и другое. В Петроградском совете после забаллотированного Чхеидзе председательствовал Лев Троцкий. Правда, внешне он вел себя как ярый большевик, но Владимир Ильич не доверял герою звонкой революционной фразы.

За этим необузданным интриганом и фракционером, вносившим в рабочее движение элементы авантюризма, необходимо было следить в оба глаза. Троцкий никогда не признавал партийной дисциплины. Теперь же, находясь на высоком посту, он может так все обострить и запутать, что оттолкнет не только крестьян, которых не считает революционной силой, но и рабочих.

«Скорей, надо скорей перебираться в Питер», — твердил себе Ильич.

ГОЛОДОВКА

Требования заключенных, протесты на воле и тревожная политическая обстановка заставили прокуратуру зашевелиться— предъявить «июльцам» обвинение. Подготовлено оно было наскоро, на основании показаний весьма сомнительных свидетелей. Но другого выхода у Временного правительства не оставалось: надо было хотя бы как-нибудь опорочить большевиков.