Дмитрий Сергеев - Позади фронта [= Полевая жена]

Вошла Катерина и поставила на стол тарелки с пюре и тушенкой.

— Здравствуй, — сказал Федор, неожиданно покраснев, и справился: — Как устроилась? Хорошее место?

Первый раз он сказал ей «здравствуй» в столовой — прежде в этом не было нужды: они всегда ночевали вместе.

— Здравствуй, — помедлив, ответила Катерина.

Мельком взглянув в ее лицо, он понял: она уже обо всем догадалась. Стало трудно жевать, скулы будто свело судорогой, казалось, взгляды обеих женщин скрестились на нем, и он не мог поднять глаз. Шурочка выпила кофе и поднялась.

— Побегу на аэродром. Вика, наверно, уже там.

В садике по дорожке заскрипел гравий под ее быстрыми шагами. Неслышное присутствие Катерины Копылов ощутил всем телом, хотя она была в другой комнате. Дверь в кухню была открыта и, если бы она что-нибудь делала, он услыхал бы. Молчание становилось напряженным. Лучше всего было встать и уйти. Но он сидел за столом и тыкал вилкой в остывшее пюре. Наконец решился:

— Я пошел, Кать.

Катерина не ответила, он подождал немного и шагнул к двери.

На крыльце громко затопали.

— Выше ногу! — командовал голос Багнюка. — Сразу видно: не гоняли еще строевым.

Пятилетний карапуз в курточке и коротких штанишках доверчиво вцепился всей пятерней в заскорузлые пальцы шофера.

Увидав Копылова, Багнюк смутился.

Копылов посторонился, пропуская их, и увидел Шурочку — она держала на руках девочку. Позади всех несмело шла старуха.

— Веду вчерашних фашистиков покормиться, если что осталось.

— Катерина, нужно покормить, — сказал Багнюк. — Найдешь что-нибудь?

Катерина стояла в дверях кухни, подбоченясь. Казалось, она готова была раскричаться и прогнать всех. Но вместо этого она вдруг улыбнулась и наклонилась к мальчику. Тот выпустил палец Багнюка, оглянулся на бабку и протянул Катерине руку.

— Здравствуй, — сказал он по-русски.

Катерина судорожно стиснула мальчика. Ее нервные пальцы быстро прошлись по телу ребенка. Он нисколько не был напуган ее порывистостью, почуяв в сильных и уверенных прикосновениях чужой женщины знакомую каждому ребенку материнскую ласку.

— Ой ты, беденыш.

Она посадила детей за пустой стол.

— Ну, кормитесь, — сказал Багнюк и побежал к своей полуторке. Невыключенный мотор ее еле слышно бился. Шурочка догнала его и села рядом. Полуторка направилась в сторону аэродрома.

Дети, возбужденные сытным запахом, нетерпеливо ерзали на стульях. Сейчас они не пугались Копылова, им было не до него. Да и ему самому тоже нужно было уйти, не торчать в столовой. И он опять обозлился, что все, как есть, в последние дни, будто нарочно, подталкивают его к одной и той же мысли — о своем будущем ребенке, которого ждет Катерина. И он опять досадливо отмахнулся от этой мысли. После не будет времени подумать, что ли?

Катерина принесла три тарелки с пюре, на двух было положено понемногу тушенки, на третьей — одни выскребки из котла. Эту тарелку Катерина отдала старухе.

— Поешь и ты.

Старая немка, не поблагодарив, начала есть. Она безучастно жевала пригоревшие одонки, отрешенная ото всего, что происходило рядом, ловила прилетающие залпы канонады — должно быть по звуку узнавала места, где грохочут взрывы.

В начале девятого первые самолеты начали садиться на площадку. Бензозаправщик подруливал к стоянке, техник на ходу выпрыгивал из машины и, волоча за собою шланг, бежал к самолету…

День продолжался стремительно — ритм ему задали ИЛы и ЯКи, плюхающиеся на посадку. И без того накаленную обстановку они нагнетали требовательным ревом своих моторов. Летчики, ненадолго вырвавшись из боя, были нетерпеливы и злы. Все, кто обслуживал самолеты, охотно, даже радостно подчинялись им, безоговорочно признав на сегодня главенство пилотов, право за ними командовать, материться, угрожать…

Усидеть в пустом штабе, где была только дежурная у телефона да дремавший на крыльце часовой, Федор не мог.

Он пошел на аэродром не по дороге, а напрямую. На задах усадьбы был птичник, разделенный металлической сеткой на небольшие клетки; все они соединялись между собой зарешеченными дверьми. Ни одной птицы не осталось в живых: кто-то уже похозяйничал здесь — по задворью и в саду между кустами рябили выщипанные перья. Копылов заглянул в клетки. Пахло пометом, в жестяных поилках было сухо, лишь в одной на донышке осталось немного ржавой воды.

Вдруг он увидел притаившуюся под кормушкой отощавшую пеструю курицу. Обалдевшая от страха и голода, растопырив нечищенные перья, она не шевелилась. Круглыми глазами посмотрела на человека и накатила на зрачки веки. Копылов выгнал ее из клетки. Курица забилась в тень под кустами и нахохлилась там, ожидая судьбу.

Санитарная полуторка, крытая фанерой, дежурила за обочиной летного поля. В ее тени на раскладных стульях, издали похожие друг на дружку, обе в одинаковых белых косынках с красными крестами сидели Шура и Вика. Прикрыв глаза ладошками от солнца, следили за подлетающими самолетами. В медицинской помощи пока никто не нуждался.

Федор сделал порядочный крюк, чтобы повидать Шурочку. Солнце накалило крышу и стенки будки, потеки масляной краски почти плавились.

— Каков денек! — воскликнула Шура.

Она даже не взглянула на Копылова. В вышине между двумя кучевыми облаками кружилось несколько самолетов, будто играли в пятнашки. Один отделился и стал падать, оставляя позади дымный хвост. Он грохнулся километрах в двух — врезался в зеленое поле. Пламя и чад взлетели кверху. Никто не разобрал, чей самолет был сбит.

— Мессера подожгли, — подал голос водитель из кабины, он тоже заинтересованно наблюдал за боем.

Внезапно с другой стороны, совсем низко над лесом, затарахтел мотор, быстро приближаясь. Огненный смерч вихрился, соскальзывая с фюзеляжа и плоскостей. Густая дымная полоса, как дорога, расстилалась позади. Самолет, вырулив над площадкой, начал падать книзу носом. Он немного прокатился, но не смог выровняться — скапотировал. Весь охваченный пламенем, распластался с задранными кверху шасси. Из кабины вывалился пилот в горящей куртке, и отполз в сторону, барахтаясь руками, как неумелый пловец.

Вика и Шура запрыгнули на подножки машины, водитель сразу завел мотор. Копылов, опережая разворачивающуюся полуторку, напрямик побежал к месту аварии, на ходу скидывая гимнастерку. Летчик катался по земле, пытаясь сбить пламя, и рвал на себе одежду. Копылов набросил на него гимнастерку и навалился сверху. Летчик извивался под ним и выкручивался — металлическая пряжка полоснула Копылова поперек груди. Ладони, обжигаясь, натыкались на тлеющую куртку — от нее горячими ошметками сыпались выдранные клочья. Подъехала водовозка — сильная струя из шланга ударила по катающимся на земле переплетенным телам. Летчик, уже затихая, напоследок локтем саданул Копылову под глаз.