Алитет Немтушкин - Мне снятся небесные олени

— Он что — не люди? — обиженно кивает Амарча на собаку.

— У русских все по-другому. По-разному жили, вот и понятия разные. Не ссорьтесь… — Бабушка успокаивает ребят. — Вы оба правы.

Игра расстроилась.

Бабушка подбросила дров в огонь, подняла голову к дымовому отверстию:

— Опять либгэ — мокрый снег. Вот в нашем языке мороз, снег, холод имеют десятки названий, и все потому, что мы с ними рядом живем, сроднились, можно сказать. А слова «школа» — у нас нет. Не учились мы раньше. Придет новое лето, поедете в интернат, там все узнаете…

Она зубами перекусывает жильную нить, вертит, осматривая, штанишки — нет ли еще дырок? — бросает их внуку, привычно ворча:

— Аккуратней бегай-то, везде сучья находишь! Все на тебе горит!..

Бабушка Эки давно пробудила у внука стыд. Понимать стал, а это уже хорошо. Удивляться умеет — тоже неплохо. Лишний раз поворчать на него не грех, у мальчонки вся жизнь впереди, глядишь, бабушкина наука и пригодится.

— Бакари-то привяжи, чего вечно вязки болтаются?

Ребятишки выскочили на волю.

Шубой горностая белел снег, пухлый и мягкий. Ступишь в него — провалишься, словно в перину. Когда еще мороз да ветер прижмут к земле этот пух? Стоит ли ждать? Может быть, самому утоптать снег поплотнее да покататься с горки на шкурах, на лыжах, а то и просто так — на коленях?

Никого не видно, один Палета на горке топчется. Даже отсюда заметно — жует что-то; правда, наверно, оленеводы его угостили, или сам выпросил. Увидев ребят, Палета падает на живот и катится вниз. Парка у него до самых пяток, он в ней — как медвежонок.

Воло и Амарча тоже съехали вниз — один на коленках, другой на оленьей шкуре. Потом попробовали кататься стоя. Резво понесли Воло чарки — только ветер свистит в ушах, — да не устоял он, полетел кувырком. Попытался и Амарча на ногах съехать, но подошвы его бакарей не скользят, он тоже нырнул головой в сугроб.

— Ха, неумехи! — закричал Палета.

— А ты? Ну-ка, попробуй!

И надо же — Палета, неуклюжий и толстый, не упал, удержался. И снизу победно помахал им рукой.

— А кто ближе всех подойдет к полынье? — разохотился он.

— Утонем, — нерешительно сказал Амарча.

— Трусы вы! С горы и то не можете съехать, — ехидно рассмеялся Палета.

— Давай! — согласился вдруг Воло. Обидно, что трусом назвали.

…Взглянули на реку. Там, где летом была быстрина, сейчас лениво ворочалась темная густая вода.

Воло нашел палку и, постукивая ею как посохом, первым опустился на лед. За ним шел Амарча, последним — Палета. Воло двинулся к полынье.

— Даже не трещит, — сказал он.

— А вы боялись, — засмеялся опять Палета.

Воло и вовсе расхрабрился, начал приплясывать. Повеселел и Амарча: напрасны были его опасения. Но близко подходить к полынье все же опасно, глянешь — и то жутко становится, даже голова начинает кружиться. Будто что-то тяжелое плещется там, страшно вздыхает… А дна не видать… Хотели уже повернуть назад, вдруг Воло, как заяц, прыгнул на свежий снег, запетлял, посмотрел — вроде, похоже на заячий след, прыгнул еще раз и… ухнулся в воду! Хорошо, что палка в руках, — легла поперек трещины, удержала мальчишку.

Амарча от испуга упал, потом, опомнившись, ухватился за палку, начал тянуть.

— Ма… ма! — кричал Воло.

— Мама! — вторил ему Амарча.

Но где же Палета? Амарча, заливаясь слезами, поискал его взглядом, но не нашел. Где он? Может, тоже нырнул? Однако… постой… Что там у берега?.. Да это Палета бежит, струсил! Заячья душа, волчьи ноги!

— Палета!.. Энё… ё… ё!.. Помоги… и… те!.. Воло, держись!..

В глазах Воло страх, он что-то кричит, плачет…

— Что случилось?! Добрый Дух, помоги!.. Не дай детям уйти под лед! Добрый Дух! — С мольбой, со слезами с горки бежала Эки. Сам бог, видно, помог ей выйти из чума именно в тот момент, когда раздались крики.

— Хух! Хух! — задыхаясь, пыхтит она, продолжая молитву. В ужасе подскочила ребятам, не помня себя, ухватила за рукав Воло, вытащила на крепкий лед. — Хух! — облегченно вздохнула и, взяв в охапку мокрого, обессилевшего вконец Воло, сторожко пошла к берегу.

На берегу бабушка опустилась прямо на снег, отдышалась. Ребята все еще плакали.

— Хватит реветь, не взяла вас вода!. — приказала Эки. — Бегите в чум, покуда в ледышки не превратились.

Из дома выскочил дядя Мирон. Он тоже сломя голову бежал к реке. Увидев Эки, живых ребятишек, устало шлепнулся в снег. Напряжение спало. Он чуть успокоился.

— Марш домой!.. — прохрипел Мирон. — Ты у меня под замком будешь сидеть!

Воло заплакал еще громче, задрожал, испуганно уставился на отца.

— Спасибо тебе, Эки! Спасибо, что успела… — сказал Мирон.

— Ругай не надо… Парнюски пробовай вада маленька, теперь знай вада. — Бабушка Эки с трудом подбирала русские слова.

Дома бабушка Эки, поостыв, похвалила внука:

— Кто знает, какой человек из Палеты вырастет… Жалко Бали, все еще надеется он… А ты, — молодец, не испугался, не бросил друга… На реку больше не ходите, видите, как обманывает. Прикрыла маленькие полыньи и ждет кого-нибудь, как вас, неразумных…

Амарча подрался с Палетой. Не подрался даже, а так, стукнул разок, тот заорал что есть мочи, словно ножом пырнули. На рев выскочила Пэргичок.

— Что случилось? Что он сделал тебе, сынок? А?..

Палета зажал рукой один глаз, заголосил еще пуще.

— Что он сделал? Глаз выбил? — Пэргичок отдирала руки Палеты от лица, а тот с ревом тыкался в подол ее широкой суконной юбки.

— У, варнак! — закричала Пэргичок. — Выучился у русских? Совсем лучатканом стал! Чему доброму они научить-то могут — драться да глаза вышибать?!

Услыхав крики, вышла из чума Эки.

— Что случились?.. Кого зарезали, что ли?..

— Подожди!.. Твой внук скоро и резать начнет! Мало у нас безглазых, так Палету еще надо зрения лишить!..

— Ты зря, Пэргичок, шум поднимаешь. Дети есть дети. Сегодня дерутся — завтра опять вместе.

Палета замолчал, а мать не унималась.

— Вот дружба-то с русскими чему привела. Вон, Митька Тириков никого не боится, такой же и Амарча будет. За что ты Палету ударил, а?

Амарча виновато понурился:

— За что? — спросила и бабушка.

— За то, что он убежал… когда Воло тонул…

— Но вы же не утонули! — снова набросилась на него Пэргичок. — Втроем-то скорее б на дно пошли! Ну, Палета испугался, с каждым могло такое случиться… Зачем же глаза выбивать?!

— Перестань языком трещать, как сорока! — крикнул из чума Бали. — Стыдно слушать!..

— Помолчал бы! Твоего внука убьют, а ты а пальцем не шевельнешь! — огрызнулась отцу Пэргичок.

Бабушка Эки молча подтолкнула Амарчу к своему чуму: иди, мол. Сама пошагала следом.

Палета осмелел, погрозил Амарче кулаком:

— Придешь к нам!

Но тут же получил оплеуху от матери: