Алексей Югов - На большой реке

За эти часы забылись и его высокомерная обособленность, и жесткость в деловых разговорах, и строгий спрос за каждое упущение, и манера обрывать на производственных совещаниях: «Покороче!» — и душок старого аристократства в домашнем быту, и огромный синий берет в сочетании с сапогами, и английские перемолвки на людях то со своим сыночком, то с геодезистом, очевидно задушевным другом семьи, этим Сатановским, и многое другое забылось и простилось в этот вечер теми, кто все эти годы работал на гидроузле под его началом и руководством и привык знать его не как профессора, а как главного инженера строительства — Андриевского Николая Карловича.

Свою лекцию-беседу он закончил такими словами:

— Вы — инженеры гидростроения и гидроэнергетики. Это одно из высочайших призваний на земле. И одно из труднейших. Я нередко напоминаю молодежи изречение одного из великих математиков о том, что легче объять формулою движение отдаленных светил, чем движение воды в ничтожном ручейке.

А наши с вами «ручейки» — это Днепр, Волга, Ангара, Енисей.

Будьте горды своим призванием. И не щадите ваших сил для него!

Эти его слова были покрыты долгими и единодушными рукоплесканиями. Хлопали все, весело взглядывая друг на друга, как бы спрашивая глазами: «Что? Силен старик?» — и, убедясь, что и товарищ того же мнения, принимались еще сильнее хлопать.

А старик был явно растроган. Он не ожидал этого. Для него, конечно, не было тайной, что его недолюбливают.

После лекции его окружили. Он еще и еще давал советы и пояснения то по одному, то по другому дипломному проекту и отвечал на вопросы.

Даже Светлана Бороздина — энергетик, а не строитель — получила от него исчерпывающий ответ, хотя Андриевский и оговорился, что это, собственно, не его специальность.

— Мое, — заметил он, усмехнувшись, — это вода, земля и бетон! Здесь я могу быть вам полезен.

Кто-то из девушек воскликнул жалостно и с детской простотою:

— Николай Карлович! И почему вы у нас не читали?

Главный инженер рассмеялся. Глаза его сверкнули из-под седых бровей.

— Как то есть не читал? — ответил он. — Целых четыре года читал я вам курс гидростроения, и обширнейший! Только кафедрой, дорогие друзья, были эти берега да матушка Волга!

Долго не расходились. Аркадий напомнил, что скоро уйдет последний ночной автобус.

Андриевский попросил остаться Упорова: Иван возглавлял старостат институтского филиала, и надо было договориться им о порядке защиты дипломных работ.

К машине Андриевского сопровождал Упоров. Заканчивали разговор о предстоящих защитах.

Порывистый, но мягкий, насыщенный осенней изморосью ветер раскачивал черные полотна теней на асфальтированной обширной площади перед ярко освещенным зданием, из которого они только что вышли.

Оба остановились. Упоров ждал, не смея попрощаться первым. Андриевский не торопился протянуть ему руку. Чувствовалось, что ему, в его взволнованном, размягченном состоянии души, все еще не хочется, несмотря на усталость, расстаться с одним из тех, кого он с давних пор, внешне как бы и не выделяя, давно уже отличал среди множества подчиненной ему инженерно-технической молодежи. Он привык знать, что этот юноша, скромный, немногоречивый, безотказный в работе, не только сам не дрогнет, не растеряется на любом прорыве, но и что есть у него некое особое слово, которое способно враз собрать вкруг него людей, как стальная магнитная подковка враз обрастает частицами железа.

И Андриевский испытывал сейчас к этому юноше чувство старого педагога, который видит, что не зря, а впрок пошли для его возмужавших питомцев и выучка у него, и пример, и что добром обернулось им и суровое подчас слово.

— Да-а! — медленно произнес Андриевский. — Как отрадно видеть мне, старому гидростроителю, что многие, многие из вас, молодых, будут признанными в гидростроении. Признанными! — повторил он, возвышая голос. — И мне, старику, то радостно, что и я не без заслуг в этом деле!

— Ну что вы, Николай Карлович! — отозвался всем сердцем Упоров. — Не все понимают вас, это верно. Многим вы кажетесь излишне суровым, начальственным... Но что воспитали вы многих и многих и что многие благодаря вам будут отличными гидростроителями, это, кажется, каждый из нас понимает.

— Что ж, спасибо! — растроганно сказал главный инженер. — В этом моя жизнь!

И тогда Упоров решил про себя, что сейчас он должен, он обязан откровенно сказать Андриевскому все о его сыне.

— Николай Карлович! — начал он. — Вы простите меня, но я должен вам сказать правду... Это горькая правда. Но я должен...

Андриевский насторожился.

— Прошу вас, — глухо произнес он, — всегда следует говорить правду.

— Мне давно хотелось спросить вас: вот вы радуетесь, что многих из нашей молодежи уже и теперь видите отличными инженерами гидростроения. И в этом — огромная ваша заслуга. А почему же собственного сына вашего Игоря губите?!

— Позвольте, как это гублю? — растерянно и сердито отозвался Андриевский. Он вскинул голову, нахмурил брови, чуть отшатнулся.

Но Упоров не дал ему прервать себя:

— Подождите, Николай Карлович! — сказал он. — Вы согласились выслушать меня. Я хочу только добра для Игоря... Он, к сожалению, некомсомолец. Но если бы он был на производстве, мы нашли бы к нему ключ, нашли бы! А теперь — что же? — он прячется за спину отца. Он и разговаривать с нами не хочет! А для чего же ему служит эта синекура? Для праздности. Для разгула. Для пьяных похождений...

И горячо Упоров стал рассказывать Андриевскому, как неладно, беспутно ведет себя Игорь, как бесславит имя отца.

— Впервые слышу. Я ни разу не видал его пьяным. Да и никто из моих друзей и знакомых.

— От некоторых друзей пора бы уже давно вам защитить вашего сына! — почти запальчиво возразил Упоров.

— От кого же это?! Вы уж договаривайте, коли начали! — гневно сказал Андриевский.

— Это задушевный приятель вашего сына — Сатановский Ананий Савелович.

— Боже мой! — проговорил Николай Карлович. — И этого душевного, достойнейшего человека... и работника не пощадили!.. Да где ж доказательства?

Он протянул раскрытую руку, словно ожидая, что эти «доказательства» положат ему на ладонь.

Тогда Упоров рассказал ему, что в дорожном отделе лежит акт, составленный на Игоря, который, будучи пьян, вел «мерседес» по улицам Средневолжска. Они ехали вдвоем с Сатановским.

— Игоря пьяным никто из домашних не видел! — упрямо возразил Андриевский. — Жена не стала бы скрывать это от меня... — Помолчав немного, спросил деловито и сухо: — Вам куда?

— Мне — Портгородок.

— По пути. Садитесь. Дорогой договорим... Или вы уже все сказали? — спросил Андриевский.

— Нет, не все! — сказал Упоров.