Алексей Югов - На большой реке

— Правильно. Девушка замечательная!..

— Затем техника-десятника Лору Кныш...

— Тоже правильно: хорош десятник, да и дивчина неплоха.

— И, наконец, простую учетчицу. Думаю, вот эту самую Любовь Кирюшину... Но ее как-то меньше знаю. Не ошибусь?

И собкор с плохо скрытой тревогой глянул на парторга.

Высоцкий неожиданно загорелся.

— Да вы что? — сказал он и остановился. — Да если бы я поэт был, я бы о такой девушке поэму написал! Ходят, ходят эти чертовы писатели, ищут, ищут образ советской девушки, глядишь, укажут им: вот, дескать, у нас замечательная крановщица Маша Петрова. Ну и пошло! И в «Комсомольской правде» крановщица Маша, и в «Известиях», и в «Огоньке», и в «Советской женщине» — всё крановщица Маша! Черт возьми, да неужели у нас только крановщица Маша одна и работает на стройке! А мимо таких вот Любовей проходят равнодушно: помилуйте, чего ж тут интересного? Обыкновенная учетчица котлована: ставит палочки в блокноте — сколько машин с грунтом ушло... Подумаешь, трудовой подвиг! А между тем... Да нет, я уверен, — перебил сам себя Высоцкий, — что будет она инженером. Будет, вот увидите!.. С таким-то характером!

И вот что узнал о ней Зверев.

Любе Кирюшиной уже двадцать шесть лет. Не замужем. Держит себя строго. Замуж и не собирается.

С парторгом котлована у нее, такой замкнутой и неподатливой на сдружение, возникла благодаря его чуткости и заботе дружба, похожая на ту, что бывает между суровой, домовитой дочерью и заботливым, требовательным отцом.

Узнав, что ее мечта — поступить в вечерний техникум при строительстве, Высоцкий предложил ей свою помощь в алгебре и в геометрии.

Любовь Кирюшина окончила семилетку. Но с тех пор уже многое перезабылось. А жизнь у этой девушки была не из легких.

Однажды Елена Борисовна Высоцкая, жена парторга, спросила у нее, отчего она до сих пор не вышла замуж — такая красивая, здоровая, работящая.

— Ну уж и красивая! — с сердитым смущением ответила она. А помолчав, добавила: — Кто меня возьмет с такой оравой?

— Как! — воскликнула в изумлении жена парторга. — Ведь ты же не была замужем?

Девушка усмехнулась:

— Вот и замужем не была, а ребятишек полон дом привела.

Тут все разъяснилось. Семья Кирюшиных рано лишилась отца. Любе было всего пятнадцать лет. А за нею шли еще двое: брат и сестренка. Мать постоянно хворала. А тут мужа убили на войне у старшей сестры Матрены, и осталась она с двумя ребятишками, совсем маленькими.

— Ну, и куда их? — рассказывала девушка. — Я самая здоровая на работу. Всех в одну избу и собрала, к себе. Так-то легче их подымать, гуртом... Тут не до замужества. Не до женихов. Сватались, конечно... Да зачем же я такую ораву чужому человеку на шею повешу? Хотя бы и приглянулся который...

Елена Борисовна сказала ей на это, что ребятишки хорошему человеку не помеха, если полюбит. Примеров сколько угодно.

Люба ничего не возразила. А, помолчав и «сведя всех сродников», отвечала гордо и холодно:

— Ну, значит, не нашла человека!..

В дни бурного перехода на комплексные бригады в большом котловане оставались в нем ночевать и парторг, и главный инженер, и Ваня Упоров.

Не уезжали на ночь и Орлов, и Титов, и Доценко. Да и многие водители самосвалов заночевывали в своих кабинках.

Ночи стояли теплые. Заря сходилась с зарею. А уезжать в городок — это добрых пять километров.

— И никакого тебе жекео, никаких ордеров! — шутили водители. — А квадратных метров — бери сколько хочешь!

— Кубических, кубических надо побольше, а не квадратных! — откликался шуткой на шутку парторг.

Утренняя пересменка на котловане длится час.

Обычно за это время машинисты новой смены, каждый с помощником, бегло осматривают узлы, агрегаты и механизмы своего экскаватора.

Уходящая смена им помогает.

Если все в порядке, то сплошь и рядом на этих пересменках в забое, у экскаваторов и самосвалов, развертывается как бы летучее производственное совещание.

Тут в лицо говорят начальству горчайшие истины. Тут иной раз водители самосвалов и экскаваторщики берут, что называется, друг друга за грудки.

Это котлованное вече.

Но их-то больше всего и любит парторг Высоцкий. Многому он учился здесь.

Одно дело, когда экскаваторщик, бульдозерист, шофер выступает с трибуны, крепко схватясь за ее края, словно за штурвал, а другое дело, когда этот же самый человек выскочит на песок котлована из своей машины с каким-нибудь там колпачковым или торцовым ключом в руке. Яростно им потрясая, выпрыгнет прямо в круг товарищей и кинет им, разгоряченный, «реплику с места».

Тут и о жилье накричатся, и о заработке, и о премиальных, и о барственно-охамевшем каком-либо начальнике, и о лодырях, и о тех, кто «работает налево», и о «туфте» или «намазке», то есть о приписке недобросовестным прорабом кому-либо из водителей лишнего, невыполненного объема работы.

Вот оратор схватывает возражателя своего за рукав спецовки и тянет его за собой в рубку управления. Вот зачем-то оба лезут под экскаватор, ложатся там на спину, и оттуда гулко и глухо, как из погреба, доносятся их спорящие голоса.

Высоцкий и Черняев на пересменке обходят весь котлован, все забои.

— Тише!.. — произнес парторг.

Все останавливаются.

На песчаном откосе, уже ярко освещенном солнцем, в уютной, как печурка, выемке пригрелась и спит Лора Кныш — десятник-техник, работавшая в ночной смене.

Ночью эта девушка не задремлет ни на миг, а вот теперь, на пересменке, когда затих грохот и лязг экскаваторов и самосвалов, она присела отдохнуть, и ее сморило.

— Товарищ Кныш! — окликает ее сменный прораб, инженер Таня Кондрашина, худенькая, с тонким лицом.

Подруга девушкам, ей подчиненным, дома, в общежитии, она строга на работе и всегда называет их по фамилиям с добавлением слова «товарищ».

Сегодня смена выдалась на редкость плохая. И Таня не в духе. Выдача грунта ничтожная: залипание ковша; неполадки с подачей самосвалов; два часа простояли экскаваторы из-за отсутствия электроэнергии, а в довершение всех несчастий усунулся, поломав бревенчатый щит, экскаватор Лоскутова.

Лора Кныш вскочила. Вид у нее был пристыженный, даже испуганный.

— Та сморило!.. — сказала она, зардевшись и закрываясь локтем.

— Да ну, ничего! — сказал Высоцкий. — Смена ж кончилась. Сморит кого хочешь!..

Чтобы не смущать ее, он первым тронулся дальше. Все последовали за ним.

Лора быстро вынула из кармана зеркальце и оправила волосы и тюрбан. Ей горше всего, что заснувшую и заспанную ее видел Орлов. Как и большинство девчат котлована, она была тайно влюблена в него. Таня, дожидавшаяся ее, говорит тоном старшей сестры:

— Ничего. Сегодня дома досыта выспишься.