Василий Ажаев - Предисловие к жизни

— Нашлепали вам? — услышала Галя реплику Лены. — Бедные вы, бедные…

Матери у Гали не было с раннего детства, отец и брат баловали ее сверх всяких крайностей, и дома она была полной хозяйкой. Ей были непонятны и казались смешными жалобы подруг.

Оказывается, рассказ о неприятностях Марины еще не кончился, оставалось самое неприятное. «Тип» привязался к Аркадию: мол, нет никакой нужды надрываться в цехе, пусть он перейдет к нему в лабораторию. Аркадий, дурачок, обрадовался. Марина доказывала ему, что из цеха не нужно уходить, ребята обидятся. Он ничего не хочет слышать и твердит свое о музыке и руках.

Хорлин пользовался положением и льготами, которых на заводе больше ни у кого не было. О нем говорили: сукин сын и неприятный человек, однако работать умеет и специалист, этого от него не отнимешь. Приходить и уходить он мог вне табеля, ссылаясь на работу в иностранной библиотеке. Владея немецким, Хорлин добросовестно штудировал бюллетени по химии, и, скажем по секрету, после похода в библиотеку у него возникали обычно блестящие идеи, новые методики, свежие рецептуры.

После праздников Николай Никандрович появился в лаборатории около двенадцати. Девушки, разумеется, честно трудились и не ответили на его приветствие. Он прошел в стеклянный кабинет и расположился за столом. Старшая лаборантка Белла Моисеевна, пожилая рыхлая женщина с неожиданно темными усами под носом и выпуклыми, от базедовой болезни, неподвижными глазами, сразу же передала заведующему журналы с записью сегодняшних анализов. С приходом Хорлина журчанье оборвалось.

— Девушки, почему вы утихли? — не утерпела Галя.

«Сам» улыбнулся Галиному возгласу, с удовольствием полюбовался ею и согласно покивал: пожалуйста, не стесняйтесь, я сегодня добрый.

Подал громкий голос гудок. Галя не преминула заметить, что и гудок с похмелья хриплый. Девушки развернули свои бутерброды и расселись преимущественно на широких подоконниках. Каждая держала бутылку с теплым молоком. Галя рассказывала подругам, как она учила танцевать Ваню. Надо же прижиматься, иначе нет смысла танцевать, а он прямо-таки брыкается от смущения и горит свечой. Галя вдруг полюбопытствовала: куда это Марина и Аркадий исчезли на праздники? Марина уставилась в серое, безрадостное окно и отделывалась общими фразами. Чтобы ее выручить, Лена опять стала вспоминать подробности праздничных удовольствий.

«Тип» покинул стеклянный кабинет и подошел к подругам. Улыбка не сходила с его узкого лица, и плечо дергалось особенно бойко.

— Здравствуйте, здравствуйте, миленькие! Аркаша в порядке, оклемался? — спросил он у Марины. — Вот и ладненько. О чем вы так оживленно беседовали?

— О прошедших днях, — иронически ответила Галя.

— Да? — восхитился Николай Никандрович. — И что же в этих прошедших днях?

— Праздник вспоминаем, вечер на заводе, демонстрацию.

— Длинный доклад, приказ о премировании, скверный концерт, да? — уточнил Хорлин.

— Нам понравилось.

— Даже доклад?

— Да. Пряхин интересно рассказывал о прошлом завода.

— Как варили медикаменты в ведре?

— И это, и многое другое.

— Ты не преувеличивай, Ленок. Доклад, как и полагается, был скучненький, — поправила подругу Галя.

Хорлин довольно засмеялся. Черные безжизненные глаза его — два аккуратных кружочка тушью — переходили о одного девичьего лица на другое.

— Как и полагается, скучный, — повторил он. — Я бы так сказал: торжественный и скучный. Меня, девочки, всегда удивляет: зачем люди тянутся кверху изо всех сил ради торжественности?

— Вы иначе сделали бы доклад? — лукаво спросила Галя, последний раз глотнула молока и забавно чмокнула горлышком опустевшей бутылки.

— Я? Пожалуй, иначе.

«Тип» мягко прохаживался вдоль фронта девушек. Он любил болтать с ними, красоваться остроумием, шутками, анекдотами. Они-то уже забыли про вопрос Гали о докладе, а он, оказывается, не забыл.

— Девочки, я сделал бы доклад иначе. Меня, правда, никто не просил. Знаете, я сказал бы правду. Не о катаклизмах, не о титанических взрывах и невиданных красотах. Именно правду: как мои собственные глаза увидели Октябрьский переворот. Хотите, расскажу? Нечто вроде доклада не в канун праздника, а после.

— Расскажите! — быстро и с интересом отозвалась Галя, болтая своими ножками, свесившимися с подоконника.

Николай Никандрович прошелся и начал «доклад».

— Подобно моему коллеге Семену Федоровичу Пряхину, начну немножко раньше, с войны. О фронте вспоминать не хочу, попрошу только учесть, что мое плечо — видите нервические толчки? — результат контузии. Снаряд угодил прямо в наш окоп, целый взвод исчез, остались два человека, в том числе некий Хорлин Н. Н.

Так вот. Семен Федорович фабриковал в ведрах аспирин, вашего же покорного слугу после госпиталя послали на Север добывать йод из морской травы. Да, да, Галочка, не делайте ваши изумительные глазки такими громадными, есть такой допотопный способ добычи йода. Вы не медики, но способны понять: война может идти без снарядов, однако без йода она немыслима. Я и поехал к Ледовитому океану.

Представьте себе избушку на курьих ножках, — в ней жили колодой карт, один к одному впритирку. Спать могли только в три смены. Кругом вода, мокро, вши. Прошу прощения за некрасивые подробности.

Уходили в океан на лодках, выдирали водоросли, выдранное и выщипанное сваливали в ямы и поджигали. Получалась зола, ее отправляли в столицу — экстрагировать, извлекать йод (там, на месте, сделать это было невозможно). Работа, мои милые, была невыразительная до отчаяния: дабы получить граммы кристаллического йода, следовало надрать и сжечь большие кучи морской травы.

Удрал я оттуда, девочки. Посылал письма товарищам, вопил «SOS», и они в конце концов устроили через военное ведомство вызов в Москву. Словом, я очутился на этом заводе, присоединился к уважаемому Семену Федоровичу и под его руководством взялся за изготовление лекарств в ведрах, чугунах, бочках и разной другой кухонной посуде. Не буду повторять уже сказанное Пряхиным о жалком прошлом завода.

Может быть, вы скажете: негероично я удрал с Севера? Согласен, негероично. Я ведь вас предупредил: красот не ждите, я за правду, хотя и не очень красивую. К тому же нужно вам отнестись к моему поступку снисходительно: война шла империалистическая, похабная и тому подобное…

Николай Никандрович вовсю разглагольствовал, и девушки, способные оценить его острословие, например наша Галя, немало позабавились над повестью о Севере и добыче йода.

— …Дорогие мои сотрудницы, боюсь разочаровать вас и дальше. Дело в том, что никаких великолепных катаклизмов и потрясений, никаких взрывов основ не происходило. Да, да, Леночка, не происходило, уверяю вас. Ночь проспали спокойно, встали по обыкновению в восемь часов, молочница сообщила: большевики взяли власть, стреляют на Пресне и на Мясницкой. Вот так-то выглядели величайшие события, смена классов и общественного строя. Где-то стреляли изредка. Кто, в кого, зачем? Неизвестно. Дворник на всякий случай закрыл ставни, изнутри жена с прислугой заложили окна перинами.