Тугельбай Сыдыкбеков - Среди гор

— Так долго?

Сапарбай, не отвечая, задумчиво смотрел на свет лампы.

— Что, споры были?

— Да нет, ничего не было…

— Поссорился с кем?

Джигит попытался рассмеяться, отвернулся и встал из-за стола.

— Зачем мне ссориться… Постель готова? Давай лучше ляжем спать…

Сапарбай долго не мог уснуть. Как ни старался он скрыть от жены своих переживаний, но иногда украдкой вздыхал, переворачивался с бока на бок. Зайна понимала, что муж не в духе, что ему тяжело, и, чтобы не причинять ему боли, не стала особенно допытываться, но жалостливо погладила его по лицу.

— Спи, спи, родной! Устал ведь, усни! — приговаривала она ему на ухо.

Сапарбай на минуту даже забыл обо всех своих неприятностях и радостно улыбнулся, но все-таки в душе его оставались горечь и обида. Равнодушный к ласкам жены, как чужой, лежал он в постели.

Зайна с упреком отодвинулась.

— Ты что сегодня как камень холодный… Не нравится тебе своя постель… Ясно, нашел другую…

Погруженный в тяжелые думы, Сапарбай ответил тихо, но твердо:

— Ошибаешься, Зайнаш!

— Ну, а что ж тогда?

— Спи спокойно.

— Пока ты не уснешь, я тоже не буду спать.

Утром в семье уже все знали, что в прошлую ночь на собрании Сапарбай был назван «апартунусом». Сначала Саякбай не придал этому никакого значения.

— Э-э, что там говорить, конь на четырех ногах и то спотыкается. Разве может человек на службе не иметь упреков? Всякое бывает на работе: иногда похвалят, в другой раз поругают. Что ж такого, «апартунус» так «апартунус», побудет немного и «апартунусом», что ты так боишься, мать? Это не страшно! — успокаивал он старуху. И все-таки неспокойно было на душе. Старик не усидел дома, сел на лошадь и поехал по аилу, — послушать, что говорят люди. Многие уже знали, что случилось с его сыном, люди ходили угрюмые и растерянные. Хотя Сапарбай никому не обмолвился о происшедшем на собрании, но о выходке Калпакбаева почти всем стало известно.

Саякбай услышал много неприятных, страшных новостей. «Теперь, оказывается, не в счет, добровольно ли ты вступаешь в артель или совсем не желаешь этого, — в артель должны идти все подряд, кроме баев. Вот какой закон вышел. А те, кто не вступит в артель, останутся без земли и воды. Сапарбай сказал по справедливости, но Калпакбаев на него накричал и назвал его «апартунусом». Такое слово, говорят, не к добру!..»

Саякбай не на шутку встревожился, борода его обвисла, и сам он как-то сразу поник и домой вернулся опечаленный. Старая Бермет, уже кое-что узнавшая от судачивших женщин, похолодела при виде мужа и, чуть не плача, спросила:

— Ну что?

— Да что ну что? Плохо, старуха! Если то, что говорят, правда, то выходит, главный закон изменился. Кто его знает, всякое болтают, и повторять такое страшно…

Удрученные Саякбай и Бермет сидели дома, когда пришел Джакып вместе со своей комсомольской группой.

Саякбай с трудом поднял дрожавшую голову и, устремив в их сторону беспокойный, блуждающий взгляд, глухо спросил:

— Скажи нам, сынок Джакып, что это творится в аиле? Ты комсомолец, должен знать. Сапаш вернулся поздно ночью и рано ушел. Даже жене своей он толком ничего не сказал. Очень печальный он. Как это, «апартунус», что ли, назвали его… Что это слово значит? Просто пожурили его или это преступление какое, не поймем? Сидим вот, переживаем…

Джакып неуверенно ответил:

— Не бойтесь, бог сохранит! Ведь мы все знаем Сапаша.

— Вот то-то и оно!

— Скорей бы организовать нам артельное хозяйство, и все тогда будет в порядке. Если не случится чего-нибудь еще, то, по-моему, слово «апартунус» Сапашу ничем не грозит.

Притихшая, оробевшая Бермет взмолилась:

— В уста тебе масла, да умножится твой род! Дай бог, пусть будет так, как ты говоришь. Пусть его называют «апартунус», только бы сам он был жив и здоров!

— Конечно, так.

Старикам, обеспокоенным судьбой сына, не до того было, чтобы скрывать что-либо от учета, они перечислили все, что было в хозяйстве, даже деревянные грабли.

— Что положено главным законом, для нас это закон, противиться не будем: Только вы подскажите Сапашу, пусть он не перечит. Пусть помирится с этим Калпакбаевым. От вражды с ним добра не будет, — говорил Саякбай комсомольцам. — Он вас послушает. Убедите его, чтобы не ссорился с большим начальником!

— Скажем, обязательно скажем! И вы сами скажите ему! — успокоил старика Джакып.

Комсомольцы двинулись дальше.

Однако отношения между Сапарбаем и Калпакбаевым складывались не так, как этого ожидал Саякбай. Разногласия между ними были таковы, что дело не могло окончиться примирением. На другой день после собрания Калпакбаев сел на председательское место в аилсовете и, сурово оглядывая собравшихся активистов, принялся разносить Самтыра:

— Ты знаешь, батрак, что такое сплошная коллективизация? Это крутой поворот к сатсиалу, и тот, кто против коллективизации, тот враг, вставляющий палки в колесо истории! — Уполномоченный так разошелся, что, вскочив с места, грохнул кулаком о стол. — А ваш Сапарбай умышленно выступает против политики партии. И ты, секретарь ячейки, вместо того, чтобы смело разоблачать врага, мнешься: ни туда ни сюда!

Самтыр, задетый за живое, тоже вскочил с места:

— Не кричите, товарищ Калпакбаев. Я, например, честно говоря, не понимаю, в чем вина Сапарбая. Вы вперед объясните нам это, а потом уж ругайтесь!

— Что-о? Ну-ка повтори, что сказал?!

— Я не понимаю ваше «что — ну что»! По-киргизски скажите!

От злости Калпакбаев побагровел и долго не мог произнести ни слова, — дух перехватило.

— Я всю ночь не спал, думал и никак не возьму в толк, почему Сапарбай оказался апартунусом? — продолжал Самтыр.

— Значит, плохо думал!

— Так вот вы и объясните нам, не понимаем мы! Откройте нам глаза!

— Целый год ты проучился в центре, и до сих пор у тебя не открылись глаза, да? Но меня не проведете, я знаю, чем вы дышите! Контра еще не перевелась. Русский язык — интернациональный язык. А ты передразниваешь его: «что — ну что»! Это и есть апартунус! Ты не выставляй грудь, что был пастухом. Теперь мне все ясно — вы против крутого поворота к сатсиалу! Так, да?

— Не ругайте, а лучше объясните нам! — уже с испугом попросил Самтыр. — Мы ведь не знаем, что такое «апартунус».

Калпакбаев не стал отвечать Самтыру и обратился к Шарше, сидящему в углу:

— Борукчиев! Срочно собери собрание бедняков! — приказал он. — Знаю я вас! Поддались вражеской агитации кулаков, сами первые скрываете врагов. Я вам докажу-у! Пеняйте на себя! Теперь я буду разговаривать с вами только языком закона.

Не зная, что сказать, Шарше поспешно ответил:

— Хорошо, аксакал! Собрание созовем!

— Постой, Борукчиев! Запомни: первым вопросом в повестке дня будет вопрос о борьбе против троцкистских элементов, выступающих против политики ликвидации кулачества, как классового врага!