Тугельбай Сыдыкбеков - Среди гор

Вскоре явился Мамбет с дочерью и сыном Шером. Мамбет оказался, как и отзывался о нем Чакибаш, тихим и смирным человеком, не способным не только отнять у кого-либо коня, но даже прогнать муху, если бы она села ему на нос. У него был растерянный вид, говорил он невпопад, заикаясь, и все время смущенно оглядывался. Дочь его, женщина лет тридцати пяти, по-видимому, была тоже мягкого характера, несмотря на грубоватые, почти мужские черты лица. Увидев Чакибаша, она сразу покраснела и смущенно уставилась в землю. Брат ее, молодой человек с маленьким плоским носом на бледно-желтом испитом лице, пересеченном синим шрамом, который шел от правого виска, держался развязно. «Видно, во всем виноват он», — подумала Калича.

— Верно ли, что ты задержал лошадь Чакибаша из аила Кюнчигыш? — спросила она Шера.

— Я не задерживал, я только взял долг, который они не вернули мне.

— А кто тебе был должен?

— Карымшак. Я дал ему много опия, а он пообещал коня и обманул.

— Ты бы с него и требовал долг. А зачем было отнимать лошадь у бедняка?

— Они родичи с Карымшаком.

— Эх, товарищ, — вмешался в разговор сын Белека. — У нас сын не отвечает за отца, а об остальных родичах и говорить не приходится. Вот так-то, дорогой. Верни бедняку его лошадь и требуй долг с того, кто взял у тебя опий.

— Пока не получу опий, не отдам лошадь! — упрямо твердил Шер.

— Нет, отдашь, парень! — Калича встала и стукнула кулаком по столу. — Здесь аилсовет, избранный народом. Кто тебе дал право вести себя так развязно? Сейчас же приведи коня, не то запрем тебя в подвале.

— Ой, Калича, ты меня не пугай! — нагло ответил Шер. — Я ведь не из пугливых. Плевать я хотел на твой подвал, я и городскую тюрьму видел. Не отдадут опий — не получат и лошадь.

— Товарищ невестка Байтерека, можно мне одно слово? — Шарше выпустил густой дым и, вновь затянувшись «начальнической» папиросой, продолжал: — Карымшак, который должен этому товарищу, находится здесь. Пусть он и Шер между собой договариваются как хотят, а лошадь Чакибаша должна быть возвращена сейчас же!

Карымшак видел, как увели бая Шамена и заперли в подвале. Аткаминер испугался не на шутку. «Не допущу, чтобы меня опозорили; чем полдня сидеть в подвале, — подумал он, — лучше отдам своего темно-рыжего коня, на котором приехал».

— Дорогие сородичи, — сказал Карымшак. — Я в прошлом году приезжал в Тескей, и мы с сыном Мамбета, Шером, стали друзьями. Тогда он дал мне два джинга опия. Это истинная правда. Если бы Шер был верен долгу дружбы, он бы приехал ко мне домой и взял у меня ответный подарок. Нехорошо получилось, что он задержал лошадь бедняка из нашего аила. Друг мой Шер, ты послушайся меня, верни коня Чакибашу, а подарок за мной. Можешь в любое время за ним приехать.

Шер раскрыл было рот, собираясь что-то сказать, но раздумал. Калича решительно заявила:

— Хватит. Шер, если ты хочешь жить в аиле Тескей, сейчас же приведи лошадь этого бедняка.

Шеру некуда было деваться. Он пошел за лошадью, Шарше подтолкнул Бюбюш: говори, мол!

— Эже! — начала Бюбюш. — Я очень счастлива, что из наших угнетенных киргизок вышла такая женщина, как вы. Я с гордостью слушала вас, и у меня от радости навернулись слезы. Знаете, что еще я хочу сказать вам от имени женщин аила Кюнчигыш? С нами сюда приехал сегодня один из наших бедняков — Чакибаш. Жена его умерла больше года назад, осталось пятеро детей. Вы сами понимаете, как Чакибашу трудно без жены. Недавно он приезжал в ваш аил и встретился с одной молодой вдовой. Она ему понравилась, и он договорился с ней… Но эта вдова оказалась сестрой того самого парня, который задержал лошадь Чакибаша. Она сидит сейчас здесь. Хорошо было бы спросить ее и, если она согласна, сегодня же поженить их. Как вы смотрите на это, эже?

— Вот как? Вам надо было сразу начинать не с тяжбы, а со сватовства, — засмеялась Калича. — Что ж, мы тоже любим свадьбы. У вас в кюнгейской стороне много солнца, думаю, что нашей вдовушке там будет неплохо. Мне кажется, что и аксакал Мамбет не будет против, если согласится дочь. Он у нас добрый.

— Если дочка согласна, я никак не могу возражать, — ответил Мамбет, окинув гостей спокойным и действительно добрым взглядом.

— Ну, Нурджан, слово за тобой. Скажи, согласна ты стать женой Чакибаша? — спросила Калича.

— Что я могу сказать? — ответила вопросом сильно раскрасневшаяся Нурджан.

— Как это так? — удивилась Калича. — Ты сама и должна решать, хочешь быть женой Чакибаша и матерью его детям или нет. Принуждать никто не смеет — советская власть дала равноправие женщинам. Ты обещала этому человеку выйти за него замуж?

— Говорят, что камень остается там, где упал, — ответила Нурджан. — Правда, я в прошлом году дала ему слово. Только он сам виноват, что не приезжал за мной.

Взволнованный и растерявшийся Чакибаш не знал, что сказать, и сидел, почесывая бороду. За него заступились Орузбай и Шарше.

— Чакибаш не мог приехать, — оправдывал земляка Орузбай. — У него отняли единственную лошадь.

— Теперь мы приехали за тобой все вместе, — добавил Шарше. — Назовите нас комиссией или сватами, как хотите, мы на все согласны.

— Сделать хорошее дело никогда не поздно, — заключила Калича.

— Наш Чакибаш человек трудолюбивый, с ним Нурджан не будет знать нужды, — сказал Орузбай.

Все хорошо, что хорошо кончается. Чакибаш не только получил обратно свою лошадь, но и привез молодую жену.

— Скажи спасибо советской власти, — говорили Чакибашу земляки. — Ты, бедняк, оставшийся даже без коня, привез жену, не уплатив калыма. Поздравляем тебя! Народ наш говорит, что счастье — в согласии, живи дружно с новой женой. Ты, Чакибаш, должен устроить той — так велит обычай предков. Слава богу, в этом году просо уродилось хорошо, приготовить бузу у тебя будет из чего, да и мы поможем.

Соке привез Чакибашу жирного, с тяжелым курдюком, барашка, Омур — хорошего козленка. Чакибаш справил той на славу и по всем правилам. На его свадьбе Иманбай с большим удовольствием напился бузы. Нурджан стала Чакибашу доброй женой и заботливой матерью его детям.

Бюбю, испытавшая всю тяжесть нужды, ругала Иманбая:

— Твои дети раздеты и разуты, сидят голодные. Мыскал не может ходить в школу. Землянку не натопишь. Вот уже два дня я хожу и выпрашиваю у соседей дрова. Неужели ты не способен съездить в горы за дровами? Все ездят, даже дети. А у тебя только буза в голове, ходишь по дворам, сам кое-как, а до семьи тебе дела нет. Вороны раньше прилетают на ночевку, чем ты приходишь. Шляешься где-то до ночи. Будь ты неладен. Как я терплю все это, сама не знаю.

— Ой, хватит, не даешь мне спать! — пробормотал Иманбай, подняв голову от подушки. — Чтобы я еще хоть раз взял в рот эту бузу! Да пусть она тогда у меня в глотке превратится в мочу свиньи!