Тугельбай Сыдыкбеков - Среди гор

— Пример, например… что бог даст… дорогие мои…

Когда Орузбай со спутниками приехал в аил, там возле аилсовета толпились люди — пешие и конные. За столом под открытым небом сидели несколько человек и среди них женщина средних лет в элечеке. Перед ними недалеко от стола наши знакомые увидели пожилого мужчину в черной шубе. Он сидел, опустив глаза, тяжело дышал. Его жиденькая рыжая бородка дрожала. Рядом стоял милиционер с винтовкой. Видно было, что все ждали какого-то решения людей, сидевших за столом. В те годы народ любил собираться, какое бы дело, большое или малое, ни решалось в аилсовете.

Когда подъехали Орузбай и его товарищи, собравшиеся сразу поняли, что это люди из дальнего аила, и, уступая им дорогу, пропустили вперед. Гости спешились, джигиты приняли у них лошадей. Орузбай и его спутники поклонились всем, подошли к сидевшим за столом и поздоровались за руку. Молодой человек в серой шинели и шапке спросил у Орузбая:

— Кто выбудете и откуда?

— Мы едем со стороны Кюнгея, — ответил Орузбай, стараясь говорить как можно тверже. — На большом собрании, в котором участвовал сам сын Бекбоо, нас избрали комиссией. Человек из вашего аила задержал лошадь одного бедняка…

— Вы наши гости. Присаживайтесь, — предложила женщина в элечеке. — Вопрос о лошади решим потом.

Оказалось, что эта женщина председатель аилсовета Калича, невестка Байтерека.

Карымшак почтительно поклонился тому самому человеку с козлиной бородкой, который сидел перед столом, опираясь на сложенную вдвое плетку. Сегодня, выезжая из аила, Карымшак только на него и надеялся, всю дорогу повторял про себя: «Если жив бай Шамен, он меня выручит». Теперь, увидев сидящего на допросе Шамена, аткаминер совсем пал духом.

Молодой человек в шинели сказал сурово:

— Шамен, сын Борукчу, встаньте и отвечайте на вопросы!

— Ладно, таксыр! — Шамен лениво поднялся, опираясь на плетку.

— Здесь нет таксыров! — возмутился молодой человек. Это был начальник окружного отделения загса Бейше, сын Белека.

Два года назад бай Шамен, имея двух жен, взял себе еще и токол — молоденькую дочь бедняка и сделал ее рабыней своей суровой байбиче. В газете «Эркин Тоо» появилась заметка, и Бейше, сын Белека, приехал для проверки фактов. Его, видимо, крепко задело слово «таксыр». Он нахмурил брови:

— Разве ты не знаешь, что еще в семнадцатом году подрезали корни таксырам? Ты все еще заставляешь батраков пасти твои стада и берешь молоденьких девушек в токол? Или тебе не известны советские законы?

— Нет, не так все было, таксыр.

— Э-э, опять говоришь «таксыр»?!

Пальцы Шамена, чуть видные из длинных рукавов мерлушковой шубы, мелко задрожали.

— Если не так, то почему ты взял дочь бедняка Маржангуль и сделал ее рабыней свирепой байбиче?

— Не так все…

— А как же?

— Таксыр, — ответил бай упавшим голосом, — на Маржангуль я женился по любви.

— Ты богатый человек. Если она любимая твоя жена, то почему ты одеваешь ее в лохмотья? — Сын Белека показал рукой на Маржангуль. Бедняжка стояла, дрожа от холода в своей дырявой одежде.

Шамен молчал.

— Надо иметь совесть! — продолжал сын Белека. — Посмотри, она совсем раздета. А ты ходишь в новой теплой шубе.

— Дома у нее тоже есть шуба, таксыр…

— Скажи правду, Маржангуль, дома у тебя есть теплая одежда?

— Нет! — прошептала Маржангуль, не поднимая глаз.

— Слышишь, бай?

Маржангуль концом рукава вытерла слезы. Сын Белека встал и, обращаясь к сидящим за столом, сказал:

— Товарищи, все, что написано в заметке о тяжелом положении Маржангуль, — правда. Маржангуль, дочь Кубата, с этой минуты должна стать свободной. Бай обязан немедленно дать ей развод.

— Таксыр, послушайте! Я не хочу расходиться с любимой женой! — запротестовал Шамен. — Если вы разведете меня насильно, тогда пусть ее отец вернет калым, который я заплатил.

— У тебя хоть капля совести есть, Шамен? — возмутилась Калича. — Никакого калыма за Маржангуль ты не давал. Бычок и три барана не в счет. Она три года служила вам как рабыня и должна получить свою долю из твоего имущества. Семья ваша состоит из двенадцати человек. Вот Маржангуль и должна получить двенадцатую часть вашего имущества. Этого требует советский закон.

— Я не дам ей ничего. Насильно отнимать мое добро вы не имеете права, — кричал осмелевший бай.

— Нет, отдадите! — сказал сын Белека. — Это не насилие, а законное право Маржангуль.

— Я буду жаловаться!

— Уведи его! — приказала Калича милиционеру. — Запри в подвале. Посмотрим, как он попробует не отдать долю бедной женщины.

— Я буду жаловаться! — не унимался Шамен, которого вел милиционер. — Если собака имеет хозяина, то у волка есть бог. И у меня найдется защитник. Власть увидит и мои слезы!

Народ начал расходиться. Калича сказала Маржангуль:

— Иди, милая. Твой вопрос решен. Все будет хорошо.

— Я не пойду домой, меня там будут ругать, — сказала Маржангуль, не поднимая глаз.

— Отныне ты не токол бая, а свободный человек. Иди к нам, а свою долю от бая получишь в течение трех дней. Теперь для тебя открыта дорога, пошлем тебя учиться. Не опускай глаза, держи голову выше!

Маржангуль ушла. Калича повернулась к Орузбаю:

— Ну, дорогие гости, теперь слушаем вас.

Орузбай, сияя круглым румяным лицом и улыбаясь из-под мохнатой лисьей шапки сероватыми глазами, с большим любопытством следил за всем происходившим. Как бы очнувшись, он посмотрел на женщину — председателя аилсовета — и с гордым видом положил перед ней на стол бумаги — постановление общего собрания бедняков и батраков аила Кюнчигыш об избрании специальной комиссии для поездки в Тескей по делу Чакибаша и справки, удостоверяющие личность каждого члена комиссии. Калича, невестка Байтерека, едва умеющая расписаться, протянула их секретарю аилсовета. Тот начал читать вслух. Шарше свысока посмотрел на Карымшака, который нахмурился и сидел молча, надвинув шапку на глаза. «Видишь, Карымшак, не ты нас привез сюда, а мы тебя заставили приехать», — как бы говорил взгляд бедняка. Сын Белека вынул папиросы, закурил.

— Товарищ, можно одну из ваших начальнических папиросок? — спросил Шарше.

— Пожалуйста! — сын Белека протянул Шарше портсигар.

Калича, невестка Байтерека, смуглая красивая женщина с открытым взглядом больших глаз, была решительным, волевым человеком. Внимательно выслушав все, что прочитал секретарь, она серьезно сказала гостям:

— Цель вашего приезда мне понятна, товарищи члены комиссии. Мы с вами не будем спорить и ругаться, как это было во времена манапов. Добро бедняка не оставим неразумному человеку. — Она снова обратилась к рыжему парню, стоявшему рядом. — Сходи, секретарь, приведи сюда чернобородого Мамбета с сыном и дочерью.