Павел Макшанихин - Родимая сторонка

— Слушаю вас! — заговорила вдруг трубка тонким пронзительным голосом Додонова.

— Здравствуйте, Аркадий Филиппович! — Подобрался сразу Роман Иванович по военной привычке.

— Привет! Ну как у вас там? Докладывайте скорее!

Собрание провели?

— Провели, Аркадий Филиппович.

— Как прошло?

— Очень активно, Аркадий Филиппович. Восемнадцать человек выступило. И правлению досталось, и райкому перепало, конечно, рикошетом…

— Ну, ну… Кого же председателем избрали?

— Меня!

Трубка надолго замолчала, продулась несколько раз и сердито удивилась:

— Вы не выпили там, товарищ Синицын?

Правленцы поникли сразу головами, а Роман Иванович упавшим голосом ответил обиженно:

— Я, Аркадий Филиппович, непьющий, как вам известно…

И тут совсем неожиданно трубка залилась таким веселым смехом, что правленцы, просветлев, заулыбались все, а потом и сами захохотали дружно, с облегчением. Даже Роман Иванович взорвался каким-то неестественным междометием:

— Хы! Хы!

— Исправил, значит, свою ошибку? — дивилась трубка сквозь смех. — Ты хоть расскажи, как это случилось!

— По телефону неудобно, Аркадий Филиппович, да и народу много тут…

— Ладно, приедешь — расскажешь. Но я теперь прямо не знаю, что мне с тобой делать! Не бывало, брат, в практике моей такого случая. Погоди, в обком сейчас позвоню, Валеева, может, застану…

И пока трубка висела минут десять на крючке, никто словом не обмолвился. Но вот в ней тихо заскреблось, заверещало, щелкнуло.

— Вы слушаете меня, Роман Иванович?

— Да, да, слушаю! — схватил он трубку.

В этот раз трубка заговорила совсем тихо, и правленцы, стремясь угадать смысл разговора, напряженно уставились Роману Ивановичу в лицо. Но тот сказал вдруг поспешно:

— Сейчас выеду, Аркадий Филиппович!

— Ну, что? — перехватил его растерянный взгляд Федор.

Не отвечая, Роман Иванович стал надевать тулуп. В расстройстве и рукавов не нашел бы, наверное, кабы не помогла ему Парасковья Даренова. Уже на ходу обнадежил всех строгим приказом:

— Правление соберем завтра в шесть. Прошу не опаздывать.

Словно боясь, не убежал бы, правленцы вышли за ним на крыльцо. Справа подпирал его плечом Кузовлев, слева теснил Федор. Роман Иванович покорно шел меж ними, как под конвоем. Деловито, рассудительно Елизар Никитич улещал его:

— Мы тебе, Роман Иванович, дом новый поставим…

— Женим тебя! — горячо подхватила Парасковья.

— Верно! — обрадовался шумно Федор. — Пора тебе семью заводить. Хватит одному скитаться, да еще по чужим углам…

На дороге, как раз напротив правления, ждал кого-то, похожий в сумерках на большого филина, лесник в распущенной ушанке, меховых унтах и в мохнатом полушубке.

— Чего же это у вас, товарищ председатель, делается?! — зычно закричал он, как только увидел Романа Ивановича. — Посылаете машины в город, а встретить их некому. Перемело ведь дорогу!

«И когда он узнать успел, что я председатель!» — радуясь его ругани, улыбнулся про себя Роман Иванович.

А лесник не унимался, махая варежкой в поле:

— Вон они путаются около кургана! Али не видите?

За деревней, далеко-далеко, где-то в сизой мути ползли, чудилось, нащупывая дорогу, большие невидимые улитки, то выпуская, то пугливо пряча светлые длинные рога.

— В овраг бы не затесались! — всполошился Кузовлев. — Запрягу сейчас лошадь да поеду…

Лесник тяжело потоптался на месте и стал надевать варежки.

— Не надо. Сам я сейчас на лыжах добегу туда, прямиком…

— Ну, спасибо, дружок! — виновато поблагодарил его Роман Иванович. — А то заплюхались мы совсем тут с собраниями, из головы вон, что люди в город посланы…

И велел Кузовлеву:

— Шоферов накорми тут поскорее и ночевать устрой, Елизар Никитич. Перезябли, поди…

Откуда-то из темноты лесник проворчал:

— Я сейчас бабе своей скажу, чтобы самовар ставила. У меня и заночуют, места хватит…

Путаясь ногами в тулупе, Роман Иванович заторопился на конный двор. С дороги услышал за спиной неуверенный голос Ефима:

— Вернешься? Не обманешь?

Правленцы все еще стояли у крыльца плотной кучкой, глядя вслед ему с надеждой и страхом.

— Да я же дела сдавать еду! — счастливо засмеялся Роман Иванович.

На конном дворе кинулась от ворот навстречу ему белая баранья шуба с поднятым воротником.

— Конюх? — обрадовалась шуба, но, узнав Романа Ивановича, разочарованно удивилась:

— Ах, это вы, сударь! Все еще здесь? Вторую неделю? Впрочем, это полезно для вас! И для дела тоже.

— Да вот уезжаю, Петр Поликарпович!

— В Степахино? — обрадовался Зобов. — Прихватите и меня, голубчик. Мне с утра завтра все дела в Степахине закончить надо, чтобы к полудню в Белуху попасть. А я целый час тут конюха жду. Ушел, говорят, на собрание. Я и по фермам пробежаться успел, проверил, чего по акту нашему делается… Так возьмете меня с собой?

— Ну, конечно, Петр Поликарпович!

Застоявшаяся Найда в пять минут вынесла их за деревню, но полем пошла тише, часто прядая ушами. В зеленовато-бледном лунном сумраке ни жилья, ни леса, ни огней не видно было. Дорогу замело, и только по пению телеграфных столбов справа да по редким черным вешкам слева, и догадывался Роман Иванович, что едет правильно.

Все крепче задувал сиверко, даже звезды, казалось, озябли, дрожали и ежились в темной небесной глубине от холода.

Роман Иванович опустил уши у шапки, а Зобов достал из кармана шубы и надел на голову белый башлык, став сразу в белой шубе и башлыке забавно похожим на крупного поросенка.

— Похвально, похвально, сударь! — поднял он острое поросячье рыло башлыка на Романа Ивановича. — Хорошо вы помогли мне, спасибо. Вникали, видать, во все сами, целую неделю, поди-ка, торчали на фермах! Ну зато и результаты есть: и в помещениях чище стало, и скотину кормят лучше теперь, и надои увеличились весьма заметно. Вот что значит, сударь, конкретная помощь специалиста! А от собраний да заседаний, от агитации вашей, извините, молока не прибавится. Теперь, надеюсь, и вы это поняли!

Глубоко обиженный за свою партийную работу в колхозе, Роман Иванович не пощадил в этот раз своего бывшего учителя.

— На фермах я, Петр Поликарпович, — нарочито виноватым голосом признавался он, — с того дня, помните, ни разу больше и не бывал. Времени, к сожалению, не хватило. Кормовой рацион только пересоставил, когда сена и картошки колхозники на фермы привезли. А так все больше партийной работой увлекался: то руководителям помогал к собраниям готовиться, то агитаторов мы с Зориным подбирали да инструктировали, то соревнование в колхозе организовывали… А тут еще с Левушкиным сколько возились: на партийном собрании его слушали да из партии исключали. Когда мне было о надоях думать! Так что никакой моей заслуги в росте надоев нету. Ваша это с ветеринарами заслуга! Главное ведь — мероприятия разработать…