Сарвар Азимов - Узбекские повести

— Видишь, Раим, пашем мы тут с тобой, а дети наши тем временем растут, дай-то бог, чтоб у них сложилось все получше нашего!.. Дети подрастут, мы чуть-чуть постареем, и вот однажды приду я к тебе…

— Покороче, Мустафа, — смеясь прерывал его Раим, — Я знаю, что ты собираешься сказать: придешь сватать мою дочь, будешь точно так же нудить… Ладно уж, Мустафа, так и быть, выдам я дочку за твоего сына!..

Но сыну Мустафы не суждено было жениться на дочери Раима. Восемнадцати лет он ушел воевать с немцами. Мустафа никогда в жизни так не боялся смерти, как в те годы. Нет, не за себя он боялся, он думал о сыне, о молодом, восемнадцатилетнем веселом парне, каким он запомнил его в последний раз. Долгими ночами Мустафа молил бога: «О, господи, верни мне Базара живым, если тебе нужна чья-то жизнь, возьми лучше мою, но верни мне Базара, пускай он даже не увидит меня, пускай он только вернется живым…» Но, видно, молитвы Мустафы не дошли до бога — Базар не вернулся.

Потом Мустафа потерял жену Майрам. И женился на Гульсаре. Ведь должен же хоть кто-то испечь в доме хлеб, разжечь огонь в его очаге, присмотреть за маленькой дочкой. Теперь дочь уже замужем. Лет десять прошло, как Мустафа не видел ее. Честно говоря, он и не хочет ее видеть, так уж получилось, лучше о ней не думать. Отчасти и из-за нее он не заходит во многие галатепинские дома. А братья, — кто полюбил богатство, кто женщину, кто еще чего, и вот сегодня, глядишь, не такие уж все они братья, каждый живет сам по себе. Был еще племянник — сын Нишанбая, но тот забыл о своих родственниках по отцу. Ушел с матерью к ее братьям. Братья матери дали ему кров, братья матери женили, теперь он от них ни на шаг. И горе и счастье — все пополам. А до братьев отца ему и дела нет, повстречает — поздоровается, и на том спасибо.

Мустафа давно привык к этому миру, все перечувствовал, все перевидел, никого он не упрекает и ни на кого не обижается. Иногда в летнее время ходит на кладбище навещать родных. Присядет у могилы отца, пошепчет молитвы, поговорит… «Вот один я остался, отец, была мать, были вы, были родные братья, а теперь стали просто родственники…»

Так говорит Мустафа. А могила отца безмолвствует. Все вокруг безмолвствует. Никто ему не отвечает. Мустафа медленно поднимает голову, оглядывает другие могилы… Рядом могила его деда Нуркула, чуть правее, у ног отца, могила Нишанбая… Дяди, двоюродные, троюродные братья… Две тети… И все по отцовской линии. Иногда Мустафа ловит себя на том, что считает могилы и начинает молиться. За отцовской могилой есть еще кусочек земли, заросший густой, в пояс, травой. Мустафа берет серп и принимается тщательно срезать ее. Когда трава скошена, площадка вдруг становится большой. Мустафа отмеряет на ней пять шагов — это для него самого, еще пять шагов — для Пиримкула, еще — для Апсамата. Но земли все еще много остается, широкий простор тянется аж до самого кладбищенского дувала. На кладбище все торжественно, спокойно, с боков встали высокие молчаливые холмы, сверху чашей повисло небо. Кладбищенская тишина успокаивает Мустафу. Ему не страшно, что он себе и братьям отмерил будущие могилы. «Все равно ведь помрем, — спокойно думает Мустафа, — кто раньше, кто позже, но все там будем. Только я уйду первым, первым пришел в этот мир, первым и уйду». Мустафа сознает справедливость такого порядка, и ему на какой-то миг становится даже легко при мысли о смерти. Ни о чем другом он больше не думает. Другие мысли тут, на кладбище, кажутся малозначительными, ненужными… Что тут странного, ты умрешь, тебя похоронят, он умрет, его похоронят. Вон сколько тут зарыто людей, и все они когда-то были живые, потом умерли, потом их похоронили… И вот теперь спокойно лежат в земле. И даже не верится, что они когда-то могли обижать или обижаться, радовать или радоваться. Всех их сравняла смерть, мужчин и женщин, богатых и бедных, добрых и злых!.. Все хорошее и плохое остается здесь, в этом мире. Конец всему именно здесь, на кладбище, где обрываются все дороги, куда бы они ни вели. Все человеческие дрязги покоятся под этими вот маленькими холмиками, потом, для уверенности, их придавят плоским камнем, на котором напишут твое имя, кто ты, чей, откуда… Это хорошо, когда на камне есть твое имя, взглянет прохожий и подумает мимоходом, вот, мол, и такой человек жил, оказывается, на этом свете…

Недавно, после похорон своего сверстника мельника Алима, Мустафа наконец решил заказать себе могильную плиту. Дал Усману двести рублей на мрамор и еще пятьдесят на дорожные расходы и еду. Утром Усман поехал в Самарканд и исчез на целых три дня. На четвертый день утром все же, наконец, объявился, но вдрызг пьяный, еле держался на ногах. Вошел в дом, упал на ковер возле неразобранного сандала и заснул мертвым сном. Долго спал Усман. Только под вечер, перед возвращением стада, очнулся, кое-как дополз до стены, прислонился спиной и сказал старухе Гульсаре:

— Позовите старика, пускай войдет!..

Мустафа сидел перед домом, рубил жмых для коровы. Он вошел в дом, держа топор в измазанной кунжутным маслом руке.

— Ура, явился меня зарубить! — радостно воскликнул Усман. — Смотрите-ка, старик пришел меня зарубить, ура!!

Мустафа смутился. Бросил в угол топор, присел на край ковра рядом с Усманом.

— Деньги мы пропили, дядя, — сообщил Усман. — Так и быть, теперь аллах запишет на наш счет парочку ваших грехов.

Мустафа промолчал, И что он мог сказать, раз Усман ему не чужой человек, а племянник, сын его родного брата. Что ты ему скажешь?

— Значит, деньги мы пропили… — повторил Усман.

— Зря ты так, Усманбай… Мог бы привезти мне камень…

— Я не привык врать, дядя, — сказал Усман. — Слушайте, дядя Мустафа, вы ведь поверили бы, скажи я вам, что плита будет готова через неделю? Ведь поверили бы, а?

— Поверил бы, Усманбай…

— А я вот не стал вам врать, — сказал Усман. — Пропил деньги, так и сказал. Правду сказал. Разве плохо, когда говорят правду?

— Хорошо, что ты сказал правду, — признался Мустафа. — Но было бы еще лучше, если бы ты привез кусок мрамора…

— Не горюйте, дядя, я еще привезу вам самую большую плиту, — пообещал Усман, — Три локтя в ширину, пять локтей в длину — самую большую плиту!

— Нет, Усманбай, это очень много для меня, — сказал Мустафа. — Зачем мне такой большой камень? Хватит и поменьше.

— Нет, я самую большую плиту привезу и поставлю на вашу могилу! Вот попробуйте тогда сказать, что Усман вас обманул. Я вас не обману, дядя, для меня это все равно, что отречься от своего имени!.. Да лучше уж расстаться со своим именем, чем вас обмануть!

Кажется, эти слова вконец разжалобили Усмана, в его глазах заблестели слезы. Мустафа больше не мог обижаться на племянника.

— Да ты уж не утруждай себя, Усман, — сказал он. — Откуда тебе взять столько денег?