Сарвар Азимов - Узбекские повести

— Ты опять запьешь, Усман, верить тебе нельзя. И, пожалуйста, без клятв, для пьяниц клятвы не существует…

— Это для шлюх и воров клятвы не существует, — ответил Усман. — А ты мне дай ферму, и увидишь, как через год я увеличу твое поголовье в два раза.

— Не мое поголовье, а скота, — поправил Камал Раис. — Нет, Усман, все же тебе нельзя верить. Учетчиком еще куда ни шло, а ты вон куда замахнулся, в завфермой метишь!.. Нет, брат, так не пойдет!..

— Да я бы рад и учетчиком, — сказал Усман, — но не люблю считать. Скучное это дело, Раис, ты бы меня лучше завфермой…

— Запьешь ты, Усман, — третий раз повторил Камал Раис. — Нельзя тебе верить.

— А как же тогда быть? — спросил Усман. — Я же целый год не пью. Ты мне хоть раз в жизни поверь, Раис, пойми, мне очень нужно, чтоб ты мне поверил, ведь я погибну, если мне не будут верить!..

Камал Раис немного смягчился.

— Ладно, приходи через день, — сказал он. — Может, суну тебя телятником к Мирзаеву. А про учетчика ты позабудь, это я так, для слова сказал…

— Иди ты к черту! — разозлился Усман. — Я к тебе как к человеку, а ты мне что предлагаешь, разве я баба, с телятами возиться. Уж лучше бы ты мне жабу какую дал, и то бы охотнее проглотил! Дай мне другую работу, пускай самую черную, но чтобы я чувствовал себя мужчиной!..

Не поладили они тогда с Камалом Раисом. Тот наотрез отказался дать Усману другую работу. Усман от злости снова запил на целых три дня. Огородился в комнате бутылками крепкого мусалласа и пил, никого к себе не пуская…

Потом все же не выдержал, опять пошел к Камалу Раису. К тому времени оба они немного отошли, и Камал Раис без лишних разговоров зачислил Усмана телятником. Так и тянет Усман по сей день, платят неплохо, работа вроде пустяковая. Утром напоит телят сывороткой из сепаратора, в полдень — опять сывороткой, вечером еще какой-нибудь бурдой, и иди себе домой. Одно хорошо, что есть у него какая-никакая работа. Правда, не для мужчины, но все же работа. Другое плохо: не может он до сих пор забыть дочь счетовода. У той уже дети взрослые, и сама она (Мустафа изредка видит ее, когда она приезжает с мужем в гости к родителям) стала совсем другой, располнела, расползлась вширь, вроде бы не на что поглядеть. Но что поделаешь? Любовь зла, чужая душа потемки, а человек все видит так, как сам того желает. И вот Усман никак не может ее забыть, увидит — и сам не свой становится.

Многое хочется сказать Усману… Усадить его перед собой и сказать примерно так: «Эй, ты, человек, сын человека, вроде бы вовсе и не дурак, так зачем же зря себя мучаешь? И вообще, стоит ли из-за одной вздорной бабы терпеть столько позора? И стоит ли она твоих страданий? Свет на ней клином не сошелся!.. Присмотри себе другую и женись. Только на девушек не заглядывайся. Время твое уже прошло, ты уж не молод, и будь у тебя хоть помет золотой, девушек ты не прельстишь. Но ты не отчаивайся. Вон сколько разведенных женщин вокруг — выбирай любую, а не хочешь иметь дело с разведенными, посватайся к вдовушке, есть и такие. Кому ты, собственно, мстишь? Времена Фархада и Меджнуна давно миновали. Кто сейчас бьется головой о камни из-за женщин? То были другие женщины, они стоили того, чтобы царевичи гибли из-за них! Но ты-то не царевич, Усман, ты всего-навсего сын Пиримкула Скряги, сборщика земельных налогов, ты только племянник Мустафы, обычного человека, и та твоя избранница не была царевной. Назло клопам постели не сжигают! Не позорь себя, Усман, будь человеком!..»

К сожалению, все это надо не говорить, а кричать. Иначе Усман не услышит. Многие учили Усмана уму-разуму, многое вдалбливали ему в голову, вот и стал теперь Усман глуховатым, не сразу понимает, что ему говорят. Надо или криком кричать, или плакать. А Мустафа человек робкий, кричать он не умеет, и плакать ему как-то непривычно… Даже те слова, что он хочет высказать своему племяннику, произносит только про себя или совсем тихо и смущенно. Никого у Усмана не осталось, кроме Мустафы. Родители, те давно уже от него отказались, даже видеть не хотят. И у Мустафы никого, кроме Усмана, нет. Зачем же ему такие горькие слова говорить? Зачем терзать душу? Думает об этом Мустафа и молчит. Молчит и горюет про себя. А старуха Гульсара все пристает да пристает, поговорите, мол, с Усманом, скажите ему, пускай больше не пьет. Ладно бы говорила она это просто так, как чужие люди, но нет, говорит, а сама плачет — душа у бедной старушки болит за Усмана. В такие минуты весь мир чернеет перед глазами Мустафы. И он утешает старушку… «Не убивайся, Гульсара, что я могу ему сказать, авось вразумит и его господь бог».

Вскоре после того злополучного случая с могильной плитой Усман три дня не ночевал дома. Мустафа только через других узнал, что засел он в каморке базарного сторожа и режется в карты. Все три дня старики держали его долю в казане, вдруг образумится, придет, поест. Мустафа эти дни ходил сам не свой, ни к какой работе притронуться не мог, то выйдет из ворот, посмотрит в сторону базара, то опять вернется и возьмет в руки шило, но делать ничего не может — муторно на душе. Вдобавок ко всему истерзали его причитания Гульсары, все плачет старуха да плачет, клянет себя, свою судьбу, клянет Саломат, мачеху Усмана. Почему они, женщины, не сумели приглядеть за Усманом, это только из-за них он пропадает… Не вытерпел Мустафа, отправил сына Камиля Письмоноши за Усманом. Слава богу, Усман не пренебрег просьбой старика, пришел домой после полудня, голодный и невыспавшийся. Пришел, сел…

— Я тебя звал, Усманбай… — промолвил Мустафа.

— Говорите, дядя…

Сказал «говорите», а сам не смеет взглянуть в глаза Мустафе. Жалко стало старику парня. «Пугливый какой стал, — подумал Мустафа, — видно, от упреков, вот даже в глаза мне смотреть не может». Так и просидели они минут пять молча. Наконец Мустафа сказал:

— Может, деньги тебе нужны, Усманбай, ты скажи…

Усман очень устал. Он клюнул носом, но тут же очнулся, как от испуга.

— Деньги нужны, — пробормотал он. — Сто рублей мне нужны. Проигрался я в карты, дядя, не повезло мне сегодня. Вчера выиграл триста, а сегодня опять все спустил до копейки…

— Кто же обыграл тебя?

— Мясник… Бако…

— Зачем ему деньги? — удивился Мустафа. — У него и так их девать некуда.

— Деньги нужны всем, старик, — объяснил Усман. — Но мир этот так несправедливо устроен. Деньги идут к тому, у кого их много. Странно как-то, у него денег полным-полно, просто преют они под подушками, а у тебя ни шиша, и ты все равно проигрываешь…

— А ты не играй в карты, тогда и проигрывать не будешь.

— А что мне еще делать, дядя? — удивился Усман.

Мустафу вопрос парня поставил в тупик.

— Поменьше играй, — сказал он немного погодя.

— Ладно, — неожиданно согласился Усман. — Завтра же брошу, дядя. Но мне сегодня надо выиграть хоть сто рублей. Мне уже осточертело проигрывать, дядя, поймите, противно так, все время проигрывать!..