Сарвар Азимов - Узбекские повести

Усман опять ушел играть в карты. Выиграть сто рублей ему не удалось. Вернулся он домой расстроенный и весь по горло в долгах. Назавтра Мустафа погнал двух баранов на базар. Усман стоял в стороне, пока дядя продавал своих гиссарских баранов, потом взял деньги и отнес их мяснику Бако. Домой они возвратились вдвоем. По дороге ни он, ни Мустафа не проронили ни слова. Обоим было стыдно и неуютно. Мустафа ехал впереди на своем сером осле, Усман — пешком, в кирзовых сапогах плелся сзади, отставая все больше и больше.

На полпути, проезжая мимо ворот Назара Махдума, Мустафа немного придержал своего осла и стал ждать, пока подойдет Усман. Скажу ему, твердо решил Мустафа, пускай только подойдет, скажу ему так: сынок, ты только больше не уходи от нас, денег я тебе дам, не хватит денег, вон, в земле лежат эмирские золотые, достань их, трать сколько хочешь. Все, что мое, — то твое, Усман, бери все и женись, а мы со старушкой будем нянчить твоих детей… Ты все у меня забери, Усман, и пускай мне выколют глаза, если я хоть словом тебя упрекну!

Усман поравнялся с дядей, остановился и посмотрел на него рассеянным, бесконечно усталым взглядом. Но Мустафа ничего ему не сказал, оробел, из головы вылетели все слова… Усман с минуту постоял перед ним, затем резко повернулся и зашагал прочь от дороги к тропинке, что ведет по пустырю в сад старика Хуччи. Но все же не решился далеко уйти, на полдороге обернулся и увидел дядю посреди дороги, по-прежнему косо сидевшего в седле серого осла. Усман опять вернулся и стал перед дядей, растерянный, несчастный. Мустафа смутился и суетливо ударил осла по шее:

— Хых, хых!..

Но голос его прозвучал так слабо, что хитрый осел даже и не подумал сдвинуться с места. Мустафа острым концом палки ткнул его в самый круп. Осел отчаянно припал на левый бок, потом выправился и побежал рысцой… Усман двинулся за ним. «Чем виновато это бедное животное, — подумал Мустафа. — Он же не виноват, что у нас все так нескладно получается…»

Наконец они вернулись домой. Мустафа снял с седла полный хурджун с покупками, и старуха повела осла к привязи. Мустафа вынул из хурджуна покупки: изюм, халву, килограмм зеленого чая, отрез ситца для старухи, а хурджун с оставшейся зеленью и овощами бросил под супу.

— Перец вот забыли купить, Усман, — сказал он. — У меня ума совсем почти не осталось, ты хоть напомнил бы…

— А у меня ума вообще нет, — ответил Усман.

Мустафа засуетился. Подумал, вдруг войдет сейчас Гульсара и совсем некстати затянет свою вечную песню…

Так оно и случилось. Старушка вернулась с подворья, куда отводила осла, присела на край супы и спросила:

— Сколько дали за баранов, Усманджан?

«Дура! — подумал Мустафа. — Усману и без тебя тошно, а ты к нему с такими вопросами лезешь?» Ему захотелось выбежать со двора. Лишь бы никого не видеть: ни старухи, ни Усмана, ни самого себя… Выбежать со двора и уйти куда глаза глядят… Перемахнуть перевал, добраться до Сарсана, а там еще дальше в горы уйти, заблудиться, забыться…

— Ты пока раскрывай дастархан, — сказала старуха. — Я пойду за чаем…

А сама никак не уходит, смотрит, не спуская глаз, на Усмана, жаль ей его, не хочется одного оставлять… И с глупого языка опять срываются слова, которых не надо было бы говорить.

— Устал ты, поди, Усманджан, вон как осунулся весь… Рано поднялся на базар.

Усман молчит.

— Рыжий баран-то был поплотнее, — говорит тем временем старуха. — За него-то вам хоть получше заплатили?

Усман опять молчит.

— Иди, принеси нам чай, Гульсара, — не вытерпел Мустафа, — больно много ты стала говорить. Принеси нам лучше чаю. Страсть как пить хочется!

Старушка ушла. Мустафа со страхом понял, что опять один на один остался с Усманом.

— И ты иди, Усманбай, — сказал он. — Иди переоденься, грязный какой-то весь ходишь, доброму мусульманину стыдно с тобой рядом сидеть…

Усман удивленно посмотрел на старика. Ему показалось странным услышать такие слова от дяди. Но возражать он не стал, поднялся с супы и, волоча пыльные кирзовые сапоги, направился в дом.

Мустафа еле дождался, пока Усман исчез за дверью, потом поспешно надел кауши и вышел со двора…

Спустившись к пруду Ибадулло Махсума, Мустафа сел в тени старых талов, снял с левой ноги кауш, высыпал попавшие туда зернышки ячменя в воду. Пожелтевшая от таловых листьев вода в пруду вдруг ожила, пошла кругами от бесчисленных прыжков маленьких рыбок, собравшихся под зернышками. Через минуту поверхность воды была уже чистой. Мустафа и из правого кауша высыпал зернышки ячменя, но не стал смотреть, как их начнут делить рыбки, обулся и прошел в другую сторону пруда. У арчовых ворот он увидел Ибадулло Махсума, сидевшего с грустным видом на лавочке. Старики поздоровались, потом Ибадулло Махсум сказал:

— А почтенный Хуччи продал своего скакуна. Дешево продал, как воду… Понимаете, всего за тысячу рублей продал! Я сам хотел купить, да не было денег. А хоть бы и были, все равно не купил бы за тысячу рублей, это ведь так дешево… Мне было бы стыдно перед Хуччи. А теперь новый хозяин меньше чем за полторы не отдаст.

— Тогда почему же продал за тысячу? — спросил Мустафа.

— Это почтенный Хуччи продал за тысячу, — сказал Ибадулло Махсум. — Теперь он уже не хозяин своему коню. Купил-то его кто, вы знаете? Салим, да-да, этот самый Салим Разбойник! А теперь он меньше чем за полторы не отдаст. Вы, Мустафа, знаете цену хорошему коню, скажите, сколько бы вы отдали за коня почтенного Хуччи?

— Я в конях совсем не разбираюсь, — ответил Мустафа. — Но конь у него вроде был неплохой… Тысячи на две бы потянул…

— Вот. А он за одну тысячу продал, Мустафа. Да что толку говорить!

Ибадулло Махсум встал.

— Идемте, — сказал он Мустафе. — Идемте со мной, посмотрите.

Мустафа послушно пошел за ним. Они вошли во двор Ибадулло Махсума. Но хозяин не пошел к своему дому, а свернул налево, к хлеву. Заглянув в хлев, Мустафа увидел на земле каменных баб, какие-то вытесанные из камня головы.

— Вот, смотрите!.. — сказал Ибадулло Махсум.

— Да, видно, такая уж работа у вашего сына, — Мустафа подумал, будто Ибадулло Махсум жалуется на своего сына, каменотеса, который недавно опять переехал жить в город. — Что поделаешь, раз у него такая работа…

— Нет, нет, вы туда посмотрите, Мустафа!.. — показал Ибадулло Махсум в глубь хлева.

Мустафа посмотрел и увидел огромного белого осла.

— Вот, — сказал Ибадулло Махсум.

Они снова вышли со двора.

— Все это бабьи козни, Мустафа, — сказал Ибадулло Махсум. — А так у меня есть свой осел, вы видели, черный, с такими отвислыми ушами, как у Турабая. Но я не мог отказаться и от этого белого. А знаете, как все получилось? Когда почтенный Хуччи продал своего коня, он купил двух белых ослов. Сам-то почтенный Хуччи не слушается баб, но у него есть сын, Иргаш, учитель, ясно, это он пошел у них на поводу. Я знаю, они давно надоедали почтенному Хуччи своими требованиями, продай коня да продай, зачем тебе на старости лет конь, упадешь и разобьешься, смотри, какой он у тебя резвый… Ну что из этого, что резвый, какой же это конь, если не резвый? Эх, Мустафа, я бы на его месте ни за что не продал. Теперь ему трудно придется. Салим Разбойник будет ездить мимо его ворот на его же коне, а почтенному Хуччи остается только смотреть…