Сарвар Азимов - Узбекские повести

— Добро пожаловать, мулло Камалджан! — В глазах сторожа Камал прочел немой вопрос. Действительно, зачем занесло агронома в детский сад.

— Шел мимо. Решил заглянуть…

— Очень приятно! — старик указал на веранду. — Вот и хорошо! Проходите сюда. Сейчас принесу чай. Гоняю этот несчастный электрочайник, несколько раз закипал. Но ведь одному, знаете, неинтересно даже чай пить, мулло Камалджан.

Но Камал не слушал почтительную речь старика, в глаза сразу бросились свежевспаханные борозды.

— Отец, здесь, конечно, будут цветы?

Сторож медленно подошел к Камалу и, пряча глаза и поглаживая бороду, как бы оправдываясь, сказал:

— Вчера посеяли хлопчатник, мулло Камалджан. Апа дала такой приказ. Наша заведующая очень огорчается.

Значит, Нигора сказала правду. Такого Камал еще не слыхал. Хлопок на участке детского сада! Сказать кому — не поверят. Высевать хлопчатник во дворе детского сада, когда у колхоза столько земли… Это идея какого-то профана! Но апа, зачем она поддерживает такое очковтирательство?

— В прошлом году я привез из города семена таких цветов! — прервал мысли Камала старик. — Если бы вы знали, как они цветут! Думал в эту весну высадить, и вот… Очень жаль! Дети должны расти среди цветов.

— Тут какое-то недоразумение, отец.

Камалу показалось вдруг, что старик сейчас лукаво улыбнется и скажет: «Не переживай, сынок, я пошутил». Однако старик стоял рядом и с сожалением кивал головой.

— Я тоже думаю, что тут что-то не так, мулло Камалджан. Хлопок должен расти в поле.

Из детского сада Камал прямиком отправился к школе. Но уже издалека он увидел, что знакомые клумбы с розами по обе стороны длинной дорожки перепаханы и на них проведены хлопковые борозды. Действительно, и здесь хлопчатник! Что ж, видно, апа хочет показать себя рачительной хозяйкой: у нее не пустует ни один квадратный метр земли, всюду хлопчатник. Ведь стране нужен хлопок! И мы делом отвечаем на потребности страны, хлопком засеяны все площади, даже участок школы и детсада. Можно с гордостью доложить. Мысли вихрем летели в голове Камала. Он не очень ясно представлял, к кому идти, что сказать, но надо было что-то делать. Он еще не знал, что надо делать, а ноги сами понесли его в контору. Не обращая внимания на машины, с шумом проносившиеся мимо, обдававшие его горячим пыльным вихрем, он стремительно и широко шагал вдоль арыка, крепко ставя ноги в брезентовых сапогах, раскачиваясь, как борец, размахивая мускулистыми, крепкими, как канат, руками. В голове у него не укладывалось только что увиденное, он не мог еще решить, чего здесь больше — перестаравшейся глупости или ловкого очковтирательства.

Когда Камал ворвался в контору, Малика, стоя в приемной перед зеркалом, в котором она отражалась во весь рост, поправляла волосы, собранные на затылке в большой красивый узел. Камал на мгновение застыл на пороге.

— Вы и к жене врываетесь так же бесцеремонно? — в голосе председательши прозвучал игривый оттенок. Она чувствовала себя неотразимой.

Камал не мог оторвать взгляд от женщины, стоявшей у зеркала: поднятые к голове руки, высокая грудь, словно вырвавшаяся из красного хан-атласа, в пухлых алых губах две шпильки, которыми она собиралась заколоть тяжелый скользкий узел волос.

— Можно было постучать, прежде чем войти, хотя бы кашлянуть для приличия… — Малика с улыбкой повернулась к Камалу, ей доставляло удовольствие его замешательство.

— Я думал, вы в кабинете, апа, — вконец смутился Камал. На лице ни одной морщинки. Нигора на четыре года младше, а в сравнении с ней — сушеный урюк. Если бы она тоже следила за собой, — думал Камал, наблюдая за движениями большого красивого тела Малики. Нет, Камал не мог бы вообразить свою жену перед зеркалом с пудреницей в руках. В саду с помидорами, возле ящика с гусеницами шелкопряда, ка сборе хлопка под палящим солнцем, но не перед зеркалом в роскошном платье из хан-атласа.

— Ну что ж, прошу, заходите, — Малика первой вошла в кабинет и прошла к своему мягкому вращающемуся креслу за письменным столом. — Что-то вы растерялись, одноклассник. Неужели я такая красивая сегодня, что даже деловые мужчины теряются?

Но Камал уже пришел в себя, и шутливо-покровительственный тон Малики уже не мог сбить его с тех мыслей, с которыми он шел в контору. Он посмотрел председательше в улыбающиеся глаза и тоже ответил шуткой:

— Кто скажет, что вы некрасивая, станет немым как рыба, апа.

Малика мягким движением откинулась на спинку кресла и ласково улыбнулась:

— Скромник, тихоня, а с женщиной за словом в карман не лезете, а? — Малика дала понять, что пора переходить к делу от милых комплиментов, вполне, конечно, уместных между молодыми мужчиной и женщиной, бывшими одноклассниками, не первый день знающими друг друга. — Я к вашим услугам, товарищ агроном. Вы съездили в Маханкуль?

— Вчера вернулся.

— Посевную закончили? — уже совсем серьезно спросила Малика.

Камал отрицательно покачал головой.

— В чем дело?

— Завтра закончат. Обещали.

— Завтра, завтра. Я вижу, что вообще у нас плохо движутся дела в Маханкуле. Надо послать туда человека, который сумел бы организовать, поднять людей. Что вы на это скажете?

Камал не хотел говорить о Маханкуле. Если уж на то пошло, его мнение об этом известно. Не то что еще посылать, следовало бы вообще вернуть оттуда всех людей. Маханкуль трогать нельзя. Если нужно осваивать новые земли — на много лет вперед хватит для этого Кызылкумов. Тысячи гектаров лежат. А Маханкуль — необыкновенный лес в пустыне, заросли саксаула, тамариска, кандима. Бесценный дар природы. Его надо беречь. Но нет смысла снова начинать этот разговор. Обо всем этом много говорилось в прошлом году, когда Малика решила начать наступление на Маханкуль. Председательша и слушать ничего не хотела. По всей стране развернулась целинная страда, и колхоз, чтобы не отставать, за один год освоил более ста гектаров земли в Маханкуле. Молодежь по всей стране двинулась поднимать целинные и залежные земли, разрабатывались новаторские проекты по возведению в глубинах пустынь новых сел и городов. Конечно, Малика не могла остаться в стороне, она тоже хотела проявить инициативу, хотела быть на виду, хотела, чтобы ее заметили. Маханкуль — наиболее легкий путь к славе и почету, неважно, что погибнет в погоне за рапортом ценнейший уголок земли. Камал не нашел с председательшей общего языка, и она, конечно, помнит все, что он тогда говорил, и знает, что он остался и сейчас при своем мнении.

Малика понимала, что ее слова придутся агроному не по душе, да и ей не хотелось портить приятное настроение, впереди был рабочий день, ей хотелось одного — чтобы строптивый агроном побыстрее выложил все, что у него накопилось, и ушел.