Сарвар Азимов - Узбекские повести

— Что ж, давайте, давайте. Я, признаться, думала, что эта встряска вас образумит.

— Говорят в народе, познавший поражение еще сильнее рвется в драку. Может, секретарь обкома поддержит меня или разъяснит ошибки, если заблуждаюсь.

— Подумайте, — Малика ядовито улыбнулась. — Но помните, я вас предупреждала. В случае неудачи — не сносить вам головы.

— Договорились, — сказал Камал, вставая. — Когда я должен выехать в степь?

— Завтра.

Малика тоже поднялась, обошла стол, на ее лице сияла торжествующая улыбка.

— Желаю успехов, одноклассник! — она протянула Камалу руку, явно наслаждаясь своей победой.

Камал посмотрел на ее мягкую белую руку, и его широкая грубая ладонь застыла в воздухе. Нет, он не пожмет ручку председательши. Камал повернулся и шагнул к дверям, потом, обернувшись, бросил:

— А деньги, конечно, нужны. Спасибо, что оклад сохранили.

Дверь за Камалом закрылась, а Малика так и осталась стоять с протянутой рукой. Она еще не попадала в такое глупое положение. Что он о себе мнит? Всего-навсего агроном, а теперь и вообще бригадир! Она обессиленно опустилась на стул. Ах, какой гордый, подумать только! Не захотел пожать руку председателя! Ну, поживи в дикой пустыне, где только ящерицы да суслики! Ноги твоей в кишлаке не будет, нос не посмеешь показать! Да стоит пожаловаться Халилу-ака, он ему покажет, как подчиненный должен разговаривать с председателем! Разучится спорить!

Удивительно, на что способен человек в минуту гнева. Из-за пустяка, из-за одного резкого слова, готов обрушить на голову провинившегося все несчастья мира! О, сейчас Малику охватило жаркое пламя настоящей ненависти. Она жаждала и не знала, как отомстить Камалу за свое ущемленное самолюбие. Ей было мало того, что она самовольно сняла его с должности, отправила в дикую пустыню бригадирствовать? Ведь уже после этой крутой расправы, когда он почувствовал ее председательский гнев, Камал позволил себе совершенно непростительную выходку! Отверг протянутую руку! А ведь многие в колхозе только ловят ее взгляд и даже не помышляют пожать руку. Хам! Ничего, кроме пустыни, не достоин. Да и чего, в самом деле, ждать от человека, запряженного, как лошадь, в ежедневную работу двенадцать месяцев в году? Ничего, кроме грубости и невежества!

Если бы Малика в своем раздражении на строптивого агронома хоть на минуточку задумалась: а так ли права она сама? Так ли уж безгрешна? Может быть, поделом не встретила ее протянутая рука пожатия Камала? А может быть, она подспудно все это понимала и оттого-то дала обиде и горечи ослепить и оглушить себя?

Малика не могла успокоиться. Она ухватилась за стул и до боли в пальцах сжала руки, только так удалось ей побороть охватившую тело нервную дрожь.

Перед окном цвел, как пышное облако, абрикос. По одному, по два падали лепестки-снежинки. Нет, скорей лепестки были похожи на белых бабочек… Казалось, весь мир притих и считает падающие на землю лепестки абрикоса. Это было? Конечно, это было, где-то в восьмом классе. Малика вспомнила тот случай так явственно, как будто все это случилось вчера.

Было самое начало лета, когда зеленый урюк в самом соку и называется доучча. В восьмом или в девятом? В восьмом классе. Ну, отмочил тогда Камал. Толстый Тухтамурад принес в класс много этого кислого лакомства и угощал всех, давая по две-три урючины, а Малике протянул и высыпал в карман целую горсть. Малика улыбнулась его щедрости и еще не успела сказать «спасибо», как появился насупленный Камал. Все произошло молниеносно, вдруг, ни с того ни с сего; раз-раз — и вот уж на пол посыпался зеленый урюк, прыгая и раскатываясь под парты, а у Тухтамурада всплыл под глазом здоровенный фонарь и начал расти. Камала таскали к завучу, к директору. Ему здорово попало, но он так и не сказал никому, за что побил своего одноклассника. В классе, конечно, знали, знала и Малика. Камал ревновал. Он даже хотел пересесть за ее парту, но она не разрешила. Девушке льстило, что он все время ходит по пятам и угрюмо следит за ней из-под своих густых, сросшихся бровей горящими глазами. Он всегда был неразговорчивым и оттого казался нахмуренным и неуклюжим. Другие мальчишки бесились, дурачились, веселились, а Камал редко улыбался. Она всегда помнила, что за ней следят его горящие глаза из-под нахмуренных бровей.

На следующий день Камал принес в школу целый мешочек зеленого урюка. Он подошел прямо к парте Малики и поставил перед ней весь мешочек. В классе притихли.

— Что тут, Камал?

— Доучча, — гордо сказал Камал.

— Мне не надо, — Малика с брезгливой гримаской отодвинула мешок. — Напрасно трудился.

Конечно, Камал этого не мог ожидать, он был уверен, что его смелый поступок понравится Малике, ведь он выкрал из колхозного сада самые крупные доуччи. Даже для приличия не развязала мешок, не взглянула, а у Тухтамурада вчера взяла.

— Не надо?

— Нет! — Малика беспечно покачала головой.

Все в классе это видели. Камал был самым сильным, его побаивались, и вот он у всех на глазах получил по носу. Камал схватил мешок, шагнул к окну, и вот уже мешок летит из раскрытого окна вниз. От удара об асфальт мешок разъехался по швам, и самые крупные, самые изумрудные, самые вкусные доуччи колхозного сада валяются на пыльном асфальте. За это Камал опять попал к директору. Он часто туда попадал.

Малика задумалась, глядя в окно на отцветающие абрикосы. Какие красивые цветы, даже теперь, когда они осыпаются, можно подумать, что это кочующая стая белых мотыльков, летавших над садом всю весну и теперь отдыхающих на упругой, буйно-зеленой вдоль арыка траве. Некоторые лепестки упали на асфальт и почернели, другие попадали в мутную воду медленного арыка, и течением их прибило к берегу, сбило в грязные кучи, перемешало с прочим сором и илом у берега. «Опавший цветок сразу теряет все очарование, — подумала Малика. — Так и человек, хоть он и долговечней эфемерного цветка, с возрастом становится грубым, сварливым, а то и невыносимым, как этот Камал. В самом деле, то ему не нравится, это не так считает себя умнее всех! Смотри, какой гуманист выискался! А то никто, кроме него, не знает, что возле детского сада нужно сажать цветы, а не растить хлопок!» Она пошла на это сознательно. Пусть немного, каких-нибудь пятьдесят килограммов, но и они пригодятся осенью, хоть маленький, а все же довесок к плану! Ведь не для себя же она старается, в конце концов! Уж кто-кто, а агроном должен бы это понимать. Осенью не с кого-нибудь, а с нее потребуют план по хлопку, будет не до гуманных поступков. План любой ценой! Может, он до сих пор не примирился с тем, что Малика стала председателем, может, сам мечтал об этом месте? Хотя куда ему. Тихоня, молчун. Нет, на этой должности нужен человек, умеющий видеть дальше своего носа. В колхозе часто бывают люди, обратят внимание, что хлопок подступил к самым домам, хлопок даже возле детского сада, возле школы, кругом, — значит, что? Значит, председатель использовал даже самые пустячные резервы, все поставил на службу главной задаче дня! В конце концов — это политика. Легко ему строить из себя гуманиста, всех обвинять. Малика вспомнила давнюю историю. Как-то еще в десятом классе они компанией поехали в райцентр в кино. После фильма тот же несчастный жирный Тухтамурад хотел понести ее портфель, но вмешался Камал. «Нечего, пусть сама несет, — пробурчал он, отталкивая Тухтамурада. — Если с этих пор начнет свою ношу взваливать на других, глядишь, и сама сядет кому-нибудь на шею». Ну нет, Камал, Малика всего добилась сама и, слава аллаху, никому еще не была в тягость. В ней достаточно энергии, инициативы, наверное, потому получалось так, что все время она поднималась на одну ступеньку впереди Камала. Камал пошел в помощники поливальщика, она — на курсы механизаторов. Стала звеньевой, сразу начала учиться на бригадира. А Камал так и проходил в поливальщиках, только уже после окончания института получил место агронома. Потом Малику выбрали председателем ревизионной комиссии, она там неплохо поработала, показала себя. Теперь она председатель колхоза. А могло быть кое-что еще. В конце года нужно было рекомендовать на Героя Труда одного человека. Малика, недолго думая, без ложной скромности решила выдвинуть свою кандидатуру, однако дело сорвалось, в райкоме ее не поддержали, предложили рекомендовать бригадира передовой бригады. Неизвестно, как на ее месте повел бы себя другой председатель, а она отвезла документы этого человека. Камал о таких вещах понятия не имеет, где ему. Теперь та звезда на скромном пиджаке бригадира, а вполне могла бы украшать грудь молодой председательши. Малика сумела бы ее носить, люди кланялись бы даже ее тени. Но… не все сразу…