Владимир Лидин - Отражения звезд

Из старого московского дома, в котором Андрей Андреевич жил с женой и сыном, многие уже давно переселились в новые квартиры, но кое-кто, как и он, не захотели менять на большие удобства старые привычки к этому, покато уходящему к Москве-реке Второму Обыденскому переулку. Раньше вместе с женой, а потом и один любил он выйти перед сном на тихий Гоголевский бульвар, походить по его аллеям, особенно вечером, особенно осенью, и ни на какой новый район не хотел менять это, да и до места его работы — Второго медицинского института — было недалеко.

Не захотела переезжать и жившая с дочерью в том же подъезде, только этажом ниже, кроткая, тихая женщина Серафима Васильевна Касперова, много лет работавшая техническим редактором в одном из научных издательств. А ее дочь Ася училась вместе с Всеволодом в одной школе, оба одновременно кончили ее, и, встречаясь не раз на лестнице с этой скромной, похожей на свою мать девушкой, с прямым, несколько старомодным пробором в русых волосах и чистыми серыми глазами, Андрей Андреевич всегда любовался ее какой-то притушенной прелестью.

С Серафимой Васильевной дружила и жена, и вся незадавшаяся, горестная жизнь этой женщины прошла на глазах у них: муж Серафимы Васильевны рано умер от болезни почек, да и жил последние годы с одной почкой, а вторую давно удалили. После смерти мужа все, что было в душе Серафимы Васильевны, она перенесла на дочь, ее жизнь была теперь в ней, и нельзя было даже представить себе, что Ася выйдет когда-нибудь замуж и они с матерью разлучатся.

Где-то втайне и жена, и он сам подумывали, что как хорошо было бы, если бы сын женился на этой девушке, и, возможно, и Серафима Васильевна хотела бы этого: все-таки их семьи были близки, а Всеволода она знала еще подростком.

Как-то за вечерним чаем, когда они были одни, Ирина Михайловна сказала прямо:

— Я для Севы ничего лучшего и не желала бы, чем Ася. Правда, она не модница, слишком простенькая в сравнении с театральными девушками. Но, Андрюша, ведь это такая добрая простота, такая нужная!

Однако Андрей Андреевич счел нужным сказать:

— Ничего не следует навязывать... Севка уже взрослый, как-нибудь и без нас с тобой справится.

И они не вернулись больше к этому.

Но, возвращаясь однажды из института, Андрей Андреевич увидел выходящими из кинотеатра сына именно с этой девушкой и порадовался, что, может быть, и сбудется то, чего он с женой хотели.

Несколько дней спустя сын, вернувшись пораньше, зашел к нему в его рабочую комнату, порассказал сначала о театральных делах, потом спросил вдруг:

— Папа, где работает сейчас Александр Николаевич Звенигородцев?

— Звенигородцев? Почему ты вспомнил о нем? — удивился Андрей Андреевич.

— Прежде он часто бывал у нас.

— Маме сейчас трудно с гостями, — вздохнул Андрей Андреевич.

Звенигородцев, с которым Андрей Андреевич учился вместе, избрал своей специальностью гинекологию, а он, Ракитников, ушел в хирургию, написал книгу о хирургических операциях при сердечно-сосудистых заболеваниях, книга вышла в издательстве, где работала Серафима Васильевна Касперова, и ее имя технического редактора стояло среди выходных данных.

Однако то, что сын вспомнил почему-то о Звенигородцеве, сначала лишь удивило, а потом и насторожило Андрея Андреевича: как все люди с большим опытом, к тому же привыкший силлогически мыслить, Андрей Андреевич испугался того, о чем подумал.

Впоследствии, возвращаясь к выводам, которые сделал тогда, он в обратном порядке вспомнил и все то, что этому предшествовало.

Придумав вскоре повод повидаться с Серафимой Васильевной, он зашел к ней по какому-то внутреннему, для самого себя еще непроверенному чувству. Она открыла ему дверь, удивилась: «Андрей Андреевич!», чуть растерялась, но он с некой беспечностью сказал:

— Пришел молодой автор за справкой... просветите меня, Серафима Васильевна, что́ означает подсчет учетно-издательских листов?

Серафима Васильевна разъяснила, что́ означает этот подсчет, и Андрей Андреевич добросовестно записал в свою записную книжку.

— Вы что же — в одиночестве? — спросил он.

— Асенька денька на два уехала к подруге в Крюково.

И что-то столь жалкое появилось на миг в ее взгляде, — но, может быть, он, Андрей Андреевич, лишь вообразил это...

— Подпишу теперь договор с толком, и если и эту книгу поведете вы, мне будет приятно увидеть на ней ваше имя.

— Спасибо, Андрей Андреевич, — сказала она тихо, казалось, хотела еще что-то добавить, но лишь повторила: — Спасибо.

Дома, плотно прикрыв дверь в свою комнату, он позвонил по телефону Звенигородцеву, подошла его жена, и Андрей Андреевич сказал:

— Говорит великий грешник — Ракитников... сто лет собираюсь к вам, Антонина Сергеевна, и все не выберусь. А следовало бы нам повидаться!

Антонина Сергеевна работала прежде медицинской сестрой, познакомилась со своим будущим мужем в больнице, и Ракитников усмехался не раз:

— Началось с медицинского обхода, а потом температура поднялась, пришлось бежать в загс.

Звенигородцев, размашистый, с длинными руками, с копной волос, не умещавшейся ни под какой шляпой, чем-то напоминал тех несколько семинарского вида врачей прошлого, которые прославили русскую медицину.

— У Саши сегодня дежурство, — сказала Антонина Сергеевна, — позвоните ему в больницу, он будет рад. И — приходите, Андрей Андреевич, право, нехорошо, приходите!

Она дала ему номер телефона больницы, и Андрей Андреевич позвонил Звенигородцеву. Он сразу же предупредил, чтобы тот не очень удивился упавшему с неба Ракитникову, но есть одно дело, и нужно срочно хотя бы на несколько минут повидать его.

— Приезжай, Андрей Андреевич, я предупрежу, чтобы тебя пропустили.

Больница находилась в другой части города, в новом микрорайоне, коридоры в этот вечерний час были уже пусты, только дежурные медицинские сестры сидели у своих постов, с зажженной лампой на столе, и скорбь сжала его сердце.

Они не виделись несколько лет, сначала порасспрошали друг друга о семейных делах: две дочки Звенигородцева, две красные девицы, обе уже в институте, одна — в геологоразведочном, другая пошла по искусствоведению, ничего, порядок жизни, замуж вскорости повыходят, наверно, так что готовься к дедовскому званию.

— А у тебя как? — спросил Звенигородцев, пытливо поискав его глаза за стеклами очков.

— Жена болеет, стенокардия, всегда нужно быть на стороже. А сын... — Андрей Андреевич хотел было сказать, что сын учится в театральном училище, но сказал вместо этого:

— Мой сын и привел меня к тебе, Александр Николаевич... с этого и начну весьма щекотливый разговор с тобой. Прежде всего — обращался ли к тебе с чем-нибудь мой сын?