Владимир Лидин - Отражения звезд

А полтора года спустя у Тани родилась девочка, и, когда ее привезли из родильного дома и Екатерина Михайловна приоткрыла конвертик, чтобы взглянуть на внучку, она испытала в этот миг то же чувство, какое по силе и свежести может быть уподоблено лишь первой любви...

И вот пошли те нежные заботы, когда с утра нужно торопиться к дочери, преподававшей в школе английский язык, оставаться на целый день с девочкой, уже узнававшей ее, смотревшей на нее серьезными глазами, пока пила молоко из бутылочки, потом засыпала, а Екатерина Михайловна доставала из сумки прихваченную с собой работу, принималась за перевод, и стихотворные строки звучали особенно проникновенно...

В то утро, когда, собираясь выйти из дома, Екатерина Михайловна привычно оглядела себя, сказала вслух: «Седеть стала, Катенька», она решила часть пути пройти пешком: было воскресенье, дочь дома, и можно не торопиться...

Ноябрь уже подступал, после дождя Гоголевский бульвар был в тумане. Екатерина Михайловна шла не спеша по аллее, задержалась вдруг возле одной скамейки, и из далекой глубины всплыло, что, кажется, именно на этой скамейке они навсегда расстались тогда с Крестовниковым...

Скамейка была мокрая, несколько опавших листьев пристало к ней, но почему именно в это туманное утро, в это седое утро вспомнилась уже такая далекая, давно перевернутая страница? Впрочем, человеческая жизнь — не книга, из которой можно вырвать тот или другой листок, страницы в ней вплетены накрепко.

Но она тут же отогнала это, дочь просила купить в магазине «Детское питание» молочную смесь, и Екатерина Михайловна зашла по дороге в магазин, купила несколько баночек смеси, поехала в Сокольники, а когда шла по одной из аллей, кто-то вдруг окликнул ее по имени.

— Наверно, все же существуют какие-то биотоки, — сказал Крестовников, подойдя, — сегодня с утра почему-то думал о вас...

Он тоже поседел, а некогда смуглой кожей и синевато-смоляными волосами походил на испанца.

— Столько лет не был в Сокольниках, сегодня наконец собрался на выставку — и сразу же навстречу вы, а перед этим думал о вас... конечно, это биотоки. Ну, расскажите хоть в двух словах о себе.

— Что же можно рассказать в двух словах?

Он помедлил.

— Вы замужем?

— Я уже бабушка, — ответила она. — Счастье ведь многообразно, Виктор Георгиевич.

— Да, конечно, — согласился он. — О детях прежде я никогда и не думал, а теперь, видимо, не хватает мне этого.

— Странно, что и я сегодня тоже вспомнила о вас... проходила по Гоголевскому бульвару и возле одной из скамеек вспомнила о вас.

Они поговорили минуту, подивились еще раз их встрече, пожелали друг другу всего лучшего, и, наверно, он смотрел ей вслед, как она торопится с баночками молочной смеси в сумке, но Екатерина Михайловна не оглянулась.

— Задержалась, — сказала она, как только дочь открыла ей дверь, — встретила по дороге одного старого знакомого. Но мы — быстро... только разогреть в кастрюлечке, мы — быстро.

Но это относилось уже к той, которая заждалась молочной кашки, села вскоре с девочкой на руках за стол, стала давать по ложечке, а когда девочка насытилась и начала понемногу заводить глаза, Екатерина Михайловна осторожно положила ее в кроватку.

— Спит, — сказала она минуту спустя.

Дочь гладила в стороне, отставила утюг, и обе помолчали минутку.

— Странно бывает в жизни... вспомнила сегодня об одном человеке, которого бог знает сколько лет не видела, и вот уж нежданно-негаданно встретила его в Сокольниках.

Она не пояснила, однако, кто был этот человек, тогда нужно было бы рассказать и о мокрой скамейке с приставшими листьями на бульваре, и еще о многом другом, уже занесенном временем...

— И стихи одни почему-то сегодня вспомнила, может быть потому, что утром был туман. «Утро туманное, утро седое, нивы печальные, снегом покрытые, нехотя вспомнишь и время былое, вспомнишь и лица, давно позабытые»... Но, боже мой, Танечка, сколько еще другого есть на свете, сколько бывает солнечных утр, а не только туманных и седых!

И она посмотрела в ту сторону, где полог над спящей девочкой чуть колыхался от ее дыхания, и дочь тоже посмотрела в эту сторону.

Мальчик стоял у входа в магазин «Детский мир», уже давно порядком продрог, но продолжал смотреть издали на огромную елку всю в блестках и украшениях, смотрел и в витрину, где дед-мороз в красном перепоясанном кафтане держал в руке гирлянду светящихся шариков, и в «Детском мире» было тепло и празднично. Он почти целый час бродил по его этажам, а теперь нужно было идти домой, но он медлил...

Один из прохожих поглядел на него, прошел несколько шагов и вернулся:

— Наверно, я именно тебя и искал.

Мальчик испуганно сжался: может быть, человек знал, что он ушел из дома без спросу.

— А зачем вы меня искали? — спросил он все же.

— Искал в новогодний вечер какого-нибудь хорошего человека, а ты показался мне хорошим человеком.

Но мальчик, хотя был и польщен, видимо, что показался хорошим человеком, не сразу ответил, как его зовут, глаза у человека были, однако, теплые, и мальчик в конце концов назвал свое имя — Коля, а следом рассказал, что пришел поглядеть на елку, дома пусто, мать работает на чулочной фабрике, но сейчас она в больнице и, наверно, еще не скоро выйдет со своими больными почками.

На мальчике была шубенка, из которой он давно вырос, рукава не доходили до покрасневших от мороза запястий, а на руках были варежки, которые он по временам стягивал зубами, чтобы пошевелить закостеневшими пальцами.

— Ну, что же нам мерзнуть на улице, зайдем лучше в «Детский мир», — предложил человек. — Я сегодня получил гонорар, отщипнем от него немножко. А зовут меня Андрей Максимович, я пишу книги для детей. Посмотрим, не найдется ли здесь моих книжек.

— Я уже был в «Детском мире», — сказал мальчик.

— Ничего не значит... женщины по нескольку раз заходят посмотреть, не появилось ли в продаже что-нибудь новенькое.

Мальчик, казалось, не очень все же доверял постороннему, но человек, которого звали Андрей Максимович, взял его за руку и сжал холодные детские пальцы.

— Зайдем, право... мне сегодня особенно нужен какой-нибудь добрый спутник.

В большом зале магазина медленно, блистая стеклянными бусами и золочеными хлопушками, вращалась елка, а вокруг елки так же вращались бегущий волк и большая глазастая кукла в красной шапочке.

Андрей Максимович подошел к книжному киоску, две молоденькие продавщицы беседовали позади прилавка друг с дружкой, и Андрей Максимович спросил:

— Нет ли у вас книги Гущина «Волшебный подпасок»?

Одна из продавщиц отрицательно покачала головой, но Андрей Максимович, порывшись на прилавке, все же нашел свою книжку.