Владимир Лидин - Отражения звезд

— Ведь есть Гущин, — сказал он, но продавщица отнеслась к этому как к его удаче, и он купил книжку «Волшебный подпасок».

Конечно, никаких волшебных подпасков не водится на свете, в книжке было рассказано об одном трудолюбивом пареньке, у которого по его стараниям все ладилось, и кто-то прозвал его волшебником.

— Ну вот, почитай на досуге, — сказал Андрей Максимович, — может, понравится. Для авторского самолюбия всегда лестно, чтобы читатель остался доволен.

Они походили еще по нижним залам «Детского мира», потом поднялись по движущейся лестнице на второй этаж, и Андрей Максимович, подойдя к одному из прилавков, сказал вдруг:

— Давай-ка купим с тобой этот шарф... а то твоя шубенка — на рыбьем меху, скорее всего на тресковом.

Мальчик отозвался: «Не надо», но Андрей Максимович все-таки купил красивый, в темно-синих полосах шарф, накинул его мальчику на шею и с минуту как-то грустно и смутно смотрел на него.

— Поднимемся немножко повыше, наверху есть кафе, выпьем чаю, а за чаем расскажу тебе про один дивный случай под Новый год.

И они поднялись по движущейся лестнице, зашли в кафе, под шубенкой на тресковом меху была холстинковая курточка не по времени года, но шарфа мальчик не отдал гардеробщику: может быть, пригрелся или боялся за его сохранность.

Андрей Максимович занял столик, подошел к буфетной стойке и вернулся с двумя стаканами чая и тарелкой с пирожными.

— Могу рассказать теперь про один дивный случай под Новый год. В прежние времена редакции газет и журналов требовали от писателей рождественских, по-нынешнему — новогодних рассказов. Находились писатели, которые поставляли такие рассказы. Судить их, однако, за это нечего, жизнь трудная штука, иногда пойдешь на все, чтобы только прокормить семью. В этих рассказах чаще всего описывали замерзающих на морозе мальчиков возле освещенных витрин магазинов. Но вдруг какой-нибудь из богатых людей, выйдя из магазина с покупками, брал его с собой в свой дом, угощал и дарил подарки. Конечно, все это было выдумкой, писатель не мог написать, что, если бы и произошел такой случай, мальчика вскоре же выпроводили бы через черный ход, а сердитая кухарка или разряженная горничная сказали бы про своих господ: «С жиру бесятся» — или даже покрепче: «Дурака валяют». Написать так было, однако, нельзя, иначе не получился бы праздничный рассказ с ванилью и изюмом. А сегодня, выйдя посмотреть на Москву в новогодний вечер, я встретил вдруг тебя. Когда пишешь книги, нужно ко всем приглядываться, особенно к детям, если к тому же ты детский писатель. Это просто святая удача, что мы с тобой встретились, ты так похож на моего парня, что и не скажешь.

Мальчик подумал, не Сразу решился, а потом сказал:

— А отца у меня нет, помер, а мать сказала, что одной ей не поднять меня, второй раз женилась. Петр Петрович, когда не выпьет, добрый, а сегодня он все пьет и пьет, а когда пьяный — всегда кричит на меня, а то и бить начнет ни за что ни про что. Я сегодня к соседям ночевать пойду, к Солдаткиным, он теперь на пенсию вышел, Степан Гаврилович, а прежде часы в мастерской чинил, он хороший мастер, и жена его, Агриппина Михаиловна, хорошая, они всегда зовут меня к себе, когда Петр Петрович выпил.

Но он тут же усомнился, видимо: зачем посвящает постороннего в свои невеселые дела?

— Значит, и совсем удача, что мы с тобой встретились в такой вечер, когда для одних праздник, а другим не до праздников, — сказал Андрей Максимович. — Будем считать, однако, что и у нас с тобой маленький праздник... знаешь, как это важно встретить кого-нибудь по душе себе. Есть у меня сынок, чуть постарше тебя, живет сейчас со своей матерью, а мы с ней в разлуке, и не позволяет она, чтобы мы с сыном встречались. В прежние времена у нас под Новый год была елка, все хорошо шло, и был совсем счастливый мой Сашенька... в такой вечер, как сегодня, наверно, вспоминает об отце.

— А вы потихоньку уведите его, — сказал мальчик.

— Нет, так не делается, — вздохнул Андрей Максимович. — Все-таки это несомненная удача, что я встретил тебя: в рождественские или, скажем, в новогодние мальчики ты не годишься, да и не пишу я таких рассказов. А для другой темы вполне годишься: например, твой отчим осознал, что пить нехорошо и что он в ответе за тебя, и хоть это и не будет благополучным концом, как в американских историях, но читатели все-таки и такому заключению порадуются. Теперь, однако, пойдем. Ты где живешь?

— Я близко отсюда... на улице Богдана Хмельницкого.

— Провожу тебя немного.

Они вышли из магазина, спустились в подземный переход, дошли вскоре до улицы Богдана Хмельницкого, и во дворе позади глубоких ворот был дом, в котором мальчик жил.

— Пойди узнай, приютит ли тебя твой часовщик на ночь, а я подожду.

Андрей Максимович остался в воротах, посыпал снежок, перламутровый в свете фонарей, и мальчик верунулся довольный:

— Пустят, а Агриппина Михайловна спросила, откуда у меня такой шарф? Я сказал — один писатель подарил, а она не поверила.

— А мою книжку о волшебном подпаске прочти все-таки.

— Прочту, — пообещал мальчик. — Только сегодня у Степана Гавриловича неудобно, они рано ложатся спать, я завтра прочту. Андрей Максимович, а мы увидимся с вами еще раз?

— Конечно. Два дня будут праздничные, а на третий день подойди часов в шесть к тому же месту, где мы с тобой повстречались сегодня.

— А можно, я одного своего товарища приведу, Мишу Солодильникова? Это очень хороший мальчик, мы с ним на одной парте сидим.

— Отчего же, приведи и Мишу Солодильникова, нам втроем будет и вовсе о чем поговорить.

Мальчик помедлил.

— Андрей Максимович, если вам без вашего сына скучно, я могу иногда после школы погулять с вами.

— Что ж, хорошая мысль... станем время от времени гулять вместе. А впоследствии, может быть, напишу и рассказ о нашей с тобой встрече.

— А что вы напишете о нашей встрече? — несколько обеспокоился мальчик.

— Напишу, что повстречал одного хорошего человека — Колю, что мы с ним зашли в «Детский мир», выпили чаю с пирожными и так хорошо провели новогодний вечер,

— Это правда, об этом можно написать, — сказал с облегчением мальчик.

Потом Андрей Максимович ушел, еще несколько минут его можно было увидеть на улице Богдана Хмельницкого, а когда он перешел на другую сторону, остался только зимний синий вечер.

Маленькая, озабоченная девочка, с каким-то чисто проясненным, словно подсвеченным изнутри лицом, подошла к подъезду большого, нового дома. Двери подъезда были стеклянные, и весь дом, казалось, был сплошь стеклянным в отчужденном блеске своих входных дверей и окон. В сетке, которую несла девочка, лежала большая, туго набитая папка, и по виду девочки можно было понять, что у нее ответственное поручение.