Тиркиш Джумагельдыев - Настырный

— Да пошлет нам бог удачи в этом деле! — Нартач глубоко вздохнула и повела головой, словно ей жал воротник. — Ну, чего в дверях застряла? — обернулась к Джаннет. — Иди сюда! Не стесняйся, есть чем полюбоваться. Плюнь мне в очи, если твои отрезы хуже, чем у Тыллы! — Она окинула взглядом кучу тряпок, переливающуюся всеми цветами радуги, и опустилась возле нее на колени. —Иди! Иди сюда бесстыдница! — слово «бесстыдница» Нартач произнесла почти что с нежностью. — Глянь, костюм джерсовый! А это видала? «Радуга» называется. Сразу покрои. — Нартач обернулась к золовке. Та стояла в дверях, молча наблюдая за ней. — Чего насупилась? Неужто не нравится? Вот девка — ничем ей не угодишь! А это индийская, что ли? Так и переливается, так и сверкает! — Нартач разглядывала отрез то с лица, то с изнанки, кривя толстую шею. — Какое богатство! Меня несчастную отдали — пять кусков бязи да два паршивых китени! [1] Китени — кустарная шелковая ткань; платье из этой ткани. Сейчас, конечно, народ богато живет… Послушай, как хрустит, а! «Иней» называется! И правда иней, весь блесточками! А легкий! — Она прикинула отрез на руке. — Никакого веса, на плечах и не почуешь! Где-то еще зеленый был, такой же…

Нартач снова нырнула в кучу и стала копаться в ней. Дорогие отрезы, она аккуратно складывала стопой, а те, что подешевле, небрежно отодвигала в сторону.

— Насуют черт те чего! — сердито сказала она, отшвыривая кусок красного китени. — Разве такое платье можно носить? Жесткое, тяжелое, колом стоит!

Нартач забыла о Джаннет, молча наблюдавшей за ней, забыла обо всем на свете. Она ползала по полу среди отрезов, головных платков, белья и бормотала, бормотала… Как измученный голодом человек, перед которым развернули вдруг достархан с угощением.

— Платки… Импортные… Десять штук должно быть… Один, два, три, четыре… А это что за ткань? Золотом отливает… Ишь какая!.. Останется, можно галстук мужу… Ну, а где ж зеленая-то? Никак не найду, чтоб ей пропасть!..

Нартач перебирала вещи и что-то говорила, но Джаннет уже давно не слушала ее. Она думала о том, почему не радуется, как сноха. Вроде должна бы радоваться. Не этой яркой куче, а тому, что все-таки посватали, не сбылось предсказание Гарры. И ей сразу представилось его лицо. Глаза. Спокойные, равнодушные… Ее тогда поразил этот взгляд — уговаривать девушку, чтоб пришла на свидание, а потом так смотреть…

Когда он впервые предложил ей встретиться наедине, она обрадовалась, хотя и возмутилась. Почему обрадовалась, понятно — Гарры ей давно нравился. А вот почему возмутилась?.. А может, и не очень возмутилась? Просто принято, что не может девушка сразу согласиться, стыдно это, нескромно…

На Гарры многие поглядывали тайком. Видный парень, красивый. А главное — на других непохож. Он приехал в село года два назад. Сначала из города прибыл его отец. Устроился директором в магазине. Построил большой красивый дом, перевез семью. Вот тогда и появился в селе этот высокий, немножко медлительный, вроде бы с ленцой парень.

Ну, это он на первый взгляд с ленцой. А как оседлает свой мотоцикл — откуда что берется. Пинает его, словно осла упрямого, пока стрелой не помчит. Говорили, неплохой механик, сразу взяли в тракторную бригаду помощником бригадира. Культурный парень: по-русски, как по-туркменски, говорит. И круглый год без шапки ходит. Может, волосы красивые потому. Волосы у него черные-пречерные, густые. Жесткие, наверное, очень — на мотоцикле уж как трясет, и то не рассыпаются. Выходит, с характером: жесткие волосы — первый признак. Вообще разговоров о нем было полно, особенно первое время. Говорили, каждый год на Черное море ездит, дома у них все по-городскому, едят только за столом. А вот невесты городские ему не нравятся, жениться хочет в селе, сам говорил. Такое девушкам всегда приятно слышать, хотя никто из местных невест особенно на него не рассчитывал.

Можно себе представить, какую Гарры устроит свадьбу! Все приглашенные сидят за столом, у каждого своя тарелка, ложка, вилка. И не надо крутиться возле почетных гостей — за столом все равны.

Когда Джаннет впервые шла к нему на свидание, она ни о чем больше думать не могла, кроме как об этой необычной свадьбе. Ей самой придется сидеть за свадебным столом рядом с Гарры. И все будут смотреть на них, так уж у городских принято.

Почему он выбрал именно ее? Чуть не два года невесту высматривал. Как он мог догадаться, что это ее мечта — выйти замуж по-новому — без калыма? Он первым делом спросит, согласна ли она без калыма. Согласна, Гарры, согласна!.. А что брат со снохой злиться будут, пускай! Насильно теперь не продают, не то время. Соглашаются — сами виноваты. Сколько раз она это говорила подругам!

Разговоры, конечно, будут, не без этого, но ничего, перетерпеть можно. Раз они оба согласны… Вот только, как же она на свадьбе-то? Ведь на самом видном месте сидеть. Небось и из города понаедут знакомые его, друзья… И все на нее глядеть будут: как села, как встала, как вилку взяла… А она не привыкла за столом. Если только Гарры научит… Ну, а вообще-то можно и не есть — это даже и некрасиво, когда невеста уписывает за обе щеки!

Гарры встретил ее приветливо, но почему-то совсем не волновался, и улыбка его показалась ей ненастоящей, очень уж вежливой. Если бы он смущался, краснел, терялся, как всякий другой парень на его месте, было бы легче, они равны были бы, а так будто к директору школы вызвали за любовную записочку. Она искоса поглядывала на Гарры, боясь заглянуть ему в лицо, а он рассматривал ее в упор — не такие, совсем не такие глаза должны быть у парня!

Он начал с того, что сообщил, как восемь лет подряд ездит на Черное море, а в этом году не поедет. «Знаешь, почему?» — он чуть помедлил, словно ожидая ее ответа. Джаннет почувствовала, что краснеет. Сейчас скажет: «Из-за тебя!» Неужели так прямо и скажет? Может, у городских это запросто.

Но Гарры сказал не так. «Этой осенью жениться решил», — вот как он сказал.

Ни смущения, ни запиночки, спокойно и деловито. И точно таким же током добавил, что она ему нравится. Свадьбу он намерен сыграть побыстрей. Почему побыстрей, не сказал, но в следующую встречу просил дать ответ.

Когда же при следующем их свидании она сказала, что согласна, Гарры кивнул чуть заметно: не сомневался в ее согласии — и сразу перешел к делу.

— Сваты придут, не стесняйся насчет калыма. Сколько другие платят, столько и мы дадим. А если и лишку окажется, не беда — отец не обеднеет!

Она молча уставилась на него: он что, шутит? Зачем им калым? Кто его требует? Брат и сноха понятия ни с чем не имеют. Может, его родители? Может, это они заставляют его жениться в селе, а сам он по городским то скует? Культурный парень, и вдруг калым?