Борис Бурлак - Седьмой переход

— В первую голову — прокатный цех.

— Согласен. А то, видишь, что получается? Из нашей стали делают сковороды и утюги. Слишком много чести для оладей,— поджаривать их на хромоникелевых сковородках.

— Как ты относишься к предложениям перевести комбинат на привозную руду? — поинтересовался Леонид Матвеевич, чтобы разом, до конца выяснить его точку зрения.

— Линия наименьшего сопротивления,— не задумываясь, ответил Рудаков, словно ждал этого вопроса.— Ну, конечно, сторонники привозного сырья делают вид, что защищают государственные интересы, стараются якобы приберечь никель для будущих поколений. Находятся даже «теоретики», доказывающие, что стране сейчас якобы не нужно такого количества спецсталей. Это в ракетный век! Посуди сам: разве для обгона Америки помешают несколько миллионов тонн низколегированной стали? Нет, не надо ориентироваться на кустанайскую руду. Следует быстрее завершать металлургический цикл на комбинате, тогда не будет отбоя от покупателей нашей стали. Она пойдет нарасхват.

— Поговаривают и о том, что запасы Ярского месторождения не велики,— еще подбавил маслица в огонь Леонид Матвеевич.

— Тут всего наслушаешься, приструнить бы этих говорунов и шептунов,— сказал председатель совнархоза и сел за стол. Вид у него был усталый, движения вялые, и говорил он все это, наверно, не в первый раз, кое-как скрывая раздражение.

Лобов во всем соглашался с ним, за исключением одного: не следовало бы отказываться от привозной руды, пока наука ищет удобные подступы к местной. Своим чутьем госплановца он сразу разгадал, что председатель СНХ побаивается, как бы закоренелое недоверие к Ярскому месторождению снова не притормозило строительство Ново-Стальского комбината.

Нил Спиридонович достал из тумбочки письменного стола ученическую общую тетрадь, подержал в руках, будто взвешивая, и подал заместителю:

— Полистай на досуге, для души. Старая докладная записка геолога Жилинского в обком партии. Читается как приключенческий роман.

— Я знал Жилинского, когда еще был мальчишкой.

— Стойкий мужик. На открытых им месторождениях выросло с полдесятка кандидатов в профессора, а рядовой инженер, без ученых степеней и званий, один столько лет доказывал свою правоту.

Леонид Матвеевич ушел от Рудакова ободренным, хотя ему не нравилась этакая расслабленность Нила Спиридоновича. В Москве он выглядел подвижным, даже бравым и вот сдал за какой-нибудь год в Южноуральске. Что это — временный упадок сил после трудного министерского поста? А впрочем, может быть, на него, действительно, так сильно повлияла недавняя шумиха вокруг ярской дамбы, которую злые языки окрестили противоместнической дамбой? До приезда в Южноуральск Лобов не придавал этой истории серьезного значения, хотя она получила широкую огласку, и одно время доброе имя Рудакова склонялось во всех падежах, как только заходила речь о местничестве.

Все началось с того, что кто-то из работников Госплана натолкнулся на «скандальное» нарушение государственной дисциплины: Южноуральский совнархоз намеревался достроить, наконец, дамбу в Ярске. Откуда взялись деньги? Предполагалось снять миллион рублей с какого-нибудь третьестепенного объекта, где ассигнования все равно не могли быть освоены. Только предполагалось. Ни одной копейки не было истрачено. Но и этого оказалось вполне достаточно для обвинения. Впрочем, для вящей убедительности добавили пункт второй: достройка Ярского драмтеатра. По соседству с ним возводился шикарный, с полным набором излишеств, очередной Дом культуры — образчик былой министерской чересполосицы, однако ж обвинители и не заметили сего.

Тенденциозность была настолько очевидной, что ни у кого, конечно, не поднялась рука на Рудакова. Все кончилось, как сам он невесело шутил, «всесоюзной проработкой». Но переболев, Нил Спиридонович приобрел долгосрочный «иммунитет» против собственной смелости в строительных делах. «Может, я ошибаюсь?» — спрашивал себя Лобов. Ему очень хотелось ошибиться в данном случае. Бывают же у председателя совнархоза минуты просветления, к примеру сегодня, когда он прямо и резко заговорил о судьбе металлургического комбината. Стало быть, есть еще порох в пороховницах!..

Пройдет немного времени, in все убедятся в том, что та же дамба крайне нужна Ярску: не может двухсоттысячный город без конца подвергаться наводнениям, когда весенний Урал-гуляка вымахивает из берегов. И во всяком случае, раз уже начали строить, надо доводить дело до конца, не бросать деньги на ветер...

Рассуждая так, Леонид Матвеевич успокаивался. По все же его тревожило неудачное вступление Рудакова па пост председателя совнархоза. Трудновато придется и ему, Лобову. Он-то определенно ввяжется в эту затянувшуюся перебранку с перестраховщиками. Ново-Стальский комбинат строится почти двадцать лет и до сей поры не имеет ни прокатного цеха, ни аглофабрики. Завод Южуралмаш тоже не закончен, хотя мог бы встать вровень со своим свердловским тезкой. В целом по области в «незавершенке» омертвлено до полмиллиарда целковых. Оборудование, завезенное много лет назад, старится морально. А в Госплане аккуратненько разделили двадцать миллиардов, ассигнуемых совнархозу на семилетку, на семь равных частей. Что ж, если не согласятся на перераспределение средств по годам и объектам, то придется писать в ЦК. Да, прямо в ЦК. А Рудаков? Поддержит или нет? Пойдет вместе или останется в сторонке? Что за вопрос,— определенно поддержит. Бывало он отстаивал и не такие идеи. Временная у него эта «моральная старость». Нил Спиридонович еще встряхнется, покажет себя, непременно покажет. И землистое лицо его порозовеет, и опущенные плечи расправятся по-молодецки. У каждого случается упадок сил на шестом десятке лет, но есть у людей рудаковской складки вторая молодость, пусть и покороче первой, но зато ярче мыслями, непреклоннее в своих решениях.

Леонид Матвеевич наспех закусил в переполненной столовой, залпом выпил стакан теплого кофе, взял в буфете две пачки папирос, чтобы уже хватило на весь день, и пошел к себе наверх, пружинистым скорым шагом подымаясь по людной, главной лестнице.

В приемной его ждал высокий, могучий человек в голубенькой рубашке, сером пиджаке, наброшенном на плечи (жарко!) и с соломенной шляпой в руках.

— Сухарев,— отрекомендовался он.

— Мы с вами встречались, только давным-давно,— сказал Лобов, сразу же узнав в нем былого комсомольского оратора и своего недавнего попутчика на перегоне Степная — Южноуральск.

— Никогда не надеюсь на чужую память,— в шутку, многозначительно заметил Сухарев.

— Напрасно. Проходите, пожалуйста... Слушаю вас.