Борис Бурлак - Седьмой переход

— Кто вы, откуда, давно ли сюда приехали?

— Мы выпускницы средней школы, приехали из Южноуральска всем классом, работаем в Рощинском третий день.

— А где ребята? Неужели в вашем классе их не водилось?

— Водиться водились, да все перевелись,— бойко отрапортовала чернявая, с челкой, соседка бригадирши.

— Постой ты, Ира. С нами учились только трое ребят,— по-ученически, как у доски, объясняла старшая.— Один остался в Южноуральске, мы его заклеймили. Двое приехали в Рощинское. Но убирать строительный мусор не захотели, попросились к каменщикам.

— Не горюйте о них, девушки.

— Мы и не горюем, с чего это вы взяли,— проворно ответила та, с челочкой.

— Вот управляющий трестом тоже начинал с уборки чужих щепок,— сказал Нил Спиридонович и двинулся дальше.

— Извините, а вы кто будете? — спросила его Галина.

— Ах, да, виноват, не отрекомендовался. Я председатель Южноуральского совнархоза.

— Товарищ Рудаков?

— А что, у вас есть какие-нибудь вопросы ко мне? Пожалуйста.

— Нет-нет, вопросов нет...

Они переглянулись смущенно, взялись за лопаты.

— Ну, всего вам доброго! — Нил Спиридонович дружески поднял руку и энергично зашагал к дому управления строительством.

Видел бы он, какими взглядами проводили его эти девчата, немало наслышавшиеся о министре, что живет и работает в их родном Южноуральске! «Теперь хватит воспоминаний на все лето,— оглянувшись, подумал Егор Егорович: — Вообще это понятно — юность выверяет свои поступки мерой старших, оттого ей и нипочем ее собственные тяготы, которые оцениваются потом, лишь в середине или даже в конце жизни».

Однако благодушное настроение Речки было тут же испорчено. У конторки их остановили трое парней — «золотоискателей», которых давно приметил Егор Егорович.

— Можно на одну минуточку, товарищ председатель совнархоза?— обратился, как видно, главный, лет двадцати с лишним, в потрепанном комбинезоне. (Эти знали, с кем имеют дело!).— Почему не увольняют нас, товарищ председатель? Целую неделю ходим в отдел кадров. Не можем мы жить на десятку в день.

— Скоро все разбегутся, даю слово! — ухмыльнулся другой, помоложе, неплохо одетый парень.

— Нам предлагают учиться на штукатуров. Знаем мы эту штукатурку — копеечное занятие,— что ни час, то коробка спичек, что ни день, то пачка сигарет. Избавьте нас от такой специальности. Прокормиться-то мы везде сумеем.

— Кем же вы хотите быть?

— В Рощинске никем! — вызывающе бросил третий компаньон, почти подросток, щупленький, вертлявый.

— Устройте молодых людей на курсы крановщиков,— обернулся Нил Спиридонович к управляющему трестом. И опять живо к ним:— Вы плохо представляете себе, друзья, строительное ремесло. Не каждый способен приобщиться к строительному ремеслу. Такое дело на любителя. И что касаемо заработка, то здесь с первого месяца не заработаешь тысчонку. Придется с годик пожить на пятьсот-шестьсот, придется и в палатках померзнуть. Зато...

— Слыхали мы эти песни!— не удержался паренек, одетый лучше всех.— Сами-то сколько получаете? Наверно, не меньше пятисот в день.

— Не угадал.

— А все-таки, сколько? С вычетами, конечно.

— Что касаемо вычетов, то ты и не представляешь, какие у нас, у начальников, бывают «вычеты»!

— Так уволят или нет?— мрачно переспросил главный «золотоискатель».

— Непременно уволят, раз вы ошиблись адресом. Здесь не алмазные россыпи и не золотые прииски,— сказал Нил Спиридонович, уверенный в том, что парни еще заколеблются и, может быть, раздумают уезжать из Рощинского. — Надо вызвать Свердловск, поругаться с проектировщиками,— говорил он Речке, как ни в чем не бывало. — Профессор Лаврентьев меня подводит, раньше за ним этого не замечалось.

— Вызвать Свердловск отсюда невозможно, я иногда и до Южноуральска не могу дозвониться.

— Попытка — не пытка...

Такой был удачный день — Ярская междугородная телефонная станция быстро соединила Рощинское с далекой столицей всего Урала. К аппарату подошел сам директор научно-исследовательского и проектного института, старый знакомый Рудакова. «Везет начальству!» — позавидовал Егор Егорович, вслушиваясь в их разговор.

— Не беспокойся,— погромыхивал в трубке басок профессора Лаврентьева,— я для тебя в лепешку расшибусь. Объявил всеобщий аврал — все наверх! — к сентябрю очередную порцию чертежей обязательно получишь. Мы задержались не по своей вине. Не серчай. Впредь постараемся быть аккуратнее. Ваша медь — наш хлеб насущный. Помним свой должок. Скоро рассчитаемся.

— Спасибо, Константин Константинович.

— Как ты там чувствуешь себя среди уральского казачества? На коне?

— Привыкаю,— уклончиво ответил Рудаков...

Под вечер, наскоро пообедав в рабочей столовой, предсовнархоза (ни с того, ни с сего) предложил съездить на «взморье»:

— Посмотрим гидростанцию, неплохо бы и порыбачить на закате солнца. Давно не рыбачил.

Егор Егорович пожал плечами: какие могут быть возражения, тем более, до моря — рукой подать.

Южноуральское море... Оно открывается как-то сразу — от тихой глубоководной бухточки, образовавшейся между скалистыми отрогами, до самой кромки степного горизонта, еле-еле различимого вдали. Урал, издревле воспетый в народных песнях, размахнулся широко, подступил к горам, над которыми веками кружили беркуты. Весь берег, насколько хватает глаз, изрезан коленчатыми фиордами: вешние воды затопили чилижные балки, хлынули в диабазовые ущелья, попридержали стремительный бег притоков, раздавшихся до верховьев, где бьют студеные ключи и поигрывают на солнцепеке пугливые косячки форели. Волны плещутся близ отвесных стенок кряжистых увалов — море старательно, методично делает свое дело, превращая каждую ковыльную высотку в неприступный голый утес — безопасное пристанище для чаек. Видно, совсем недавно, весной, кое-кто из местных жителей все еще не верил в силу «рукотворного моря»: в низине ярко зеленеют картофельные делянки, и вода, вплотную подобравшись к ним, ртутными струйками растекается по междурядьям. Пожалуй, не придется хозяевам этих огородов приходить на повторную прополку,— через неделю-две тут зашныряют по мелководью резвые мальки.

Геннадий и Инесса долго стояли над обрывом, прислушиваясь к гортанному крику чаек, к затихающему пению жаворонков в вечернем небе. Шум волн и шелест ковыля сливались воедино, когда ветер взбегал на кручи, принимался расчесывать буйное, опутанное жесткой повиликой, густое разнотравье. То там, то тут нависали над бездонной заводью оборванные проселки, их накатанные колеи отсвечивали стальными бликами, все дальше погружаясь в море. Другие дороги пролягут вдоль морской границы между Европой и Азией, другая жизнь придет на эти берега. «Дедушка был прав,— думал Геннадий.— Пусть Урал — младший брат Волги, но ведь без него нельзя себе представить ни Магнитогорского, ни Ново-Стальского металлургических комбинатов, без неге не могут и дня прожить ни Ярск, ни Южноуральск, ни будущий город Рощинский. Почему же гидротехники норовят перешагнуть через эту хотя и небольшую, но трудолюбивую реку, и, заканчивая главные волжские централи, заботятся только о сибирских? В чем дело? Разве Урал не заслуживает внимания «Гидропроекта»?..