Борис Бурлак - Седьмой переход

— Отчего ты сердитый такой,— не выдержав, спросила Инесса своего Геннадия.— Чем озабочен, если не секрет?

— Будущим Урала, вот чем.

— Урала?..— она, дурачась, присела на корточки и повалилась в ромашковую заросль, не в аилах больше выговорить ни слова.

Геннадий стоял над ней, укоризненно покачивая кудлатой головой, втайне любуясь ее запрокинутым лицом в крошечных, будто искусно наклеенных, блестках веснушек на лбу и у переносицы.

— Дурочка ты дурочка, ну чего ты заливаешься,— приговаривал он, сдерживая улыбку, которая так и расплывалась от уголков рта до ямочек на мальчишеских щеках, едва тронутых пушком.

— Вот уже и дурочка! — перестала вдруг смеяться Инесса.

Он протянул ей руку — она рывком поднялась с земли, начала отряхивать зазелененную юбку.

— Я ведь сказал ласкательно, не сердись...

— Думай, что говоришь, если хочешь быть ласковым. Все вы грубияны: как женитесь, так всякие церемонии в сторону. Мы с тобой еще свадебными подарками питаемся, а ты уже — дурочка! Не усмехайся, пожалуйста, я говорю вполне серьезно!

— Ладно, ладно, мир. Исправлюсь! — Геннадий взял ее под руку, и они снова пошли вдоль берега, огибая узкий заливчик, отороченный серо-зеленой бахромой горного чилижника, доживающего свой век на пологих скатах полукруглой впадины.

...Они поженились на прошлой неделе. Свадьба была громкой, с участием всего горкома комсомола. Свадьбу сыграли в горах. Для гостей наняли автобус, молодые и родители приехали на легковых машинах. Свадебный автопоезд тронулся из Ярска в субботу, после обеда. Было очень весело. Но не обошлось без маленькой неприятности: Алексей Вдовенко, тот самый, что имел свои виды на Ину, с горя выпил лишнего, расплакался «мальчик с пальчик», обиженный взрослыми людьми, которые так ловко обвели его, отделавшись бутылкой добротного портвейна. Пришлось Алешу отправить в город с «арочной «Победой».

Зинаида Никоноровна сначала не поверила, что сын женится. Все планы рухнули разом, осталось неисполненным давнее желание породниться с музыкальной семьей Кустовых, души не чаявших в своей единственной дочери Антонине. Геннадий пошел по стопам отца: долго ухаживал за скромницей Тоней, а выбрал другую. Рыженькая, веснушчатая Инесса прочно встала между матерью и сыном, и тут уж ничегошеньки не поделаешь. Оставалось лишь одно — привыкать, присматриваться к снохе, да и самой не выглядеть сварливой, злой свекровью. Вот так всегда. «И при коммунизме, доложу тебе, так будет!» — подшучивал над ней, стараясь развеселить, Егор Егорович...

— Я устала,— сказала Инесса, остановившись около удобного выступа плитняка.

Невдалеке плавно скользила по малахитовым, насквозь просвеченным гребням мелких волн одинокая лодочка. Инесса пригляделась: за веслами сидел техник Феоктистов, за рулем — Раечка Журавлева.

— Вся твоя бригада разбрелась. А хотели провести выходной день коллективно.

— Ты же первая потянула меня за рукав,— напомнил Геннадий.

— Мы с тобой — люди семейные! Отрезанный ломоть, как говорит о тебе твоя матушка.

— Она скажет...

Инесса, щурясь от солнца, глядела вниз, туда, где у подножия островерхого утеса, искрящегося дорогими самоцветами, покачивалась на прибрежной зыби утлая однопарка. Отсюда, с высоченного берега, такой беззащитной казалась эта девочка в майке, за рулем. Лодка не подчинялась ей; хорошо, что Феоктистов умеет вовремя приналечь на весла. Эх, Рая, Рая! Ведь совсем недавно она, Инесса, побаивалась тебя, как бы ты не отбила Генку. И что же? Ты барахтаешься в волнах, а твоя соперница взобралась на головокружительную кручу — целая сотня метров над уровнем степного моря. «Трудно ей будет с Феоктистовым,— почему-то решила Инесса.— Помнится, Рая как-то говорила: «Увлечь бы его немножко, только самой не увлечься — это главное». Чудачка! Поиграла с огнем да и обожглась».

— Ты Журавлеву любил? — вдруг спросила Инесса своего Геннадия, чтобы застать его врасплох.

— Нет, конечно.

— Может быть, и Тоню Кустову не любил?

— И Тоню не любил.

— Рассказывай сказки! Ты ведь больше года заискивал перед ней, услужливо листал ноты, когда она играла на пианино.

— Это я из уважения к музыке. И потом...

— Что, что потом?

— Надо было продемонстрировать твердость, когда ты сама любезничала с Алешей.

— Кривишь душой! Но меня не проведешь! Ах, Генка, Генка, скрытный, как стенка!..— она неловко обняла его и торопливо поцеловала на виду у Феоктистова и Журавлевой.

Эти искусно наклеенные блестки ее веснушек потускнели на вспыхнувшем лице. Она наклонила голову, словно заинтересовалась путаницей цветных прожилок на мозаичной плите выступа. Ну какая из нее жена: пугается каждой своей вольности, верит и не верит в счастье. А он преспокойно рассуждает о судьбе Урала. Весь в отца — упрямый, с гордецой. Может, разлюбил? Тогда — в омут, прямо отсюда, вот с этой кручи. Фу, как страшно!.. И она несмело привалилась к плечу мужа. Геннадий перехватил сильной рукой ее податливую, гибкую талию и долго и молча смотрел на запад.

Солнце, запорошенное пыльцой степных проселков, опускалось на макушку горы Вишневой. Водянистые тени растекались по земле, все удлиняясь в сторону востока. Солнечная стежка, проторенная наискосок через все море, начиналась сразу под обрывом и вела к высвеченному мысу того берега, где поигрывали зайчики на ветровых стеклах автомобилей, петляющих вокруг фиордов. Даже в полдень не было так, как сейчас, перед закатом: отчетливо вырисовывается каждая былинка на одиноком островке, вспыхивают, переливаются огоньки на гранитных гранях, мраморной крошкой покрылись волны. Щедрый летний день спешит порадовать людей. Не так ли надо прожить всю жизнь, чтобы и к концу ее остался запас света. Природа подает тебе пример, Геннадий.

— Ты о чем, опять о своем Урале? — спросила Инесса полушепотом, глядя на него.

— Нет, теперь о другом. Чудно, вот мы с тобой вместе уже целых две недели...

Две недели?

Богаче всех эти молодые люди! Пусть только не сбиваются со счета, не разменивают время на звонкую монету мимолетных радостей. Оно — это главное богатство — необратимо.

28

Постепенную убыль времени не замечаешь до тех пор, пока не придет беда. А придет, оглянешься назад: жизнь-то, оказывается, прожита... Сегодня вечером Анастасия должна расстаться с мужем. Родион не стал выпрашивать счастья, молча опустил голову, когда она напомнила ему решительнее: «Ты мне в тягость». Нет, Анастасия не оговорилась, и Родион не ослышался. Значит, верно, пришла беда. Объяснения излишни, их было слишком много за последний год. Не помогли ни споры, ни раздоры. Даже смерть отца не помогла.

Анастасия заранее отправила ребят в Ярск, к сестре. Пусть Леля и Мишук отдохнут там до сентября. Пусть все произойдет без них. Зачем подвергать детей опасной радиации семейного распада...