Сергей Чупринин - Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года

совершенные ошибки исправляются работой, а не бесконечными покаяниями. Именно работой я сейчас и занят. И, кстати, в ближайшее время хочу представить в «Юность» цикл моих новых стихотворений. Вот это и будет самым лучшим ответом читателям (Там же. С. 627).

22 апреля.Ленинской премии удостоены Чингиз Айтматов за «Повести гор и степей», Расул Гамзатов за книгу стихов «Высокие звезды», Гедиминас Йокубонис за памятник жертвам фашизма в деревне Пирчюпис Литовской ССР, Павел Корин за портреты современников, Самуил Маршак за книгу стихов «Избранная лирика» и книги стихов для детей.

24 апреля.Посмертно реабилитирован Николай Заболоцкий.

Выступая на совещании работников промышленности и строительства РСФСР, Н. С. Хрущев призывает граждан самим выявлять антиобщественные элементы, не дожидаясь, пока это сделает милиция:

Долг каждого советского человека, образно выражаясь, чувствовать себя милиционером, то есть человеком, который стоит на страже обеспечения общественного порядка…

«„Считать себя милиционерами… быть агентами… уважать авторитеты…“ – вот как! Гм…» – 26 апреля прокомментировал эти слова А. Твардовский ( А. Твардовский . Новомирский дневник. 1961–1966. С. 176).

«Тяжко жить с такими понятиями о коммунизме», – заметил в своем дневнике и В. Лакшин ( В. Лакшин . «Новый мир» во времена Хрущева. С. 126).

25 апреля.На заседании Президиума ЦК КПСС, где обсуждалась внешняя политика, Н. С. Хрущев неожиданно заводит разговор о культуре:

…сложилось и такое понятие о какой-то «оттепели» – это ловко этот жулик подбросил, Эренбург, – поэтому люди при оттепели стали не вникать в это дело, и вот поэтому получилось так <���…>

Это все вопросы идеологии, да какие. Мы считаем идеологией – агитацию и пропаганду. Это самое слабое средство – агитация и пропаганда. А самое сильное – это то, что живет более долговечно. Оратор закончил свою речь, и затух его голос, и другой раз слушатель не знает, о чем он говорил. А вот книга, кино – они оставляют свой след и являются материальным веществом, а поэтому на нем люди и воспитываются <���…>

<���…> Вот смотрите, поставили «Ревизора»; кого спросили, кому это нужно? Какую цель преследовали? Вещь хорошая, вещь революционная для своего времени. Я убежден, что это идея Игоря Ильинского, постановка этой пьесы. А Игорь Ильинский брюзжащий человек. Вы вот посмотрите, когда он выступает на какой-либо сцене, какой он репертуар берет? Навозный, только навозный. Других материалов он не берет на вооружение. Это не Отс, который выступил с такой песней. Это – не Отс, это – Игорь Ильинский. Это брюзжащий, оппозиционно настроенный к нам человек, но сдержанный, сдержанная оппозиция, умный, знает: соли да не пересаливай. Он на этой позиции находится. И не он только один.

Даже Художественный театр, вот они поставили «Марию Стюарт». Я два раза видел. Замечательно, но этот спектакль не для нас, а для Тарасовой. <���…> А когда-то у нас ставили «Бронепоезд», когда-то там ставили «Хлеб», «Кремлевские куранты», «Любовь Яровая» – это чудесная пьеса, она и сейчас звучала бы куда лучше, чем «Мария Стюарт».

Никто за этим не следит, и этот участок фронта не управляем. Выбирает, кто что хочет.

Картины. Вот сейчас берут художественное произведение и по нему делают кинокартины. Я бы сказал, выбор идет не по остроте темы, которая бы служила нашим интересам, а по влиянию автора книги. Вот сейчас делается картина – я видел из газет – «Лес» Леонова. Слушайте, нуднейшая вещь. Когда я читал, я весь покрыл себя синяками, и то мог только первую книгу прочесть, вторую взял – ну никак не идет, никакие возбудительные средства не действуют. Какая картина может быть?! <���…>

Не такие мы богатые, чтобы, что выдумывают, печатать. Печатать-то хорошо, потому что все это государственное, поэтому ему ничего не стоит, он состряпал и печатает – он же автор. И сейчас же ему премия, в Союз писателей, и к кормушке – Литфонд. И он живет. <���…>

Вот Солженицын написал одну дрянную книгу, одну хорошую, теперь, наверное, бросил школу.

ГОЛОС. Бросил.

Н. С. ХРУЩЕВ. Ну, куда это годится? И не известно, напишет ли он третью. Вот вам Литфонд. Уже к кормушке, писатель. А он не писатель, а едок, а кормушка – Союз писателей. <���…>

Вот смотрите, какая была распущенность: вот мне и Микоян говорил: «ты знаешь, какой Окуджава? Это сын старого большевика». А старый большевик тоже был дерьмом, он был уклонистом, национал-уклонист. Так что, конечно, дерьмо. <���…>

Что Окуджава был расстрелян – это дело Сталина. Разные периоды времени: одно время, когда Окуджава совершил политическую ошибку, а другое время, когда он голову потерял. Это глупо. Видимо, это наложило отпечаток на сына. Так мы же не должны поддерживать в этом сына и его укреплять. <���…>

Вот говорят, кричат – Женя! Женя! Так это кричат 15 тысяч оболтусов. Этих оболтусов на такое население Москвы не трудно собрать. У нас тысячи убийц не раскрытых живет. Зачем им давать трибуну? Это отсутствие руководства и боязнь. Это трусость, что им аплодируют. Так зачем вы собрали? Это – банда. Говорят: там были и хорошие. Хорошие были, а аудитория была на стороне тех, которые против нас выступают. Потому что такой подбор был, потому что хорошие, честные люди, стоящие на позициях партийности, не шли туда. Деньги платить, а дерьмо слушать. А это дерьмо шло (Президиум ЦК КПСС. Т. 1. С. 723–729).

26 апреля.В римской галерее «Ла Нуова Пеза» открывается первая персональная выставка Ильи Глазунова. И той же весной Глазунов, находясь в Риме, пишет портрет Джины Лоллобриджиды.

Я, – вспоминает Глазунов в интервью «Комсомольской правде», – тогда даже не мог представить, что попаду в Италию. Я не был членом Союза художников, так, невыездной диссидент. Но Джина подключила Висконти, Альберта Моравиа, других знаменитых деятелей культуры Италии. Два года они атаковали министра культуры СССР Фурцеву, требуя приезда Глазунова в Рим. Пришлось отреагировать. Весной 1963 года меня выпустили.

Вернувшись в Москву, – подытоживает Глазунов в своих мемуарах, – я узнал, что ни газеты, ни телевидение Советского Союза не сочли нужным обмолвиться хотя словечком об успехе советского художника Ильи Глазунова в Италии. Ни строчки! А ведь в Вечном городе было немало советских корреспондентов… ( И. Глазунов . С. 898).

27 апреля.Илья Эренбург пишет письмо Н. С. Хрущеву, где, в частности, сказано:

Вот уже два месяца, как я нахожусь в очень трудном положении. Я обращаюсь к Вам как к руководителю партии, как к главе правительства, как к человеку с просьбой определить, на какую работу я могу впредь рассчитывать. В областных газетах меня называют «внутренним эмигрантом». Зарубежная печать пользуется моим именем, ведя очередную кампанию против наших идей, против нашей Родины. Так жить я не могу. Вот уже 30-ть с лишним лет как вся моя работа связана с советским народом, с идеями коммунизма. Я никогда не изменял им и в самых тяжелых условиях – среди наших врагов. <���…>