Сергей Чупринин - Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года

8 июля

В пятницу передал Вл. Сем-чу <���Лебедеву> «Т<���еркина> на т<���ом> с<���вете>». В субботу он позвонил: «Поздравляю», «очень сильно», «читать одно наслаждение», «в сущности, это новая вещь» и т. п. Сегодня звоню я и иду выслушивать «отдельные замечания». – Вряд ли когда стоял так вопрос о смысле всей дальнейшей л<���итературной> судьбы. – Стоял! И не один раз: «Муравия», «Теркин», «Дом у дороги», «Дали» – всякий раз было так: или – или.

Но в данном случае дело связано с дальнейшим моим пребыванием на посту или уходом с такового <���…> ( А. Твардовский . Новомирский дневник. 1961–1966. С. 182).

14–21 июля.Торжества, связанные с пятидесятилетием служения Патриарха Алексия в епископском сане, проходят в Москве, Троице-Сергиевой Лавре, Ленинграде, Таллине с участием зарубежных делегаций. ЦСДФ СССР снимает по заказу Московской Патриархии документальный фильм «Золотой юбилей».

16 июля.Умер Николай Николаевич Асеев (род. в 1889).

18 июля.I творческое объединение киностудии «Мосфильм» расторгает с Борисом Балтером договор на сценарий фильма «Когда не кончается молодость» ( Н. Рязанцева . С. 261–262).

26 июля.Приговоренный в 1958 году к 10 годам заключения и трем годам поражения в правах Револьт Пименов по ходатайству академика М. В. Келдыша и А. Т. Твардовского 624освобожден условно с испытательным сроком в три года.

Из «внутренней» рецензии Эльвины Мороз, поступившей в издательство «Советский писатель»:

Рукопись «Колымских рассказов» В. Шаламова производит сильное впечатление, более того – ужасающее впечатление, главным образом, своим материалом.

Автор рассказывает очень подробно о жизни в лагерях, о тех бесконечных страданиях и унижениях, которые перенесли там люди, незаконно осужденные и оклеветанные.

Рассказано все это очень достоверно, так, как может рассказать только человек, вынесший это на своих плечах.

И с этой точки зрения, по-моему, рукопись заслуживает издания: мне кажется, что люди должны знать правду об этом периоде истории нашей страны, какой бы страшной или горькой она ни была, потому что бороться с последствиями культа личности можно, только зная эту правду.

Но, повторяю, сильное впечатление книга производит, главным образом, за счет материала, на котором она написана.

Это – в основном рассказ о лагерном быте, а не о людях. Люди, герои рассказов, от начала до конца статичны. Они похожи друг на друга, они переходят из одного рассказа в другой, не меняя своего обличия (недаром во многих рассказах часты повторения).

Вот перед нами глупые, бесконечно жестокие, подлые те, кто стоит над заключенными.

Вот – «блатари», «короли жизни», – беспринципная мразь, живущая по волчьим законам, но пользующаяся всеми возможными и невозможными лагерными благами и привилегиями.

И вот – политические, интеллигенты, невыносимыми условиями низведенные до состояния животных.

Индивидуализация каждого героя очень слабая, ее почти нет, и это, на мой взгляд, большой недостаток рукописи.

Вторым недостатком рукописи, по-моему, стала выбранная автором позиция, для меня совершенно неприемлемая. Создается впечатление, что автор не любит своих героев, не любит людей вообще. Герои его лишены всего человеческого, как он пишет, единственное, что в них еще живет, – это злость, они отличаются от животных лишь одним – выносливостью.

Может быть, горький опыт автора и дает ему право так писать о людях, но я глубоко убеждена, что литература должна быть гуманистичной, должна взывать к лучшему, что есть в человеке, а не унижать его.

О рукописи можно было бы написать много, но я не даю конкретного разбора рассказов, – это всего лишь общее впечатление от книги, мое личное мнение о ней (цит. по: С. Соловьев // Знамя. 2015. № 2. С. 179–180).

27 июля.Председатель КГБ В. Е. Семичастный докладывает в ЦК КПСС о том, что

за последнее время в Москве получила широкое распространение нелегальная торговля идеологически вредной литературой. На «книжном рынке» продаются произведения русских и эмигрантских поэтов Цветаевой, Гумилева, книги: «Доктор Живаго» Пастернака, «Эротические сонеты» Эфроса, «Литература и революция» Троцкого, мемуары русских эмигрантов, порнографические и другие издания (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1958–1964. С. 640).

Журналы в июле

В «Новом мире» (№ 7) рассказ «Для пользы дела» Александра Солженицына.

Новый рассказ Солженицына – сила. Того, что там на 1 ½ листах, хватило бы на «острый, проблемный» роман типа Г. Николаевой ( А. Твардовский . Новомирский дневник. 1961–1966. С. 181).

«Солженицын – великий художник! Никто еще у нас не писал так ярко и смело, так гневно, с такой болью. Разве что Твардовский! Глыбы преогромные, обросшие мхом догматизма, поднимают они. Не поднимают, а пока раскачивают, но и раскачать трудно всю эту гнусь и тупость, скопившуюся за годы культа. Мерзость злобно сопротивляется, не хочет сдавать позиции», – 6 сентября откликнулся в дневнике на этот рассказ Анатолий Жигулин (цит. по: В. Колобов . Читая дневники поэта. С. 102).

Сам Солженицын отнесся к этой публикации гораздо критичнее:

Противный осадок остался у меня от напечатания этого рассказа, хотя при нашей всеобщей запретности даже он вызвал немало возбуждённых и публичных откликов. В этом рассказе я начинал сползать со своей позиции, появились струйки приспособления ( А. Солженицын . С. 93).

Тем не менее заместитель главного редактора «Литературной газеты» Юрий Барабаш обвинил автора в попытке «решать сложнейшие идейно-нравственные проблемы, судить о людях и их поступках вне реальных жизненных связей, оперируя абстрактными, не наполненными конкретным социальным содержанием категориями» (31 августа). С этим мнением не согласился писатель Даниил Гранин, напечатавший в той же газете ответную статью под заголовком «Прав ли критик?» (15 октября). «Новый мир» в десятом номере на с. 193–198 поместил подборку читательских писем в защиту Солженицына, затем редакция журнала настояла на публикации в «Литературной газете» своего усовещающего письма.

3 августа.Из дневника Владимира Лакшина:

<���…> сегодня Хрущев принял И. Эренбурга. Случилось это так: Эренбурга приглашали в Ленинград, чтобы показать европейским писателям, что он жив-здоров, а он прислал обиженное письмо Суркову, что он-де на пороге могилы и не знает, кто он, что он в своей стране: его не печатают, сочинения его остановлены и т. д. Твардовский просил В. С. Лебедева внимательно познакомиться с этим письмом старика. Тот рассказал о нем Хрущеву, и вот состоялась встреча. Эренбург и не догадывается, заметил Александр Трифонович, чья тут была инициатива ( В. Лакшин . «Новый мир» во времена Хрущева. С. 145–146).