Давид Самойлов - Мемуары. Переписка. Эссе

Кого-то она мне напоминала. Но кого? Может быть, гейшу со старинного японского чайника? Так хороша и так хрупка! Возраст не властен над ней. Наверное, потому, что в душе этой чудной женщины бьет, не иссякая, горячий природный источник. Если у кого-то из семинаристов буквально или фигурально глаза на мокром месте, Мария Сергеевна бросается на защиту. Самойлов только посмеивался, когда обе они, Звягинцева и Петровых, с двух сторон пытались оживить (ныне сказали бы «реанимировать») убитого его анализом молодого поэта, подобно Ленскому, завершающего златые дни своей весны в невидимых снегах хорошо натопленного Дома литераторов.

Но случалось и обратное: когда мягко обвиняли наши руководительницы, адвокатом уже выступал Давид Самойлов, из Малютки переименованный в Дезика.

Бросалась в глаза, удивляла его дружба с Сергеем Поликарповым. Такие они были разные. Сережа — подмосковный кряж: диковатая красота, нависшие брови, бодучие лобные выпуклости. Стих крепкий, забористый, восходит к Павлу Васильеву. Самозабвенно читает, «мыкая», а вернее — «макая»:

Пригляди за м-мальчонкой м-малым,

М-молодая м-мама м-моя!..

Порой такое завернет, что Звягинцева и Петровых сконфужены:

— Сережа, дорогой, нельзя же так…

— Почему нельзя? — И Самойлов горой встает за Сергея.

Тот платил ему полной взаимностью.

Первая рецензия на самойловскую книгу «Ближние страны» принадлежит именно перу С. Поликарпова. Напечатана в журнале «Москва» [190] Рецензия на книгу «Ближние страны», о которой упоминает Т. Жирмунская ( Поликарпов С. Счастье ремесла // Москва. 1959. № 10. С. 211–212), была не первой, а второй. Первую рецензию «Мир становится светлей» опубликовал А. Симонов в газете «Московский комсомолец» от 29 марта 1959 г. .

Когда я читаю «Цыгановых», на меня веет Сережиным духом. Не столько от стихов, сколько от той многомерной, многокрасочной «другой жизни», что встает за поэмой.

Вдова Сергея познакомила меня с шуточным стихотворением, вписанным нашим учителем в книжку Николая Асеева, — подарок к Сережиному дню рождения. Дата под стихами: 30 августа 61-го года.

А пока благословляю я, смиренный инок Д. Самойлов».

Вот тут можно ручаться: стишок никогда и нигде не печатался…

Переводческий семинар был задуман как мероприятие кратковременное. Для галочки. Однако по малоизученным законам взаимного притяжения просуществовал более трех лет: с конца 1959-го по 1963 год. Собирались не часто, но довольно регулярно. Сделали сообща два сборника стихов, вскоре вышедших в издательстве «Художественная литература»: «Заря над Кубой» [191] Заря над Кубой: стихи / пер. с исп.; сост. Ю. Папоров. — М.: Гослитиздат, 1962. — (Библиотека латиноамериканской поэзии). и «Поэзия гаучо» [192] Поэзия гаучо / пер. с исп.; сост., предисл. и коммент. З. Плавскина. — М.: Худож. лит., 1964. — (Библиотека латиноамериканской поэзии). . Зная нашу нужду, учителя, и в первую очередь Самойлов, подбрасывали нам и другую переводческую работенку. Для меня, например, «экзаменом» стал однотомник литовского классика Миколайтиса-Путинаса, выпущенный тогда издательством «Вага» [193] Миколайтис-Путинас В. Дар бытия: стихи / пер. с литов. — Вильнюс: Vaga, 1966. .

Двое из нашего семинара, Юрий Вронский [194] Вронский Юрий Петрович (1927–2008) — поэт, переводчик, детский прозаик. и Натэлла Горская [195] Горская Натэлла Всеволодовна (1928–2008) — поэт, переводчик. , стали признанными переводчиками. Рано ушла из жизни Дина Орловская, но вот чудо под стать стране бессмертной Алисы: недавно купила книжку Льюиса Кэрролла, изданную под грифом «Б-ка журнала “Юность”», — там есть и Динины переводы! Безвременно умер Сережа Поликарпов, автор многих книг. О Толе Якобсоне — речь впереди…

Когда у меня вышла первая книга стихов [196] Жирмунская Т. Район моей любви: лирические стихи. — М.: Мол. гвардия, 1962. и запахло приемом в Союз писателей, я, естественно, попросила одну из трех рекомендаций у Давида Самойловича. Дал он ее охотно, быстро, попутно вспомнив эпизод из своей биографии. Леонид Мартынов, к которому он когда-то обратился с подобной же просьбой, что-то буркнул в ответ. И это отдалило вступление в СП на годы.

За рекомендацией я поехала к Дезику домой. На площадь Борьбы. Впервые была у него в гостях и озиралась, как в лесу. Старомодная мебель стояла тесно. Над обеденным столом свисала антикварная лампа, которую с нигилизмом комсомольской юности я окрестила про себя «радостью металлоломщика». Под люстрой восседали близкие и гости, пили чай с конфетами. Я была немедленно, по-московски, приглашена к чаепитию, разговорена, обласкана.

В той же комнате на письменном столе лежали стихи Незвала. Некоторые подстрочники еще раньше Самойлов приносил на семинар, мы переводили их как на конкурс: кому лучше удастся втиснуть весьма туманный смысл в немыслимо строгую форму: сквозные рифмы, обязательные повторы…

— Вам не пишется, Давид Самойлович? — пожалела я его, представив себе, каково будет перелопатить всю эту пачку.

— Вообще-то пишется. Переводами я занялся, потому что денег нет.

По семинарской привычке я прочитала ему несколько новых стихотворений. Он задумался. Не спешил с приговором. Огрехи строк, конечно, были, но, видимо, не настолько очевидные, чтобы лихо, но с юмором, перемежая гнев и обаяние, как он делал это всегда, положить меня на обе лопатки. Что-то иное заботило учителя.

— Вам надо поскорей все это напечатать и начать писать по-другому, — вдруг сказал он.

На рекомендации в члены СП его мнение, впрочем, не отразилось. Она была составлена тут же, в тоне, который обязателен для бумаг такого рода: «зрелая», «достойна» и т. д., написана его рукой. Приемная комиссия принимала только рукописные рекомендации.

Осенью 63-го года мы ездили в Литву, участвовали в днях молодежной книги. Командировало нас издательство «Молодая гвардия». В бригаду входили Д. Самойлов, В. Осипов, С. Поликарпов, Л. Румарчук, я… Маршрут был: Вильнюс — Каунас — Шяуляй. Выступали перед интеллигенцией, рабочими, студентами, школьниками. Дезик держался с нами запанибрата. Вижу его глазами памяти в песочном пальто на фоне золотой литовской осени и карминно-огнистых исторических башен — безусого, еще без очков, всеми статями молодого. Молодого, как мы.