Давид Самойлов - Мемуары. Переписка. Эссе

В «Дне поэзии 78» твои рассуждения и суждения о рифме (суждений, впрочем, меньше). Интересно. Но Булат тоже гаерствует, несколько, правда, — иначе, чем Сашка (Межиров больше ломается) [255] В альманахе «День поэзии 1978» приведены ответы поэтов на анкету о рифме, разосланную Д. С. .

Я не был у Слуцкого, не навестил Глазкова, и совесть меня грызет по заслугам. Оля [256] Наровчатова Ольга Сергеевна (р. 1942) — дочь С. Наровчатова, киноактриса, поэт. тоже в больнице, и я тоже ее не вижу, но там-то хоть не страшно — то ли ревматизм, то ли артрит. Никакой занятостью себя не оправдываю, на это всегда должно найтись время. И найдется.

Вел вечер М. Львова [257] Львов Михаил Давыдович (1917–1988) — поэт. Участник войны. В описываемое время учился в Литературном институте, который окончил в 1941 г. в Политехническом. Ему 60, но он их отмечал с полугодичным опозданием. По сути это был вечер фронтовой поэзии, хотя выступали и Евту[шенко], и Возн[есенский], и более молодые. Очень хорошо прошло. Хотя часто пролетал печальный ангел. На следующей неделе поеду дня на 3 в Астрахань, где родился Луконин. Там будет улица, школа и совхоз его имени. Я предкомиссии по его 60-летию, до которого он не дожил.

Был сентябрем в Польше — 9 дней по журнальному обмену. Ловил следы кн. Лович [258] Грудзинская Жанетта — княгиня Лович (1795–1831), жена великого князя Константина Павловича. (каламбур получился случайно, только написав, заметил). Был в ее скромном дворце, скорее, большом доме. Цесаревичу следовало бы отгрохать ей что-либо позначительнее. В доме — институт овощеводства (!) Прозаизация нестерпимая, но поляки с удовольствием показали все, что можно было показать. Вплоть до ее милой рожицы и фигурки в античном одеянии. Побывал впервые в имении Шопена (в полутора часах от Варшавы). В Лодзи занятный музей польского модерна вплоть до поп-арта.

А вообще, по военным воспоминаниям, я люблю эту бедную и милую страну. Полячки по-прежнему восхитительны. Но — видит око… Жаль только, погода была дрянная. Промочил ноги и потом в Москве температурил. Но это уже возрастное — чуть что — хворь.

Маме много лет. Перенесла недавно инфаркт. Сейчас медленно оправляется. В свои 85 разум ясный, но плоть немощна. Живет на даче. За ней ухаживают. Всех она помнит, и тебя тоже. Сегодня суббота, праздник, я относительно свободен и потому выбрался написать письмо. А так — беда!

Обнимаю тебя, мой милый.

Твой Сергей

Привет твоей жене и всем меньшим.

Дорогой Дезик!

Посылаю только что вышедшую книгу [259] Знакомство с Николаем Тихоновым в 1943 г. Наровчатов описал в книге «Мы входим в жизнь», вышедшей впервые в 1978 г. в издательстве «Советский писатель» (далее все ссылки на книгу даются на это издание) в главе «Праздничный, веселый, бесноватый». С. 234–235. . В ней я и тебя вспоминаю. Хотя, коли жив буду, о тебе, после, отдельный очерк, так же, как и о Борисе.

Книга передает, как мне думается, атмосферу нашей юности. Даже злыдень-Алигер и то растрогалась, прочитав, хотя я ее вскользь задел где-то на страницах.

А так — прочти!

Твой Сергей

02. IV.79

Дорогой Дезик!

Давно тебе не писал, но тому были странные, хотя и веские причины. Я дал себе слово не посылать тебе письма, пока не навещу страждущих наших друзей — Бориса и Николая. Навестил. Видел и говорил. Были рады мне.

Слуцкий по-прежнему в тяжелом положении. Правда, интерес к внешним событиям жизни у него, кажется, повысился. Мне не с чем сравнивать: с момента болезни я не видел его ни разу, могу судить лишь по рассказам. Изменился он не так уж разительно. Видимые перемены больше за счет больничной оброшенности. Если бы его обр а зить, т. е. хорошо побрить и причесать, одеть в «штатский» костюм, а не халат, то он не выделялся б резко среди других. А тут седые клочковатые волосы, похудение, нервозность, да и затрапезность одежды, конечно, не радует. Однако все это чепуха по сравнению с главным. А главное то, что, по собственным словам, Борис потерял «Lebens rut» [260] Описка. Levens rut ( гол. ) — жизненная колея. , т. е. волю к жизни. «Мне хочется умереть», — сказал Боря душераздирающим тихим голосом. Именно, душераздирающим. Так его жаль стало, беднягу. Потом я расшевелил его немного. Он стал расспрашивать о московских новостях. Беда еще в том, что он не может ни работать, ни писать, ни читать. «Не могу связать даже четверостишия. А читать трудно больше 2–3 страниц. Устаю». Все же прочел Катаева «Алмазный мой венец». И высоко оценил, хотя и кивнул в адрес катаевской бесцеремонности: «Живого человека, жену Шкловского, нехорошо».

С тревогой, переходящей в отчаянье, говорит о своем выходе из больницы. «За мной нужен уход, а кто будет заботиться обо мне? Брату в Туле я буду в тягость». Выписывать его никто пока не собирается, но в больницах он уже 22 месяца. С мотивом «искания смерти» вообще не выписывают, но ведь могут направить в какой-нибудь стационар для неизлечимых. Как все это тяжко.

В «Худ. лит-ре» выходит его однотомник с предисловием К. Симонова [261] Слуцкий Б. А. Избранное. — М.: Худож. лит., 1980. . Я сразу после больницы позвонил ему, рассказал о встрече и попросил, в свою очередь, навестить Бориса. «Пусть это будет добавочным толчком». Симонов очень живо откликнулся и отозвался. Вообще-то говоря, Борис Слуцкий принадлежит не то что к мамонтам, а к мастодонтам большого чувства. Ну давно ли ты слышал, когда я упомню людей, сошедших с ума от любви. Не в переносном, а в буквальном смысле слова. Благородный человек Борис.

С Колей Глазковым было веселее, м. б., оттого, что разговор шел за чаркой. Болезнь, впрочем, если не дала задний ход, то приостановилась. Ему же еще прошлую, а не то что нынешнюю зиму врачи не хотели подарить. Ходит он на костылях, еле ногами переступает. Похож на великомученика с суздальских икон, но брюхо водяночное. Временами спускают ведрами. Б. м., с диагнозом поторопились, хотя говорили очень утвердительно. В конце января ему исполнилось 60 лет. Я послал ему телеграмму: «Минута в вечности для гения — шестидесятое мгновенье». Очень это развеселило его, милого.

Работает он много. Пишет все время. В «Худ. лит-ре» у него тоже выходит книга [262] Глазков Н. И. Избранные стихи. — М.: Худож. лит., 1979. . Я отобрал стихи для журнала, дадим в конце года [263] Стихи Глазкова опубликованы в 1-м номере «Нового мира» за 1980 г. . Вот пока все о наших друзьях.

Твои замечания, с небольшими коррективами, вполне справедливы. Но о Межирове я и не хотел списывать портрет в полный рост. Так, фотовспышка, одной из двадцати его ипостасей (даже не четвертой и не десятой части, как пишешь ты). Однако и это есть у нашего прохиндея. С Юлей [264] Речь о поэте Юлии Друниной. В книге «Мы входим в жизнь» глава о ней «И девушка наша в походной шинели» (с. 169–175) шла сразу за главой об А. Межирове «После войны» (с. 159–168). почти схожая история, хотя ты, кажется, несколько жесток к ней. Перевес очерковости во второй части книги из-за того, что я подтягивал материалы до мемуаров, а это не везде получилось. Очерк о Тихонове я ведь начал как предисловие к его сочинениям. Не успел ко времени, дал как юбилейную статью в «Н. мир» к 80-летию. И тут уже закончил мемуарной концовкой.