Давид Самойлов - Мемуары. Переписка. Эссе

Индия оказывается очередной игрой. По крайней мере — бескровной. Уж не это ли — возможность игры бескровной — поразило тебя в Индии?

Прости, что пишу так откровенно. Здесь, в Пярну, я приучил себя отзываться на все присланные книги и отвечать на все полученные письма.

В твоей книге я, конечно, хорошо зная тебя, прочитал больше, чем в ней написано. Но, прости, книга очень хорошо проецируется на твою жизнь, на ее принцип и устройство. В этом смысле она поучительна, к сожалению, лишь для тех, кто тебя знает [376] С. И. Чупринин в рецензии на эту книгу Межирова ( Чупринин С. Равновесие сил // Новый мир. 1984. № 3. С. 242–247) отмечал: «Благородная серьезность и бесовская ухмылка попеременно определяют нравственную физиономию героя межировского стиха. <���…> Враждующие “голоса” и начала у Межирова теперь не борются и даже не меряются силою. Они сосуществуют — в пределах каждого отдельно взятого стихотворения, каждой отдельно взятой фразы, мысли…» Д. С. отреагировал на статью письмом автору, где писал: «Дорогой Сережа! Прочитал Вашу прекрасную статью о Межирове. Вы прекрасно разобрали и изложили “двойственность” его книги. И так, вероятно, она должна пониматься всеми, кто знает Межирова хуже, чем я. Дело-то в том, что книга совсем не двойственна, а необычайно цельна и целенаправленна. <���…> Он утверждает свое право на безнравственность, свое нахождение в “резервной зоне”, куда никто не должен заезжать. <���…> Между тем он настолько хитер и умен, что ничего не делает с прямым намерением. И в этой книге — не только отбрехаться, дать бой, оправдаться. Уж раз это все вылезло, он не прочь возглавить отечественную безнравственность. Он ведь необычайно тщеславен. А сейчас на этом можно сыграть» (цитируется по машинописи, хранящейся в архиве Г. И. Медведевой). .

Мы уже в том возрасте, когда пора бросать игры и читать позднего Толстого. И тебе то же могу посоветовать.

Будь здоров. Не болей.

Без подписи.

24. II.83

Дорогой Дезик!

Только что приехал из Переделкина и, прочитав твое письмо, почувствовал, вопреки его прямому, никак не относящемуся ко мне смыслу, что книга произвела на тебя сильное, даже очень сильное впечатление. А то, что для психологической разрядки ты вновь и снова избрал меня, — правильный способ. Правильно понимаешь, знаешь, что я люблю тебя, и что нет во мне зла, и что сердиться не стану.

И хотя в палаческом тоне твоего письма, как говорится, мало радости, радуюсь еще и потому, что дал тебе возможность безопасно избавиться от психологического шлака.

Твой Саша. Сердечный привет Гале.

P. S. Если нам суждено еще встретиться, и настроение у тебя будет, покажу или прочитаю что-нибудь из совсем новой книги, которую завершил осенью прошлого года.

29. III.83

Дезик, на этот раз вернулся не из Переделкина, а из Байрам-Али [377] Байрам-Али — курорт в Туркменистане. , и сперва обрадовался, увидел конверт с твоим обратным адресом. Но записка оказалась еще более яростной, исступленной. Похоже, что на этот раз, только ненависть, какая-то оч[ень] личная, не имеющая отношения даже к тому, о чем идет речь в твоей записке, водила твоей рукой по бумаге. Тебе действительно всегда нравилось осуждать меня, однако вперемешку с восхвалениями. Ты всегда обличал меня и восхвалял. Всякое случалось: просил, как самого близкого и высокочтимого, стать председателем первого твоего вечера и писал поэму, в кот[орой] выводил меня же злодеем и негодяем [378] Самойлов дважды выводил Межирова в своих поэмах под прозрачными псевдонимами. Кроме уже упоминавшейся поэмы «Последние каникулы», в поэме «Канделябры». В дневниковой записи от 28.03.1979, описывая разговор с Межировым по поводу этой поэмы, Д. С. добавляет: «Узнал ли себя в Заикине?» (ПЗ. Т. 2. С. 123). .

Но я не искал логики в твоих поступках, я любил тебя и люблю до сих пор, только не за что-то. Понимаешь ли? Не за что-то, а просто так. Помню старый дом твоих родителей, в который входил радостно, и в облике отца силу простоты, и не хочу, чтобы из-за меня ты впадал в такие состояния, когда не существует ничего, кроме ненависти, бьющей по клавишам машинки.

Посылая книгу, я никак не предполагал, что этим возбуждаю в тебе жажду палачества, так же, как и не желаю думать, что такая жажда в тебе таилась.

Саша

05.04.83

Дезик,

Вместе с твоей посл[едней] запиской я получил письмо от твоего ближайшего друга (ваши отношения могут служить образцом взаимопреданности и любви). Приведу одну лишь фразу: «…спасибо за Вашу такую пронзительную, грустную и такую прекрасную книгу, читаю ее все время, и трогает она меня бесконечно, чего уже давно не случалось при чтении совр[еменных] стихов…» [379] О каком «ближайшем друге» Д. С. упоминает Межиров, установить не удалось. Не исключено, что это мистификация.

Не ради похвальбы и не от инфантильности привел я эти слова, но для сравнения с твоей запиской, в кот[орой], по твоим словам, нет ярости. Между тем написать, сказать неизлечимо больному о том, что он неизлечимо болен, способен только палач. А я по-прежнему не хочу так о тебе думать. Хочу думать, что не палач. И попытки убедить меня в обратном напрасны. Не продолжай их. Читать не стану. А ко всему прочему, подумай, сколь уродливой была бы ссора стариков, и умерь свою ярость, право же, не имеющую отношения ко мне. Ты ведь и сам, в глубине души, не сомневаешься в том, что я люблю тебя безо всякого притворства.

Саша

С Давидом Самойловым познакомился я в начале октября 1986 года в московском банке, где мы обменивали рубли на левы. Предстояла поездка в Болгарию. Познакомила нас Ника Глен [382] Глен Ника Николаевна (1928–2005) — переводчик, редактор Гослитиздата (с 1963 г. издательство «Художественная литература») с 1956-го по 1983 г., специалист по болгарской литературе. Литературный секретарь А. А. Ахматовой (1958–1963). Близкий друг М. С. Петровых. Д. С. был с ней не только в деловых, но и в дружеских отношениях. . Она сказала обо мне какие-то хорошие слова, чтобы расположить ко мне Самойлова. Но, как вскоре я понял, он и без того был расположен к людям, был человеком контактным, добрым, хотя сам он мог о себе сказать:

Ты, Давид,

Ядовит.