Давид Самойлов - Мемуары. Переписка. Эссе

Реакция ереванцев на выступление Лигачева понравилась Самойлову.

— Они хотели б запретить жизнь, — сказал он.

Сам он любил выпить, но не напивался, поддерживал, так сказать, настроение. И не только горячительными напитками, но и шуточными стихами:

Рассуждения о том, ЧТО и КАК надо переводить, Самойлова мало занимали. Ученые разговоры на эту тему он воспринимал как некую литературную игру. В общей беседе за круглым столом он тем не менее выступил. Говорил, что оригинал и перевод — это все-таки разные произведения, что есть даже некий условный переводческий язык… И еще он сказал (эти слова у меня записаны):

— С кем только не сравнивают переводчиков — и почтовая лошадь, и актер, и связист, а, по-моему, переводчик похож на человека, который разбирает часы. И когда он их соберет, то у него либо не хватит каких-то деталей, либо останутся лишние детали.

Вспоминал Самойлов свою эпитафию (тогда она еще не была опубликована) на могиле переводчика:

Иногда Самойлов рисовал. У меня сохранился его рисунок «Молодой Мкртчян».

Один из ораторов сказал об ошибках, обусловленных отсутствием у переводчиков так называемых фоновых знаний. В Болгарии о доступных женщинах говорят, что они из Министерства легкой промышленности. В русском переводе женщина легкого поведения стала работницей Минлегпрома.

Болгарская поэтесса удивлялась, почему ее стихотворение «Три буквы» переделали в «Огоньке» до неузнаваемости. Она не знала, не ведала, что русский читатель под тремя буквами вряд ли распознает подразумеваемое ею слово МИР, но, скорее всего, узнает другое слово, столь же распространенное, как и мир.

— Три буквы — это мир! — улыбался Самойлов. — А что если спросить у той брюнетки, не из Минлегпрома ли она?

Запомнились два совета, данные мне Самойловым.

— Если жена скандалит, Левон, лучше всего говорить: «Я тебе удивляюсь!» Эти слова тушат пожары.

— Ты, Левон, профессор, и если хочешь производить впечатление, в трудных случаях произноси одну и ту же фразу: «Это симптоматично». И после этих слов глубокомысленно молчи минуту-другую.

И действительно, о чем бы ни говорили, ни спрашивали (нет мыла, вздорожала картошка, убили человека, ругали Сталина, теперь ругают Ленина, обидели сироту, перестройка приводит к перестрелке, к ненависти одних народов к другим и так далее и тому подобное), два эти слова «это симптоматично» всегда кстати…

Самойлов всех одарял стихами. Один из его экспромтов был посвящен Леде Милевой [386] Милева Леда (1920–2013) — болгарская писатель и переводчица, в то время председатель Союза переводчиков Болгарии, главный редактор созданного ею журнала иностранной литературы «Панорама». , знаменитой в Болгарии переводчице:

Марина Новикова на стихотворное послание Самойлова решила ответить ему тем же. В ее стихотворении, в частности, говорилось:

— Это симптоматично, — сказал я.

— Не-е симптоматично, — возразил Самойлов и сразу же прочел свой ответ:

Мы с Самойловым разыгрывали «сцены ревности» из-за Эли, болгарской переводчицы Елисаветы Кузмановой [387] Кузминова Елисавета (р. 1934) — болгарская переводчица, переводила на болгарский язык произведения Цвейга, Шамиссо, Клейста, Новалиса и др. авторов. . Я говорил, что это (чувство ревности) симптоматично, а Самойлов сочинял грозные стихотворные экспромты:

Был у нас свободный вечер. Украинский поэт Микола Сангиевский читал свои стихи и переводы. Он говорил о переводах и совести переводчика:

— У нас много бессовестных переводов. Я перевожу так, как пишу свои стихи…

Из своих стихов Сангиевский прочел «Молитву». Читал на украинском.

— Мне скоро исполнится пятьдесят лет. В таком возрасте у каждого человека должна быть своя молитва. Вот и я написал к своему пятидесятилетию.

Стихотворение Самойлову понравилось. Он просил прочесть «Молитву» еще и еще.

— Ты, Микола, — сказал Самойлов, — не бойся своего пятидесятилетия. После пятидесяти можно очень хорошо жить… Да, после пятидесяти известно, как жить. Неизвестно, как жить от сорока до пятидесяти… Знаешь, Микола, был у меня космонавт Гречко (доктор наук, Герой…), спрашивал, как жить? Я ему сказал: «Надо просто выдержать, выстоять — и больше ничего».

Самойлов и сам умел выдержать, выстоять. Но это уже другая тема, другой разговор. Мне довелось общаться неделю с веселым, беззаботным Самойловым.

Когда мы вернулись из Болгарии в Москву, Самойлов пригласил меня в Дом литераторов на обед.

— Левон, — улыбнулся Самойлов, — я целый час рассказывал о тебе своему сыну и не уложился.

— Это симптоматично, — ответил я и целых две минуты, следуя совету Самойлова, глубокомысленно молчал…

Октябрь 1990 г.

Познания большей части наших современников в области собственной генеалогии обычно крайне неглубоки. Сведения о родителях, дедах и бабках дополняются семейными преданиями. О прошлом своей семьи совсем немного рассказал мне Самойлов. Отец его, Самуил Абрамович Кауфман, в качестве врача участвовал в Первой мировой и Гражданской войнах, был врачом тылового госпиталя во время Великой Отечественной. Дед С. был ученый еврей, в старости он уехал из России в Палестину. Прадед был торговцем в Борисове, откуда и фамилия Кауфман. Прапрадед, который стал родоначальником семьи, был лихой маркитант наполеоновской армии. Волею судеб в 1812 году он навсегда остался в России и женился в Бобруйске. В стихотворении «Маркитант» С. сделал немало автобиографических намеков. Он его называет «Предок полулегендарный», он утверждает:

Мать С. работала переводчицей с французского и польского в каком-то учреждении, ее отец был учителем иностранных языков в Варшаве, потом в Москве. Кто был отец ее отца, я не знаю: жил он в Борисове. Мать С. умерла в возрасте 91 года. Когда вышла в свет моя книга «Давид Самойлов. Поэт и его поколение», я получил от С. письмо, которое начиналось так: «17 июня, в день и час смерти моей мамы, пришла бандероль с книгой “Поэт и его поколение”» [389] Баевский В. С . Давид Самойлов: Поэт и его поколение. — М.: Сов. писатель, 1986. — Первая монография о Самойлове. (из Пярну, 28.6.86 по почтовому штемпелю). Мать С. жила столь долго — и ей не хватило так мало, чтобы прочитать книгу о своем сыне!