Гарий Немченко - Брат, найди брата

Пошла было в сторону от коттеджа и вдруг обернулась, узнала, решительно пошла навстречу:

— Что вы здесь делаете?

— О, Эмма Борисовна! — довольно умело изображает радость Нина Павловна. — Во-первых, здравствуйте… А во-вторых… Разве не хочется отдохнуть замотанному секретарю еще больше замотанного и. о. директора?.. Вот и пошла в завком, купила путевку на один день…

В голосе у Нины Павловны слышатся и миролюбие, и бесконечная покорность, но Эмма Борисовна непреклонна:

— Могла бы поверить вам, если бы знала вас хоть чуточку меньше!.. Уж не хотите ли вы сказать, что вовсе не затем тут маячите, чтобы Николай Фадеич увидал вас из окошка и, видите, призвал бы…

— Насколько я понимаю, у него совсем другое окошко… разве нет?.. Из которого нас с вами… вот тут… просто не видно.

— И тем не менее мне придется попросить секретаря парткома поговорить с вами еще и персонально, — строго говорит Эмма Борисовна. — Николай Фадеич отдыхает… и вообще в последнее время, когда его перестали беспокоить, ему стало заметно лучше…

Нина Павловна искренне обрадовалась:

— Правда?!

— Так что не сокращайте ему жизнь, дорогая!..

Неподалеку от них проходит Максим, он, может быть, даже видит их, но у него сейчас вид человека, слишком занятого своими мыслями…

— Николай Фадеич и так отдал заводу больше, чем это вообще для кого-либо возможно, — продолжала отчитывать Нину Павловну Веденина. — А когда под эту якобы общественную марку пытаются получить от него что-то еще и для себя…

— Эмма Борисовна! — и с укором и с явной болью только и говорит Нина Павловна, видно, что это не первый разговор в подобном духе.

— До свидания! — почти торжественно говорит Эмма Борисовна. — Все, что хотела вам сказать, я сказала… И учтите: я только что хотела выйти из дома, но, зная вас, я возвращаюсь!

Эмма Борисовна, высоко подняв голову, направляется обратно к коттеджу.

Нина Павловна, явно потерянная, идет по аллее, оборачивается к коттеджу, но ей сигналят — неподалеку стоит белая «Волга», явно личная, и пожилой человек в ней, конечно же воздыхатель Нины Павловны, распахивает переднюю дверцу: мол, сколько можно — поехали!..

И тут Нина Павловна видит мальчика…

— Максим! — кричит она. — Максим!..

Но мальчик не слышит, он идет себе, как шел, по другой дорожке, и тогда она бежит через разделявшую их полосу глубокого снега, догоняет его, наклоняется, чтобы лучше видеть лицо, присаживается перед ним на корточки:

— Гуляешь?! Ты один?..

— Меня доктор уже выпустил, а дедушку еще никак…

— Ну, ничего!.. Какой ты молодчина! — И она достает из кармана пальто небольшой пакет. — Ты передашь это дедушке?

Глаза у мальчишки загорелись:

— То-то и то-то?

— Да! — соглашается она, торопливо определяя пакет ему за пазуху. — Только одному ему, понимаешь?.. Ты сам раздеваешься?! Только сам, смотри!.. Только сам!

— Это тайна?

— Да-да, конечно, тайна…

— Военная?

— Ну-ну, если хочешь, и военная, а что?.. Большая тайна! И никому это не отдавай, кроме дедушки. Не отдашь?.. И не потеряй, пожалуйста, Максим, миленький, иди сразу!

Мальчишка, исполненный значения наконец-то возложенной на него миссии, уже торопится к дому, а она, чтобы их вдруг, чего доброго, не увидали рядом, снова бросается через снег.

Оборачиваются они одновременно.

— А я тоже люблю — вот так! — кричит ей Максим.

— Как?!

— Ну, вот так в снегу!

И он показывает на горло.

Дома бабушка, оторвавшись от горячего разговора с дочерью, идет к мальчику, но он решительно вырывается:

— Сам!

— Но у тебя руки совсем закоченели!

Он говорит решительно:

— А я вот укушу!

— Зоя?! Слышишь, как он — с бабушкой?.. Раздень в таком случае сама. Это твой сын, в конце концов… Пусть тебя и укусит!

Мальчик пытается вырваться и у матери, но та, подогретая тоном Эммы Борисовны, держит его цепко, тут же снимает шапку, начинает расстегивать пуговицы… Пакет падает, мать и сын быстро наклоняются, но она успевает первая:

— А это еще что?!

Он смотрит на нее с явным превосходством, пожалуй, даже чуть-чуть с презрением:

— Рассексотишь теперь?!

— Откуда ты знаешь такие слова? — удивляется пораженная Зоя.

Он смотрит ей в глаза, говорит твердо и с явным вызовом:

— А я все про тебя знаю!

И она глядит на него с невольным уважением: может, узнает в нем своего отца — деда Максима?..

К ним приближается Эмма Борисовна, но Зоя уже открывает дверь в комнату, где лежит Веденин, подталкивает в нее Максима:

— Отдай быстренько!

— Зоя, почему он побежал в валенках?

Эмма Борисовна пытается заглянуть в комнату, но Зоя уже прикрыла дверь, уже прислонилась к ней спиной.

— Ничего, мама. Ничего.

Приемная директора завода. На составленных в длинный ряд стульях скучают в ожидании своего часа многочисленные посетители.

Из дверей кабинета директора выходит Нина Павловна.

— Товарищи, Александр Максимыч просил извинить его, но совещание затягивается, и нынче он никого не примет.

Все встают, все идут к ее столу, в приемной разом становится шумно:

— Ну как же так — столько ждать, и вот!..

— Безобразие, конечно!

— Форменное!

— Надеюсь, вы отдаете себе отчет, что это не прихоть?! — громко спрашивает Нина Павловна, и все вдруг смолкают: столько неожиданной власти слышится в ее голосе, настолько повелителен сейчас каждый жест, настолько решителен и даже как будто величав сейчас весь ее облик. — Через три дня у нас надвижка домны, событие, как понимаете, исключительное не только для нашего города, не только для Сибири, — уникальное в мировой практике!.. И у товарищей из министерства много вопросов к нам, это естественно.

И все начинают покорно расходиться, а Нина Павловна, гордо выпрямившись, все еще стоит, словно продолжая выпроваживать посетителей одним своим взглядом, и, может быть, именно поэтому излишне официально обращается к только что вошедшей Зое:

— Что у вас, Зоя Николаевна?

— У меня записка, — едва заметно усмехнувшись, говорит Зоя. — От отца.

— К Александру Максимычу?

Зоя протягивает листок:

— Нет, к вам…

И пока Нина Павловна читает, Зоя, глядя на нее внимательно, словно на что-то решается:

— Вероятно, мы с матерью были всегда несправедливы по отношению к вам, — медленно говорит она, когда Нина Павловна поднимает глаза от записки.

— Вот как?..

— Нет-нет, это я, понимаете, э т о я так считаю. Ее не переубедишь. Да и зачем?..

И Нина Павловна очень просто и очень благодарно говорит:

— Спасибо, Зоя.

— Только я не успела с ним поговорить и не очень понимаю, зачем ему это надо?..