Гарий Немченко - Брат, найди брата

Они остановились.

— Поехали обратно!

— На дачу? — удивился он.

— На дачу, да. И поскорей!

— А кто же этого врача встретит?.. — и он смотрит на часы. — Самолет уже вот-вот!

— Ничего-ничего!

Валерий явно тянет:

— Человек из Москвы как-никак… знаменитый доктор.

— Там есть кому встретить его, Валерий!.. Поворачивайте!

Машина не заводилась. Водитель вышел, открыл капот. Но в мотор он, однако, не заглядывал. Укрывшись за поднятым капотом, снова посмотрел на часы, и по лицу его было видно, что он над чем-то размышляет…

— Плохо дело, — сказал, вернувшись в кабину. — Боюсь, что она не заведется.

— И нам тут придется всю ночь куковать?

— Вообще-то по этой дороге мало кто ездит.

— Та-ак! — сказала Эмма Борисовна таким тоном, что ясно было: оправдываются ее худшие подозрения.

— Это я уж по старой памяти хотел тут проскочить, — миролюбиво говорил водитель, и непонятно было: то ли это обстоятельство огорчало его, то ли почему-то радовало. — А так сюда и палкой никого не загонишь… Она посмотрела не него испытующе:

— А если я дам слово, что я не стану мешать?..

— Николаю Фадеичу? — поймался Валера.

— Заговор! — всплеснула она руками. — Самый настоящий заговор!.. И против кого?.. Кто всю жизнь был с ним рядом, кто пытался, как мог… Заговор! И вы, Валера, кому я всегда безгранично верила, — и вы с ними тоже заодно!..

— Я с Николай Фадеичем заодно. И больше ни с кем.

— Даю вам самое благородное слово! — сказала она чуть торжественней, чем надо бы, и все-таки достаточно горячо и искренне. — Я только прослежу, чтобы они его одели как следует!.. Чтобы захватили все лекарства… И тогда я буду спокойна!.. И тогда вы снова можете везти меня хоть в аэропорт, хоть на этот пустырь… прошу вас, Валерий!

— Вы дали слово…

— Да!

Он вздохнул, покачал головой: мол, тоже есть резон в том, что говорит Эмма Борисовна, — жена все-таки!..

И машина тут же завелась и стала разворачиваться на пустынной дороге — только Валера нет-нет да и поглядывал опасливо на Эмму Борисовну: не обведет ли она его вокруг пальца?! Не обманет ли?

К коттеджу Веденина, около которого, постреливая дымками выхлопов, стояла другая «Волга», они подъехали, когда сборы здесь были в самом разгаре.

Зоя с Райхом помогали одеться Веденину, а Нина Павловна укутывала Максима. Он-то и увидел первым Эмму Борисовну:

— Атас!..

Дедова школа.

Все они замерли, словно застигнутые на месте преступления виноватые школьники…

— Но ведь я тебе специально везла из города другой костюм, Коленька! — с громким укором сказала Эмма Борисовна, раздеваясь на ходу, и первым делом подошла к шкафу, выдернула из него вешалку с пиджаком, на котором конечно же висела Звезда Героя Труда.

Над чем другим, но над этим Веденин, ясное дело, не задумывался и теперь покосился на Райха: что ты, мол, с нею будешь делать?..

Райх незаметно подмигнул ему: пусть!..

И пока Веденин с помощью дочери надевал этот пиджак, Эмма Борисовна продолжала свой инспекторский смотр.

— А носки?! Зоя, неужели нельзя было догадаться? А зачем достали новые валенки?.. Неужели непонятно, что в растоптанных будет удобней? А варежки в карманах?!

Но вот все одеты. Все, кроме Эммы Борисовны.

И всем вдруг снова становится неловко.

— По вашему плану, как я понимаю, кто-то должен был здесь остаться, — говорит Эмма Борисовна, явно довольная сейчас и своею ролью, и тем, с каким достоинством она ее исполняет. — Чтобы сказать, если спросят: Николай, мол, Фадеич попросил его не беспокоить… Я все правильно понимаю?!

— Все правильно, мама, спасибо, — начала Зоя.

— Остаться должна была я, — сказала Нина Павловна тоже чуточку виновато. — Зое Николаевне надо быть на площадке — там в эту махину лаборатория понаставила датчиков… Ей надо… А я могу остаться, Эмма Борисовна. Может, вы поедете вместе… вместе со всеми?

— Мое место всегда было здесь! — в голосе у Эммы Борисовны слышалась сейчас неподдельная горечь, но голову держала она высоко, смотрела гордо. — И я побуду тут, не волнуйтесь. Я все, что надо, скажу…

— Ты извини, мама, — опять начала было Зоя.

Но Эмма Борисовна только поправила воротник на шубе у Веденина.

— Смотри не простудись! — дотронулась до шарфа на шее у Максима и обернулась к Райху: — Поглядывайте за моими мужчинами, Виктор Карлович, прошу вас!

Может быть, доктор Райх чувствовал себя сейчас виноватым больше, чем все другие?.. Теперь его словно прорвало:

— Нет-нет, что вы!.. Я только потому и согласился поддержать эту безумную, с моей точки зрения, затею, чтобы самому… лично, понимаете?.. Лично за всем проследить. Нет-нет!.. Не беспокойтесь!.. И я должен вам сказать, что вы… что вы сегодня… Это не комплимент для женщины, но вы, Эмма Борисовна, вы мужественный…

Все уже выходили, поддерживали Веденина, подталкивали, чтобы не мешался, Максима, и Райх, не договорив, поцеловал руку Эммы Борисовны и бросился помогать остальным.

За окном взревел мотор, резко взяла с места «Волга».

Эмма Борисовна туда и сюда прошлась по комнате. Ее знобило. Накинула платок и села у камина, с тумбочки рядом взяла книжку. Открыла наугад и, борясь с подступающими слезами, вслух начала читать:

— «Так прошло лето и наступила холодная осень… И когда старый сэр Томас окончательно решил, что он умирает, он велел посадить себя у камина, собрал вокруг себя многочисленных своих домочадцев и сказал им: вот вам мое завещанье…»

И Эмма Борисовна горько заплакала.

А отчаянно-веселый Веденин шагнул через порог тепляка, в котором все еще переобувался старый монтажник.

— Говорят, Игнатьич, смущаешь народ, а?.. Фунда-а-мент не выдержит!

— А ты в окошко, Николай Фадеич, поглянь! — тоже весело жалуется монтажник, явно довольный появлением Веденина, с которым можно поговорить по душам. — Разве проектировщики на такую толпу рассчитывали?.. Вон сколько народу без дела на площадке толкается. И худеньких, скажу я тебе, нету, а все — под центнер!.. Только что перед тобой один из министерства заходил: центнер с лишком, я так прикинул!

— Значит, помощь тебе требуется?

— Дак если б можно бы их всех куда с глаз подальше!

С видом опытного заговорщика Веденин спрашивает:

— Полчасика на это дело мне даешь?

На широких скамейках в тепляке уже сидели и Максим, с которого Зоя успела стащить шубку, и Виктор Карлович со своим докторским саквояжем.

Раскрылась дверь, и, пропуская вперед Нину Павловну, в тепляк вошел радостный Ступин.

Веденин, не здороваясь, достал из кармана шубы бумагу:

— Почитай-ка!

Тот побежал по бумаге глазами, почти тут же оторвал их:

— Мне говорили об этом акте.

— А-акт! — сказал Веденин насмешливо. — Дуля в кармане, а ты — а-акт!.. — и потряс бумажкою. — Нравится?..