Шабданбай Абдыраманов - Белый свет

— А вот и наш замначальника производства! Иди сюда, Маматай!

Каипов увидел улыбающегося Алтынбека среди принаряженных и торжественных ткачих. Тут же был безмятежный Парман и еще три-четыре наладчика. Около них крутился юркий фотокорреспондент, усиленно щелкающий фотоаппаратом, который, увидев Маматая, выжидательно остановился.

— Ну скорее же, тебя одного ждем, — опять нетерпеливо позвал Алтынбек.

Но Маматай наотрез отказался:

— Заслужить надо такую честь! — И тут же узнал: — Что, специально приехали снимать нашу бригаду?

— Не-ет, — замялся Алтынбек. — Интересует газету наша автоматическая линия в отделочном… та, что монтируется… Ну да все равно… И у тебя есть, что снять. Руки у твоих девчат золотые! — И Алтынбек лихо подмигнул ткачихам, мол, видите — горой за вас стою.

— Линия еще только монтируется, а звону уже! — сказала Халида, ревниво скосив глаза на застывшего в нерешительности корреспондента.

— Нет, Халида, ты не права, — покровительственно взглянул на нее главный инженер. — Автоматика в отделочном — это практическое свидетельство научно-технической революции на нашем комбинате!

— Несмотря ни на что, введем мы линию раньше срока… Твой муженек, Халида, не допустит, чтобы главный инженер бросал слова на ветер. — На тонких губах Алтынбека сияла неизменная улыбочка, давно уже никого не трогающая и не вдохновляющая. К ней привыкли так же, как и к его безукоризненному костюму, отполированным ногтям и прямой походке.

Главный инженер явно недооценивал темперамента черноглазой Халиды. Подбоченясь, она стала наступать на Алтынбека, приговаривая:

— Ах вот как! Значит, ты, Алтынбек, в ответе за то, что мой муж забыл о доме — днем и ночью в цехе?

— Несознательная ты, Халида, нет у тебя гражданского долга, — как мог, защищался Саяков, благоразумно отступая за спины ткачих.

— Значит, вы многого ждете от линии? — перешла на серьезный тон ткачиха.

— А как же. Станет легче труд, улучшится качество продукции, — загибал пальцы на руке Алтынбек, — высвободятся рабочие руки…

И тут всех насмешила юная Сайдана. Она всплеснула руками, а потом, прижав их от смущения к раскрасневшимся щекам, воскликнула:

— О аллах! Если всю работу сделают машины, мы-то на что?..

— Не волнуйся, сестренка, и нам дела хватит. Станешь отличной ткачихой, как Бабюшай, — никакие машины не страшны. — И радовался про себя, что Сайдана наперекор старому Каипу приехала к нему на комбинат и упорно овладевает под началом у Бабюшай рабочей сноровкой.

Сайдана же очень быстро забыла свои, только что пережитые огорчения. Она улыбалась, узнав, что фотография будет помещена в республиканской газете и ее, конечно, увидят кишлакские подружки. Сайдане к тому же нет нужды опасаться, что ее не разглядят земляки, если получится неразборчиво — корреспондент обещал подписать снимок: «Красавица Сайдана учится ткать ситцы». И девчонке верится в то, что ее веселые подружки, увидев, какая она счастливая на снимке, обязательно приедут учиться на ткачих, чего ей пока не хватает для полного душевного комфорта.

Бабюшай смотрела на Сайдану, такую доверчивую, по-детски открытую, и улыбалась. Кто знает, чему? Может, своим мыслям, а может быть, вспоминала себя такой же зеленой и смешливой и немножко завидовала тому, что у Маматаевой сестры — все сейчас впервые, все внове, светло и искренно, не охлаждено житейским опытом. И Бабюшай осознавала всю ответственность и за Сайдану, и за всех учениц, пришедших на комбинат, за их счастье. И еще: только почувствовав интерес к работе и уважение к себе, ученики смогут поверить в свое рабочее призвание.

Маматай узнал о предстоящем собрании сразу же, как вернулся в цех после десятидневной командировки. Собрание должно было подвести итог их полугодовой работы, их ткацкого производства и обсудить кандидатуры передовых рабочих, выдвинутых на присвоение звания ударников коммунистического труда. У парня так все внутри и перевернулось от возмущения, когда он в списке увидел и фамилию Пармана. «Парпиев — ударник коммунистического труда, виданное ли дело!.. Да, но об аморальном поступке Пармана на комбинате многие и не подозревают… Как отнесутся люди к моему выступлению против кандидатуры Пармана? Работник он старательный, умелый, а по делам в первую очередь у нас и судят о человеке» — так рассуждал Маматай, направляясь со списком в руках в партком к Кукареву.

Парторг долго сидел, опустив глаза, узнав об истории Пармана и Шайыр и еще о многом, что удалось заметить Маматаю за своим подчиненным. Судя по всему, рассказ парня его расстроил. Наконец он встал из-за стола, тяжело опираясь на палку, прошелся по кабинету. Маматай видел, как дрожали руки у парторга, когда он вернулся на свое место, и стал машинально перекладывать папки на столе.

— Знаешь, дружок, — обратился он к Маматаю. — Все это не так просто… Будем разбираться. А пока иди и спокойно работай — несправедливости не допущу, обещаю тебе.

Маматай шел в цех и вспоминал, с кем на комбинате он разговаривал о Пармане: «С Бабюшай… Вот сейчас с Кукаревым… Да, еще пробовал с Алтынбеком!» Но главный инженер даже слушать не захотел, отмахнулся, мол, некогда, дела…

Большую часть собрания заняло выступление главного инженера о выполнении производственных обязательств, о плане работы. Он привел много цифр, сравнил их с предыдущими показателями и, наконец, перечислил передовиков, среди которых был особо отмечен Парман. Речь Алтынбека лилась гладко, без заминок, не раздражала слуха, даже ласкала его. Надо сказать, что и главный инженер старался угодить слушателям изо всех сил и спустился с трибуны, вытирая белоснежным платком вспотевший лоб.

Кукарев говорил спокойно и просто, не повышая голоса, не навязывая своего мнения, а убеждая на примерах из повседневной жизни комбината: о значении коммунистического труда, политическом и социальном, для общества и для каждого человека в отдельности не как рабочей единицы, а личности, сознательной и требовательной к себе и другим…

Сумел-таки парторг задеть присутствующих на собрании за живое. Зал зашумел, как улей, послышались дельные замечания и предложения.

Кукарев выжидательно поднял руку:

— Тише, товарищи, не все сразу! Давайте начнем обсуждение предложенных кандидатур передовиков. — Он внимательно осмотрел присутствующих: — Ну, хотя бы с тебя, Маматай, прошу…

Парень поднялся на трибуну, глухо прокашлялся. Видно было, как он волнуется.

— Разрешите мне, — начал он глуховатым севшим голосом, — поздравить наших передовиков, — и вдруг не выдержал, заспешил, скомкал выступление: — Я против, товарищи, чтобы Парману Парпиеву присвоили звание ударника комтруда! Не заслужил он его. Вон он сидит, Парман-ака… Пусть сам признается во всем, что не достоин, потому… потому что лучше если сам он, а не я назову причины…