Шабданбай Абдыраманов - Белый свет

Жапар согласно кивал бритой, лоснящейся от густого летнего загара головой:

— Так-так, парторг. Маматая нужно направлять, а не тормозить. Разгон не только машине нужен, но и человеку, верно говорю?

Кукарев добродушно улыбался, пряча свои небольшие синие глаза в смешливых морщинках, сутулился и кашлял, усиленно налегая ладонью на рукоять своей трости.

Старые друзья не только тешили себя такими проникновенными разговорами. Они действовали. Первым на Беделбаева «вышел» парторг. Обычно он появлялся в кабинете директора без вызова и без предварительного уведомления по селектору, не обращая внимания на требовательные призывы вернуться властной директорской секретарши. Находясь в приподнятом настроении, Кукарев, сияющий и энергичный, широко размахивал свободной рукой. Если же у парторга что-то не ладилось, слышался его низкий, громогласный бас. Кукарев возмущенно рокотал, и глаза его при этом студили стальным отливом, заставляли нервничать, суетиться виновника его гнева. Конечно, умел быть Иван Васильевич и сдержанным, и суровым, но это исключительно с подчиненными, допустившими умышленно ту или иную оплошность.

В тот день он появился у директора мирным и печальным и начал разговор с того, что вот стареем, Темир Беделбаевич, а замена не готова. Где, мол, теперь старикам угнаться за молодежью, время о преемниках помыслить.

Беделбаев настороженно поднял на него глаза, и даже сквозь сильные стекла очков было видно, как они настороженно, выжидательно обращены к парторгу.

— Ой, совсем никуда не годимся, — поддержал дипломатично и Беделбаев парторга. — Будто прочел ты, Иван Васильевич, мои мысли, только что об этом раздумывал.

— Вот и ладненько, когда мысли, у руководства совпадают, — лукаво прищурился Кукарев и сразу же перешел в наступление: — Надо решать, директор, с Каиповым. Не на месте парень. Молодой, перспективный специалист-производственник, да такие теперь на вес золота! Многие ли теперь тянутся к станку, к цеху, так сказать, к горячему делу? Бумажных-то душонок развелось полным-полно! Да и таких, что заканчивают институты и сразу же норовят в научно-исследовательские и проектные организации… А Каипов — наш, комбинатский, дотошный… А мы что? Чуть споткнулся — и вон. Да ладно бы если, совсем! А то нелюбимой работой наказываем! Отучаем от творческого труда, отбиваем охотку. А без охотки поиска нет и не будет! Я кончил, товарищ директор. Слово за вами.

Беделбаев вдруг не на шутку обиделся, свел густые, кустистые пучки бровей к переносью:

— Напрасно ты так, Иван. Васильевич. Что же теперь нам премию выписать Каипову за его художества?

— Премию не премию, а разобраться должны по справедливости. Пора. На нас ведь, на наше отношение к работе, к людям равняются и наши подчиненные. А как же иначе? Учатся и нашему отношению к делу, и нашей распорядительности.

Беделбаев продолжал хмуриться. Ему было неприятно, что Кукарев своим визитом опередил его. А теперь создалось впечатление, что он, Беделбаев, тормозит, не желает разобраться с Каиповым, а Кукарев — иной, деловой, оперативный.

Уловив настроение директора, Кукарев примирительно улыбнулся, сменил тон:

— Кажется, в открытую дверь ломлюсь, а? Ну что ж, бывает…

Беделбаев с уважением и облегченно взглянул на Кукарева, удивляясь его чуткости и понятливости: «Хорошо такого друга иметь, чтобы вот так, с полунамека, с полунастроя…»

— Прав ты, сто раз прав, парторг, сам я так давно решил, да вот, знаешь, текучка продыху не дает: то этот ученик, слесаря, — директор болезненно поморщился, все еще не в силах примириться со случившимся, — то еще что-нибудь. А тут монтажник Петров — хлоп заявление на стол, мол, уезжаю, хватит, так работать нельзя… Вот и крутись директор. А ведь такие дела не обязательно до директора доводить… Никто мне не помогает, только спрашивают. Ох, прав ты, Иван Васильевич, совсем старый, считаться не хотят…

Теперь уже Кукареву пришлось утешать директора:

— Да я это так. Мы же, Темир Беделбаевич, — стайеры, мы еще свою дистанцию не преодолели. — И опять глаза у Кукарева сделались лукавыми, шустрыми. — Нам еще Маматая подготовить в директора надо.

Улыбнулся и Беделбаев, а такое с ним не часто случалось:

— Согласен, парторг. Смена нам ой как нужна. А ум не только собственным опытом достигается, не зря же мы прожили свою жизнь… А с Каиповым, стыдно признаться, пошли мы на поводу у Саякова. А намного ли он старше сам-то и опытнее Каипова? Наш главный инженер? Нужно нам к его работе присмотреться повнимательнее…

Кукарев почувствовал, что сейчас самое время напомнить директору про автоматическую линию, чтобы его слова не показались Беделбаеву жалобой на главного инженера.

— Помогать молодым надо, Темир Беделбаевич, но и спрашивать тоже.

— Совершенно согласен, Иван Васильевич. Кем же вы предлагаете вернуть Каипова в цех? А-а, понятно, значит, пусть пока в сменных мастерах себя зарекомендует. Ну что ж, пусть будет по-вашему.

— Пригодится ему в дальнейшем. С людьми научится ладить, да и изобретатель из него, думаю, получится… А с вопросами техники безопасности и организации производства нужно решать нам на административном уровне. Раз оказались один раз в прорыве, может случиться и второй, и третий… Значит, назрело. А Каипов, я считаю, только проявил ненужную самодеятельность, вернее, мы сами вынудили его, так как остались глухи к сегодняшним текущим проблемам. Вот, товарищ директор, мое мнение как партийного руководителя.

Кукарев остался вполне доволен своим конфиденциальным, как он сам отметил, разговором с директором. Но для полной уверенности в положительном результате своей миссии не возражал, когда к директору с тем же разговором отправился и Жапар-ака. Вернулся он недовольный, даже сердитый.

— Что же не сказал, что побывал уже у Беделбаева?

— Да я как, Жапар-ака, решил! Кашу маслом не испортишь, верно?

Жапар, захватив сивый клинышек бороды в кулак, дробно, по-стариковски рассмеялся, выжимая мелкие слезинки-бусинки из покрасневших от напряжения глаз.

— Ох-ох, — хватался он за правый бок, — ох, до колотья рассмешил. Ай да стратег, ай да Иван Васильевич!.

Кукарев же довольно широкой ладонью расправлял усы, большой, костистый, сутуловатый, казался Жапару-ака большой, печальной и доброй птицей, готовой всех прикрыть от беды своим надежным крылом.

Что ж, главное всегда доброта и человечность. Если они есть, то выигрывает, конечно, и дело, и сами люди. Так уверенно думали о жизни и Жапар-ака, и Кукарев и знали, что так же понимают жизнь и многие люди на земле.

Маматай появился на комбинате и сразу же был введен в курс всех новостей и дел. Ему было хорошо и легко среди своих ребят и девчат и шутить и говорить серьезно. Рабочий день прошел, и Маматай даже не заметил, как он промелькнул.