Шабданбай Абдыраманов - Белый свет

Жапар и сейчас с жутью, леденящей его многое выстрадавшее сердце, вспоминает, как раздался над его ухом резкий хлопок выстрела, — тарс! — и он кувырком покатился вниз, страшно долго летел, переворачиваясь в воздухе, и наконец шлепнулся обо что-то мягкое и сырое… Потом он погрузился в какую-то томительную вязкую тьму, а когда пришел в себя, увидел где-то далеко-далеко, как со дна глубокого колодца, кусочек ночного неба и яркую мерцающую звезду. Жапару показалось, что она понимающе подмигивает ему, мол, ничего, раз прошел через такое — жить будешь, держись, джигит, тебе теперь еще долго по земле ходить…

Суранчиев прислушался. Тишина, только где-то рядом журчит вода, наверно в сае [19] Сай — ручей. … И тут до него приглушенно донесся истошный лай собак в кишлаке, потом — отчаянные возгласы и шум борьбы, потом снова глубокая тишина.

Все — и звуки, и очертания, приглушенные теменью, и даже самые близкие предметы — представлялось ему, как во сне. Видно, все-таки, падая с обрыва, Жапар стукнулся головой об острый каменный выступ. Он внимательно ощупал голову и обнаружил на лбу глубокую, кровоточащую ссадину, идущую наискосок к виску, но следов пули не нашел. Неужели промазали? Что-то не верится, ведь стреляли в упор… Жапар и сейчас, много лет спустя, не разгадал этой загадки, отчего остался жив, кому обязан своим спасением? Видно, и среди басмачей были случайные, не способные убить невиновного, люди… А тогда Жапар был просто не в силах думать обо всем этом. Он сделал невероятное усилие над собой, оторвал от рубахи рукав и перевязал голову, чтобы остановить кровотечение. А в сознании у него пульсировала одна-единственная мысль: «Жив!.. на самом деле?.. Неужели я остался жив?» И Жапар опять ощупывал себя, не в состоянии поверить в свое чудесное избавление…

Приостановив кровотечение, Жапар смог получше осмотреться вокруг. Он переползал от одного распластавшегося тела к другому, стараясь уловить хотя бы слабые признаки дыхания, но они уже начали остывать… И тут Жапар явственно услышал стон и пополз на него. На краю ущелья, зацепившись штаниной за куст арчи, буквально в каком-то метре над острыми камнями, скопившимися в изложье обрыва, вниз головой висел Баясов. Он был в забытьи, видно, от большой потери крови, и Жапар понял — надо спешить. Обдирая пальцы, на ощупь Жапар рвал и таскал к изголовью Торобека все, что попадалось под руку — ветки, траву, прелые листья… Проверив, достаточно ли такого слоя, чтобы смягчить удар, Жапар потянул Торобека под мышки: затрещала грубая ткань, и Торобек рухнул на подстилку, предохранившую его от неизбежных ушибов.

«В сорочке мы с ним родились», — радуясь за себя и за друга, решил Жапар. То волоком, то катя перед собой с горушек, Жапар добрался до кишлака и срочно отправил Торобека на арбе в городскую больницу, а сам собрал и возглавил отряд из десяти кишлачников, потому что не мог ждать прибытия отряда самообороны или чекистов. Басмачей надо брать по свежему следу, иначе ищи ветра в поле…

Жапар напал на след в самом конце ущелья, а он привел отряд на джайлоо. Налетчики зарезали нескольких колхозных коней, увезли с собой самых красивых девушек и женщин кишлака и пировали в свое удовольствие на свободе, уверенные в полной безнаказанности.

«Что делать? Сейчас они пьяные от кумыса, женских ласк и опиума, так что самое время приняться за них под покровом ночи! А если опомнятся и успеют сесть в седло, поскачут на нас и, конечно, сомнут, стопчут конями» — так лихорадочно, боясь потерять драгоценное время, размышлял Жапар, глядя на раскинувшиеся невдалеке юрты и русские военные палатки басмачей.

— Изготовьсь! Будем атаковать! — наконец решился Жапар, проверяя винтовку.

Но его отряд только щелкнул в ответ на команду предохранителями — остался на месте. Тут же послышались недовольные голоса:

— Ты что, Жапар, опомнись! Они же нас сомнут…

— На верную смерть гонишь?

— Нам жизнь еще пригодится, начальник…

— Отпусти, Жапар, с миром, дети у меня маленькие, именем аллаха прошу…

Жапар поднял руку, призывая к тишине и вниманию:

— Пойдут со мной только добровольцы! Кто согласен?

Никто не проронил ни звука.

Тогда Суранчиев решил пойти на хитрость.

— Нам необходимо создать видимость численного превосходства, — объяснил он кишлачникам, — а в этом нам поможет местоположение — эхо здесь звучное, с многократным отражением, будет метаться, запертое в ущелье. Так вот, рассыплемся по кругу и устроим пальбу… Главное, побольше шума. Вот увидите — побегут, как миленькие, только пятки засверкают…

— Как же, побегут!.. Их пятьдесят, а нас раз-два, и обчелся, — все еще сомневались односельчане. — Мы и стрелять-то толком не умеем…

— А в цель тебе стрелять и не придется. Пали побыстрее, да успевай перезаряжать, чтобы грохота побольше. Говорю, верное дело.

— Это мы можем… На это согласные…

Выстрелы распороли тугой, как шелковое полотнище, воздух расселины, раскатились, умножились гулким эхом, многократно разлетевшимся:

— Тарс-тарс-тарс…

Басмачи, в чем были, стали выскакивать из юрт, на ходу натягивая на себя одежду, а то и просто так, в чем на свет появились, и кидаться в сай, протекавший по дну расселины, а тот выносил их в безопасное, как им казалось, место.

После позорного бегства врагов отряд Жапара благополучно вернул в колхоз угнанных было коров и коней. Взяли они и военные трофеи: пять винтовок и несколько ящиков патронов к ним.

В кишлаке их встретили как героев. И жители селения впервые за многие месяцы уснули в эту ночь спокойно, почувствовав, что теперь у них есть надежная защита, готовая в любой момент дать отпор налетчикам. Не спали только Жапар и семьи, потерявшие отцов и сыновей…

Жапар, не дожидаясь утра, отправился вдогонку за Торобеком…

Баясов несколько дней был между жизнью и смертью, и врачи не могли дать Жапару никаких гарантий, на все вопросы его отвечали односложно, мол, состояние тяжелое, правда, организм крепкий, может выдюжить.

А тем временем по округе поползла злонамеренная сплетня, добравшаяся вскоре и до Акмойнока. Дехкане под большим секретом передавали друг другу, что легкие Баясова продырявила басмачья пуля и вся кровь вытекла, а Торобеку в жилы налили русские врачи другой, неверной. Правда, совершилось чудо, и Торобек ожил, но стал, помилуй нас аллах, кафиром [20] Кафир — гяур, неверный. . И чем дольше сплетня ходила из уст в уста, тем больше приобретала злости и неправдоподобия. Теперь уже на каждом углу судачили о том, что ради спасения Торобека закололи здоровенного кабана и перекачали в Баясова кабанью кровь… А злосчастный Торобек оттого встал с больничных носилок, хрюкая по-кабаньи…