Ахмет Мальсагов - Человек, которому всегда трудно

Кожаная сумка вдруг выскользнула у нее из-под мышки. А обе руки заняты авоськами.

Я хотел было подбежать, чтобы помочь, но меня опередил какой-то худощавый прохожий в красивом костюме кремового цвета. Он быстро поднял сумку, поклонился девушке.

— Отдай сумку… — прошептала вдруг девушка в страхе и закричала на весь сквер: — Жулик!

Милиционер — сержант милиции — как из-под земли вырос.

Девушка выпустила авоськи, вырвала свою сумку, отдышалась и заговорила:

— Видали? Улыбается! Товарищ милиционер, я его еще не базаре приметила. Он за мной следил.

— Поверьте, я без всякого умысла… — залепетал мужчина в кремовом костюме. — А сейчас я вам только помочь хотел…

— Эш-ша! — издал Марзи возглас удивления и крикнул милиционеру: — Это сапсем глупы женчин!

Меня он строго окликнул и сказал, чтобы я не лез, там свидетелей хватит и без меня: пенсионеры защищали прохожего в кремовом костюме. Он растерянно молчал. Улыбка так и не сошла с его лица. Это бывает, когда человек очень растерян или испуган.

— Картина ясная, — прервал розовоскулый сержант пенсионеров. — Гражданка проявила свою некультурность. А вы, гражданин… как вас?..

— Цирценис, — ответил кремовый, совсем обнажив в улыбке длинные белые зубы.

— Вы, гражданин Цирценис, проявили, наоборот, свою культурность. Можете приступать к продолжению своей прогулки.

— Отпускаешь?! — повернулась девушка к сержанту. — Во у нас как! Да его же по глазам видно! Не зря он все утро за мной по базару… А сумку как схватил, видали?

Цирценис прижал руки к груди, он сильно волновался:

— Девушка, простите… Элементарная вежливость… Разумеется, я готов с вами пройти…

— Пройдемте, — вздохнул сержант. — Раз гражданка настаивает, выясним личность…

Я любуюсь фонтаном, нежной весенней зеленью и размышляю над историей, которую мы только что видели. Кто должен учить «культурности» эту рыжую девушку? Сержант? А этот бедный Цирценис… Может быть, он сейчас в милиции сидит и жалеет, что его когда-то научили вежливости? Из-за нее он ведь и влип.

Марзи тоже размышляет.

— Может быть, — говорит он, — этот человек с птичьей фамилией («цир-цир» — синица) действительно жулик? Или даже бандит…

— Бандспособник, — шепчет мне Бука, давясь от смеха.

— Иначе зачем он следил за девушкой на базаре? — размышляет Марзи; зевает, сладко зажмуривается и откидывается, подставляя лицо ласковому солнцу, старательно подбирает русские слова: — Исключительно хорошо фонтан вода бросайт! Глаза закрывайт — как горный речка журчает…

Задремал, что ли? Пусть греется. У нас говорят, что весна — это пора, когда старики мерзнут. Они потратят за зиму свое небольшое тепло и мерзнут. Пусть Марзи набирает тепло, чтобы легче было дотянуть до лета. Мы с Букой отходим на соседнюю скамейку, потому что сидеть с Марзи нам не положено.

Бука медленно и мечтательно озирается кругом и тихо говорит:

— Любовь.

«Любовь»?.. Ей, Буке, всего двадцать шесть. Вдова. Наверное, у нее еще должна быть впереди любовь. Но почему она произнесла это слово сейчас? Я всегда смущаюсь, когда слышу это слово. Я стараюсь не смотреть на Буку, но мне будет жалко, если она сейчас опять засмеется.

— Я начала смеяться знаешь когда? — говорит Бука безразличным голосом. — С того дня в детстве, когда вдруг сообразила, что меня нарекли Букой и что это слово обозначает. С тех пор смеюсь и не могу остановиться.

— Смейся на здоровье. Я думал, ты хотела сказать о чем-то всерьез. А у тебя опять шуточки.

Однако у Буки сейчас совсем не шутливое настроение. Она сорвала с куста светло-зеленый по-весеннему листок, задумчиво водит им по пухлой красной губе и говорит:

— Только в двух случаях человеку грешно смеяться: когда чья-нибудь смерть и когда…

Я жду.

— …любовь!

— Марзи тебе все время жениха приглядывает. Ищет, кто получше.

— А-а, дождешься от вас! Любовь не ищут. Она сама приходит.

— Чего ты вдруг заговорила об этом здесь? — подозрительно спрашиваю я и поглядываю на скамейку, где засели пенсионеры.

— Чужую любовь я увидела! Не свою. Этот чудак с длинными зубами, «бандспособник»…

— Влюбился в рыжую, которая потащила его в милицию?

— А ты разве не слышал, как он сказал ей: «С вами я готов на край света», — задумчиво водит Бука листочком по губе.

— Он сказал ей: «Я готов пройти». В милицию!

— Ты только слова слышишь. Значит, ты никогда еще не любил, Шамо.

— Они ведь совсем разные люди!

— «Разные»… — усмехнулась Бука. — Вон идет девушка, видишь? Что лицо, что платье, походка — настоящая артистка! А вдруг бы в тебя влюбилась? В токаря. В деревенского парня. Настоящий человек не звание ищет. А сердце. Угадывает!

«Артистка» ничего во мне не угадала и прошла мимо. Я тоже в ней ничего не угадал. И все равно такая безысходная печаль была у меня в сердце, таким я почувствовал себя обездоленным, несчастным человеком, что хоть плачь. Лучше бы я сейчас сидел в милиции, как этот Цирценис, лишь бы у меня была любовь, как у него.

И она ко мне тотчас пришла — любовь. Конечно, в эти минуты я не смог бы поклясться, что это — она, любовь. Я ведь до сих пор не знал, какая она бывает.

Я вам просто расскажу, что и как произошло.

По другую сторону клумбы подошли к скамейке и уселись трое: бородатый старик, старуха и девушка. Лица этой девушки я и не разглядел: она как села, так сразу раскрыла книгу и опустила голову.

За их скамейкой, где-то в кустах, тотчас заиграла музыка. Словно там только и ждали появления этих троих, чтобы завести магнитофон.

Старик и старуха забеспокоились, а девушка что-то сказала им равнодушным голосом и показала куда-то головой. Наверное, предлагала: уйдем, если вы не любите музыку.

Старик замотал бородой и раскрыл шахматную доску. Наверное, он именно здесь решил ждать партнера.

Девушка вскинула голову, презрительно пожала плечами, и лицо у нее стало хмурое.

— Хорошенькая? — спросила Бука и расхохоталась так, что старик вскинул голову, вздернул брови и пристально посмотрел на Буку.

Я вздрогнул от этого ее смеха, как от удара плетью. Бука расхохоталась еще громче, Марзи открыл глаза и вскочил со словами:

— Пирод!

Вперед так вперед. Мы шли через сквер по тенистой аллее. Я шел и думал: кто же из нас двоих только что ошибся — я или Бука? «Когда видят любовь — не смеются», — уверяла она, а сама… Значит, я ошибся? Значит, не любовь? Пусть это называется как угодно.

Мы пришли к Хаматха́ну, одному из множества наших родственников, живущих в Грозном. Я и не знал, что у него новая квартира. То есть квартиры у него не было совсем, он жил в общежитии. Да и теперь у него не квартира, а комната в аспирантском доме. Двое их в этой двухкомнатной квартире: Хаматхан и еще какой-то ученый, тоже холостяк.