Ахмет Мальсагов - Человек, которому всегда трудно

Комендант двинулся дальше, мы за ним. Он остановился, опять сплюнул и добавил тихим голосом, сокрушенно:

— Слушай, парень… Ведь кроме правил с этим директорским фондом, кроме интересов завода и прочего, есть еще одно: добрый обычай. Со времен предков велось так, что в ауле каждый держал у себя в доме постоянно наготове гостевую комнату. Сами домочадцы теснятся иногда где могут, а кунацкая комната только для гостя. Котельщик — тоже гость, пока не обживется на заводе. Думаешь, не вдалбливали мы это Юсупу? И директор. И я. Этот Юсуп совесть потерял и стыд! Ну, пошли…

…Юсуп вышел на стук. Оглядел всех троих внимательно и объявил нам, что он нас в гости не звал. Так и сказал:

— Я вам объявляю, что я вас в гости не звал.

А знаете, что это такое, если горец говорит «объявляю»? Это значит, что дальше — его право действовать.

Слова словами, можно и не обращать на них внимания, теперь многие любят громкие слова. Но уж если горец не сошел сразу с собственного порога при виде чужих, тут все ясно и без слов: считает их врагами.

Я успел заглянуть в комнату. Там жена Юсупа, молодая и красивая, с цыганским лицом. И ребенок. Вещей почти нет: раскладушка и несколько узлов.

Я отошел к урне выбросить недокуренную сигарету, а Юсуп шагнул ко мне и говорит вполголоса:

— Эти двое не посмеют полезть, а ты что-то свободно держишься, Шамо… Не будешь потом жалеть? Дружбы у нас с тобой не было, а вражду ты себе наживешь. Ну, пока!

— Ты что же, уходишь? — всполошился комендант. — Ты же хозяин!

— Я-то хозяин, а вот гостей не вижу, — засмеялся Юсуп. — Мне пора в гараж.

Я швырнул сигарету и пошел к комнате Юсупа. Мне уже было наплевать, удалился он или торчит в конце коридора, наблюдает.

Я переступил порог первым. Жена Юсупа стоит в центре комнаты, смотрит на меня с любопытством, на лице никакой паники, а даже что-то задорное в цыганских глазах. Малыш, пузатый такой и босой, держится за ее платье, покачивается на ножках. Уронил свою конфетку, а поднять не может. Чтобы поднять, надо отпустить подол платья матери.

Я поднял его конфетку и отдал ему. Он подумал-подумал и протянул конфетку мне. Даже отважился отцепиться от матери, чтобы протянуть. Сразу видно: гостеприимный мальчик. И никакой обреченности у него в глазах. Понимаете, полная уверенность в глазах: «Ты, Шамо, хороший человек. Дарю тебе все свое богатство!»

Нужна мне его обсосанная конфетка… Я смотрю на мать, а она смотрит с любопытством через мое плечо: что это там выделывает комендант? Тот покрикивает, да так громко и браво, чтобы подбодрить себя:

— Начнем вот с этих узлов! Соседи, чего это вы столпились там в дверях? Расходитесь, не мешайте. Видите? Ордер! Законно выписан на другого. Шамо, выноси раскладушку! Заснул, что ли?

Нет, я не заснул. Я замер на миг от хорошей мысли, которая мне в голову пришла.

Жена Юсупа кинулась вдруг мимо меня к коменданту и со словами «Мои вещи посмел тронуть?!» ка-а-ак влепит ему одну за другой две звонкие пощечины…

Люди в дверях только ахнули хором.

Комендант медленно воздел вверх свои короткие толстые руки и приложил ладони к пухлым щекам. Ну словно к мусульманской молитве приготовился. Глаза растерянные, будто вопрошают: «Это что было, а? Объясните скорее, что же это было?»

— Дай мне ордер, — сказал я коменданту, подтолкнул его к дверям. — И пойдем отсюда. Пусть они себе здесь остаются!

…Примчался я в свое общежитие. Сосед мой по комнате спит. Пришел со смены и залег, чтобы заниматься всю ночь, когда мы в общежитии утихомиримся. Я поднимаю его на ноги, пробую втолковать, что к чему. Однако Башир спит и на ногах, бубнит пошатываясь и не открывая глаз:

— Если ты меня разбудишь окончательно, Шамо, ты будешь иметь дело со мной…

Я думаю, нам с ним будет хорошо в моем деревенском домике. Мотаться на автобусе туда-сюда, конечно, не хочется, но читать свои учебники Башир сможет и в автобусе. А в нашей комнате пусть себе живет котельщик.

Я осторожно веду Башира по коридору, толкаюсь в одну дверь, другую. Закрыто. Наверное, все еще в столовой.

Я отвел Башира в красный уголок, уложил на диван. Пусть отоспится здесь.

Перенести туда же все наше имущество — дело простое. Тумбочки и кровати можно оставить в комнате.

Теперь сходить за котельщиком, помочь ему донести чемодан. И я помчался к скверику.

Навстречу мне попался комендант, спрашивает:

— Директора не видел? Говорят, он где-то здесь прошел. Ну, Шамо, долго тебе жить, накликал ты на свою голову! Этот человек из района, Газзаев, сказал про тебя: «Гнать его из комсомола и с завода!»

К нам подошел Юсуп. Смотреть мне в глаза избегает и спрашивает через силу:

— Где ты сам собираешься жить, Шамо?

На земле я собираюсь жить. На земле. С людьми! Только объяснять это такому человеку мне не хочется.

Я тут же пожалел, что ничего не ответил Юсупу: у него глаза стали озерцами, как тогда в кабинете у директора. От обиды или от стыда передо мной, что ли, не пойму.

Комендант подбоченился и обратился к Юсупу:

— Видно, ты не считаешь меня мужчиной, если после всего случившегося осмелился подойти ко мне…

— Постой-ка… — прервал его Юсуп, глядя на землю, будто что потерял. — Постой-ка… Сейчас.

Он вскинул голову, резким свистком остановил мчавшийся мимо грузовик и сказал шоферу:

— Развернись. Жми к моим в общежитие и подкинешь их к нашим родственникам. Скажешь моей дуре, что на сборы я ей даю десять минут. Часы при тебе? Проследишь: десять минут, ни секундой больше. Передай ой эти мои слова. Она в таких случаях грамотная. Жми.

Мне Юсуп сказал:

— Иди, Шамо, восстанавливай свое нарушенное жилье. А я — к тому чеченцу, надо же помочь ему с вещичками…

— Эй, мужчина! — окликнул его комендант. — Все ты уладил, еще одно не забудь: между мной и тобой кое-что встало. Объявляю это! Не знаю, как в твоем роду, а в моем никто еще не оставался неотомщенным! Слышал? Я говорю о двух пощечинах. Не об одной. О двух. У нас и одну-то не принято прощать, если ты не забыл…

— А что между мной и тобой было? — пожал Юсуп плечами и улыбается нахально.

— Как! А твоя жена?

— С ней и разбирайся…

— Я?! С женщиной?! С твоей сумасшедшей женой?!

— Люди говорят, что твоя не лучше. Некогда мне сейчас!

Если бы вы знали, как мне тяжело слышать этот их разговор!

Вам смешно, что пухлый комендант обращается с угрозами к Юсупу? Мне ничуть не смешно. Так у нас часто бывает: начинается со смешной, иногда совсем пустяковой истории, а кончается кровной местью. Видите, как Юсуп себя повел? Даже не желает слушать коменданта. Тот, конечно, может добиться своего по официальной линии, подать в суд, если не постесняется связываться с женщиной. Но родственники не дадут коменданту все это так просто «списать». Они захотят посчитаться с Юсупом по-своему. Иначе над комендантом и его родней люди будут смеяться всю жизнь. Всегда найдутся такие подлецы.