Ахмет Мальсагов - Человек, которому всегда трудно

— Эш-ша! Как ты ловко и красиво эту девушку выручил! — сказал Шульц, когда Таня ушла.

Ушел Замир тоже красиво, умереть можно от зависти! Он бросил на прилавок две трешки:

— Окажи мне услугу, Шульц, отнеси вон тем старикам — не знаю, кто они, — лимонаду и мороженого. А вот этим негодяйчикам из ПТУ взвесь килограмм-два орехов.

— Эш-ша… Всё сделаю. Тебе повторить, Шамо?

— Нет, Шульц. У меня трешка осталась до получки, — говорю я громко.

— Да что за счеты… Я тебе и так налью… Ну как хочешь…

— Пока, ребята, — сказал Замир и удалился.

Я пошел через парк в гору, к каналу. Иду и размышляю о том, что далеко мне до таких девушек, как Кейпа. Допустим, только допустим на минутку то, чего никогда не случится: ей надо выбирать между мной и Замиром. Допустим, ей все равно, что у Замира и дом, и на «Волге» он раскатывает, и кошелек набит, а я расписываюсь за свои полтораста. Разве она не увидит другой разницы между мной и Замиром? Он на заводе рядовой контролер, но все же заочник института, станет инженером. А я? Простой токарь. Невоспитанный, неотесанный бедняга, который от своего деревенского отвык, а городское еще не выучил.

Нет, не видно Казбека. Небо гладкое, синеватое, а гор не видно, будто никогда их и не было в той стороне. Обманул ты меня, Казбек, вчера. Когда ты весь на виду, у меня на сердце ясно и радостно. Так было вчера, когда мы с дедушкой и Букой отправлялись в Грозный. Почему же я и сейчас смотрю в сторону Казбека с надеждой? Нет, больше не обманешь меня, Казбек.

Не выяснил я, что такое ревность. Нет у меня даже зависти к этому Замиру.

На том месте, где должен быть Казбек, теперь большая туча. Там, наверное, сейчас начнется страшный дождь. А у нас в долине столько солнца!

Прав был начальник цеха: интересная мне работа сегодня досталась. Только очень трудоемкая. Все время на минимальных допусках надо держаться. Даже о сигарете я после перерыва не вспомнил.

— Молодец, Шамо, — похвалил меня мастер. — Не рассчитывал я, что ты так быстро справишься. Иди покури, я пока тебя трогать не буду. Стой-ка, Шамо… Не тебя ли комсорг ищет? Наклонись, спрячь голову.

Цеховые начальники всегда боятся, что у них кого-нибудь заберут для выполнения комсомольского поручения. А мне с такими поручениями везет.

Я успеваю увидеть, что к нам на участок идет не комсорг цеха, а сам секретарь заводского комитета Хасан. Я засовываю голову в тумбочку с инструментом, усиленно ищу там сигареты и спички.

— Где он? — кричит Хасан мастеру. — Я же шел, видел его.

— Может быть, курить отправился? Я тоже его недавно видел.

— Да вот же он! Вылезай из тумбочки, Шамо. Смотри мне, мастер, как бы тебе в партком не отправиться. Его к директору вызывают, а вы тут в прятки со мной вздумали играть…

— Меня — к директору? — поднимаюсь я.

— Тебя, тебя. Жми, секретарша знает. Я тоже сейчас туда приду.

«Наверное, из Грозного позвонили директору, из милиции…» — мелькает у меня в голове. Я хватаю Хасана за руку:

— Не знаешь, зачем?

— Директор скажет. Ты мне свой профиль не показывай, Шамо! Ты всегда нос от поручений воротишь. Директор с тобой шутить не собирается, понял?

Хасан вырывается и убегает. Ничего я не понял! Не будет же мне сам директор поручение давать? «Директор шутить не собирается!» — вот это я понял.

Я перебираю в голове все свои грехи. Профиль я Хасану показывал только потому, что он с этой стороны у меня нормальный. Носа от поручений я никогда не воротил. А вот у Хасана одна привычка есть. Прежде чем что-то поручить, он обязательно меня отчитывает. Наверное, чтобы я не вздумал отказаться. И каждый раз добавляет, что у меня нет постоянной комсомольской нагрузки. Сейчас у директора и это всплывет, и то, что я не учусь заочно и что у меня нет ни одного рацпредложения. В таких случаях всё собирают. Ясно ведь, зачем меня вызывают. У Хахаева и его друга Шалвы ничего с сержантом, наверное, не получилось.

На «улице» нашего пролета меня останавливает Алим-Гора:

— Куда мчишься?

— Потом расскажу…

— Чего ты целый день какой-то взъерошенный? На людей кидаться вдруг стал. Зачем обидел из-за этой Нани бедного Шабазгирея? Он как раз вежливый и услужливый парень…

— Встать, суд идет! — говорю я Алиму. — Старики учат, комсорг учит, а теперь и ты…

— Считай, что я тебе ничего не говорил, — отворачивается Гора и уходит.

В приемной директора девушка-секретарь, какая-то новенькая, прошуршала на стуле юбками и приподнялась ровно на столько миллиметров, сколько нужно для того, чтобы я догадался: привстала по-горски из уважения к моему мужскому званию. Пригласила сесть. Я сел и стал ждать, поглядывая на высокую дверь, обитую кожей. Золотом на черном стекле: «Директор». Вот и его голос. Я вскочил и стал озираться, но голос звучал на столе у секретарши, по динамику: «Из ремонтно-механического пришел товарищ? Пусть заходит».

Я вошел и поздоровался. Директор ответил и показал рукой в сторону бокового длинного стола. Там я и сел.

На другой стороне этого огромного кабинета сидит женщина из нашего завкома и человек из райкома или райисполкома, не знаю. По-моему, фамилия его Газзаев, он в нашем районе лекциями заведует или чем-то таким. Во всяком случае, не милицией. Я слушал один раз его лекцию о пережитках. Очень он крутой разговор тогда вел.

Вбежал длинный Хасан, поправляя сбившийся набок галстук:

— Коменданта нашел, он на крыше главного корпуса проверяет заливку. Сейчас придет.

— А наш герой?

— Герой уже идет.

— Ладно, нам пока нужен комендант. Подождем. Значит, герой — не я! А может быть, всех таких сегодня решили собрать?

Конечно, так и есть. Потому что директор протягивает Газзаеву папку и говорит:

— На, полистай пока приказы дирекции. Увидишь, мы не прощаем ни одного случая хулиганства, самовольства, нарушения дисциплины. Ни одного. А Хасан тебе прокомментирует, если что неясно. Нарушители в основном по его линии: молодежь.

Профсоюзной женщине директор дает новый номер какого-то журнала, а мне приносит и кладет передо мной тоже папку:

— Тебе интересно, Шамо, знать, какие рекламации поступают на наши сверлилки? Много еще у нас брака, справедливо на нас жалуются потребители. А вы, комсомольцы, мало пока жмете на качество…

Всем дело дал, чтобы не скучали. И разговаривает со мной так, словно я никакой не нарушитель. Ну, это давно всем известно, что директор у нас вежливый.

Интересно, чем он займется сам? Он жмет на кнопку, говорит вошедшей секретарше:

— На прием женщина из сборочного записывалась. Пришла? Пусть зайдет.

Входит женщина, я ее не знаю. Девушек я всех в сборочном знаю, а пожилых как запомнишь? Эта даже сверхпожилая. Еще лет пять — и начнет носить платье-макси, как у моей бабушки Маржан: до пят, по-старушечьи.